— Знаешь, однажды я читала книгу о писательских заметках. Автор, его звали Флетчер, рассказывал, как случайно услышал слова официантки о том, сколько вина остается в пустой бутылке. Она утверждала, что всегда остается тринадцать капель. Флетчер записал это в блокнот, как чудесную метафору для описания человека, которому кажется, будто ничего не осталось — вроде бы он опустошен и выжат, но в запасе всегда есть тринадцать капель. — Она поставила бутылку и посмотрела на Джона. — Надеюсь, что я найду свои тринадцать капель, если вдруг понадобится.
Они посмотрели на темное окно. Хижина заскрипела от порыва ветра.
— Невероятно, как тут быстро темнеет, — заметила Коттен.
— Совсем не так, как летом. В прохладную летнюю ночь кажется, что сумерки длятся вечно. Мы с дедушкой, бывало, часами сидели на крыльце и считали светлячков, пока их можно было отличить от звезд.
— Ты в юности когда-нибудь влюблялся?
— Вообще-то да. У Джонса есть внучка, и она сюда часто приходила, навещала нас. Я целый июль был безумно в нее влюблен.
— И что случилось?
— Почти ничего. Мы же были детьми.
— Ты ее целовал? — Коттен игриво подняла брови.
— А Робби Уайту нравилось сидеть на дереве? Они рассмеялись, потом Коттен спросила:
— Вы общаетесь?
— Нет. Она превратилась в светлячка и исчезла.
— А когда вырос? Влюблялся?
Джон откинулся на спинку кресла и посмотрел на нее через стол, потягивая вино.
— Что?
Он покачал головой и встал.
— Предлагаю распить еще бутылочку и все убрать.
* * *
Ветер ревел в горах и раскачивал хижину. Та стонала под натиском, но стояла крепко.
Вымыв посуду, Коттен и Джон вновь наполнили чашки и перебрались на диван к камину. Они долго сидели в тишине и смотрели, как языки пламени лижут воздух и в трубу летят искорки.
— Вот бы запереться от мира и остаться так навсегда.
Она сидела вполоборота к Джону, поджав ногу.
— Ты же знаешь, что это невозможно.
— А почему нет? Ненавижу постоянно бояться, думать о смерти Ванессы, смерти Торнтона… Ненавижу эту сумятицу чувств.
— Не позволяй им захватить тебя. Ты не одна. Я здесь, с тобой.
Коттен поставила чашку на пол. Как же объяснить, что ее гложет?
— Посмотри на меня, Джон. Внимательно посмотри. Кто-то убил мою лучшую подругу и хочет убить меня. Они прикончили Торнтона. Я даже не знаю, почему. И все повторяют, что я единственная. Единственная в чем? Я понятия не имею, что это значит. Я должна не дать солнцу подняться? — Она взглянула на огонь, потом снова на Джона. — Что за безумную жизнь я себе устроила? Все повторяется. Я хочу того, что не могу получить, и все, к чему я прикасаюсь, превращается в дерьмо… или умирает.
— Ты не виновата в этих смертях. Я знаю, тебе сейчас сложно. Не вини себя.
Она посмотрела в его темно-синие глаза.
— Я втянула тебя в этот кошмар, и боюсь, что ты тоже умрешь.
Джон взял ее за руки.
Коттен засмеялась сквозь слезы.
— А в довершение всего я стараюсь не влюбиться в тебя — Она тут же пожалела о своих словах. — Черт, извини, Джон. Зря я это сказала.
Его теплые ладони сжимали ее руки.
— Коттен… У тебя перемешались все чувства. Ты в опасности, тебе страшно, и поэтому ты стала такой чувствительной. Мы вместе пережили странные события, между нами образовалась связь, своеобразная любовь, но не такая, о какой ты думаешь.
Она опустила голову.
— Извини. Я поставила тебя в неловкое положение. — Она с минуту помолчала. — Чувствую себя дурой. Слишком много выпила. Я не должна была так говорить. В голове полный бардак. Господи, извини, Джон.
— Не за что извиняться, и бардак тут ни при чем, просто ты запуталась. Ты удивительный человек, ты славная, искренняя. Ты когда-нибудь думала, что если влюбляешься в человека, с которым не можешь быть вместе, это защита от выбора между браком и карьерой?
Коттен вздохнула. Ей вспомнилась мать. Она представила, как мама стоит у раковины на кухне, как невыразительно, бесстрастно, долго смотрит в окно. Лицо ее избороздили глубокие морщины, кожа загрубела, но не от солнца, а от бесцельности и безрадостности жизни. И в глазах нет искры, из них исчезло ожидание чуда. Иногда Коттен это снилось, и, словно акварель под дождем, картинка менялась и плыла, и она видела, как сама старится точно так же. В такие моменты Коттен резко просыпалась и обещала себе работать еще больше, тянуться, чтобы в один прекрасный день не оказаться загнанной, как ее мать.
И не останется тринадцати капель.
Джон взял ее за подбородок.
— Не будь я священником… то влюбился бы именно в тебя. Ты — та, с которой я бы прожил всю жизнь.
Коттен не могла отвести от него взгляд.
— Не надо меня утешать. Я знаю, что заигралась и все на придумывала.
— Я сказал то, что думаю. Я говорю правду, рассказываю, что чувствую.
— Ты всегда такой… решительный, такой надежный. Ты видишь вещи как они есть. Жаль, что я не такая.
— Помнишь, я говорил тебе, что взял отпуск, потому что не знаю, что должен делать? Моя жизнь не определилась. Ты знаешь, чего хочешь, Коттен. Понимаешь, какое это благословение?
Джон был прав в одном — она отчаянно хотела сделать карьеру, жить не так, как мама. Но она всегда умудрялась желать того, чего не могла получить — по крайней мере в том, что касалось мужчин.
— Когда встретится хороший человек, тебе не придется выбирать или жертвовать одним ради другого. Ты поймешь, как все совместить. — Он отвел волосы с ее лица. — И он будет самым счастливым на свете.
Коттен погладила его по щеке.
— И все-таки жаль, что ты священник… — прошептала она.
КЛАДОВАЯ
Тьма плотно окутала горы, снежная пыль рассеялась.
Коттен вышла из ванной, завернувшись в длинное белое махровое полотенце, которое они купили в городе. Мокрые волосы рассыпались по плечам.
— Привет, — сказала она, увидев, что Джон зажигает свечу на столике у зеркала. По спальне разлился тонкий аромат ягод шелковицы. Коттен заметила, что на полу расставлено множество горящих свечей. — А где ты?..
— Мы всегда их зажигаем, когда летом открываем дом, — сказал Джон. — После зимы пахнет затхлостью.
— Вкусно пахнет — так и хочется выпить весь воздух.
— Я решил, что это поможет тебе расслабиться. Упражняюсь в новомодной ароматерапии.
Она обхватила себя руками.
— Спасибо тебе за все.
— Я в соседней комнате. Если тебе что-то понадобится…
Коттен взяла золотой крестик, висящий у него на шее, и вложила в его ладонь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
