______________
* М.Л.Чудинова, Русские народные загадки, пословицы, поговорки. Сборник "Воспитатели детских домов о своей работе", М. 1948, стр. 292.
Недавно в журнале "Семья и школа" появилась статья М.Микулинской "Как мы развиваем мышление и речь сына", там говорится о том же:
"Славик не только знает много стихов, но и сам пробует "сочинять" их. Хотя его творчество еще весьма примитивно, все же в нем явно заметны чувства ритма и рифмы. Часто Славик спрашивает: "А так подходит?" - и произносит рифмованные слова или строчки ("грелка - тарелка", "хорошо кушать - маму слушать" и др.). Иногда же под рифму он подбирает бессмысленный набор звуков и спрашивает:
- А так подходит: ложка - барабошка, стол - балол, попугай - дугагай?
Я объясняю, что хотя и подходит, но таких слов: "барабошка", "дугагай" и "балол" - в русском языке нет. Славик явно огорчен.
- А как же тогда? - чуть не со слезами спрашивает он.
Я подсказываю: "ложка - ножка", "попутан - угадай", "стол - козел". Лицо ребенка озаряет счастливая улыбка, он шепчет услышанные рифмы, стараясь их запомнить. Теперь он все реже произносит бессмысленные рифмы, а когда и произносит, сам смеется, зная, что говорит глупости"*.
______________
* "Семья и школа", 1955, № 11, стр. 8.
Такие подхваты созвучий - всегда диалоги. Но нередко случается наблюдать одинокое самоуслаждение рифмами, когда ребенок изобретает созвучия без всяких партнеров. Л.Пожарицкая сообщила мне такой монолог пятилетнего Вовы:
Это разве ложка?
Это просто кошка.
Это разве печка?
Это просто свечка...
И так далее - очень долго - в том же роде.
И вот что сделала, например, со словом "молоко" Танечка Зенкевич, трех с половиною лет, когда ей понадобилось ввести его в стих:
Том, Том, Том...
Ешу кашу с молоком.
Томи, Томи, Томи...
Ешу кашу с молокоми.
Четырехлетняя Светлана Гриншпун выкрикивала при прощании с матерью:
До свиданья, будь здорова,
Пионерчатое слово!
Она почувствовала, что, если скажет "пионерское", ритм у нее выйдет хромой, и для спасения ритма в одну секунду изобрела "пионерчатое".
Эдда Кузьмина, четырех с половиною лет, пела стихи Маршака:
Мой веселый звонкий мяч,
Ты куда помчался вскачь?
Потом переделала первую строку на свой лад и мгновенно почувствовала, что вследствие трансформации первой строки нужно переделать и вторую. Таким образом, у нее получилось:
Мой веселый звонкий мячик,
Ты куда помчался вскачик?
Трехлетняя Ната Левина:
Кот под деревом сидит,
Кашу манную едит.
И еще:
Ах, папулька-катапулька,
Ты вставаешь или нет?
Вставаешь - опять-таки жертва стихотворному ритму, так как девочка к этому времени в совершенстве усвоила форму встаешь.
Бойкий и смышленый Валерик, воспитывающийся в одном из детских садов Ленинграда, обладает способностью говорить наподобие раешника "в рифму", и замечательно, каким радостным смехом окружающая его детвора встречает чуть не каждую рифму, которой он щеголяет в разговоре.
Это очень верно отмечено в записках воспитательницы О.Н.Колумбилой.
"Дети, - записала она, - играют в фанты, и Гарик спрашивает Валерика:
- Что же хочешь ты купить?
Валерик. Хочу купить мишке тапы и надеть ему на лапы. (Дети, наблюдавшие за ходом игры, смеются.)
Гарик. Тапы - так не говорят, надо сказать: тапочки, тапки или туфли, сандалии.
Валерик. Хорошо. Покупаю мишке тапочки и надеваю ему на лапочки. (Дети снова смеются.)
Смех повторяется снова, когда Валерик по ходу игры говорит:
А еще хочу купить машину
И посадить мишку в кабину"*.
______________
* "Дошкольное воспитание", 1955, № 4, стр. 20.
Подобных примеров можно привести очень много, ибо коллективам детей рифма еще более мила, чем тому или иному ребенку в отдельности.
Годовалые дети - те, кого прежде называли младенцами, - пользуются рифмой не для игры, не для украшения речи, но исключительно для ее облегчения.
При неразвитом голосовом аппарате младенцу значительно легче произносить схожие звуки, чем разные. Легче, например, сказать "покочи ночи", чем "покойной ночи". Оттого - чем меньше ребенок, чем хуже владеет он речью, тем сильнее его тяготение к рифме.
Это звучит парадоксом, но это подтверждается огромным количеством фактов.
Когда перебираешь дневники матерей и отцов, записывающих речи младенцев, убеждаешься, что это именно так. В дневниках непременно наталкиваешься на такую приблизительно запись через год или полтора после рождения ребенка:
"Без умолку болтает всякий рифмованный вздор... Целыми часами твердит какие-то нелепые созвучия, не имеющие смысла: аля, валя, даля, маля".
Когда Коле Шилову было тринадцать месяцев, его мать записала о нем в дневнике:
"...Любит рифму. Говорит: маим, паим, баим".
И через полтора месяца опять:
..."Говорит какое-то пана, папана, амана, бабана..."
И еще через два месяца:
"...Выдумал ряд слов с одинаковыми окончаниями: манька, банька, панька. Или: небальча, вальча, мальча, тальча. Или: папти, бапти..."
"...Иногда старается говорить в рифму: бабка, тяпка..."
"...Подбирает иногда рифму и, которая ему нравится, повторяет много раз: базя - мазя, баня - маня и т.д.".
"...Когда расшалится, говорит в рифму ничего не значащие слова"*.
______________
* В.А.Рыбникова-Шилова, Мой дневник, Орел, 1923, стр. 58, 76, 84, 98, 118, 120. Запись на стр. 84, кажется, искажена опечатками. Я восстанавливаю ее наугад.
Виноградова записала о своей трехлетней Ирине:
"Последние дни стала петь песенки без слов, случайный подбор слогов, которые только взбредут в голову"*.
______________
* Цитирую по книге Н.А.Рыбников, Словарь русского ребенка, М.-Л. 1928, стр. 56.
Рыбникова о своем двухлетнем Аде:
"Подолгу болтает набор слов: ванька, ганька, манька"*.
______________
* Цитирую по книге Н.А.Рыбников, Словарь русского ребенка, М.-Л. 1928, стр. 72.
В моем дневнике о двухлетней Мурке:
"Каждый день приходит ко мне, садится на чемодан и, раскачиваясь, начинает рифмовать нараспев:
Кунда, мунда, карамунда,
Дунда, бунда, парамун.
Это продолжается около часа".
Таких цитат можно привести без конца.
Рифмотворство в двухлетнем возрасте - неизбежный этап нашего языкового развития.
Ненормальны или больны те младенцы, которые не проделывают таких языковых экзерсисов.
Это именно экзерсисы, и трудно придумать более рациональную систему упражнения в фонетике, чем такое многократное повторение всевозможных звуковых вариаций.
Путем величайших (хотя и незаметных) усилий ребенок к двухлетнему возрасту овладел почти всеми звуками своего родного языка, но эти звуки все еще туго даются ему, и вот для того, чтобы научиться управлять ими по своей воле, он произносит их снова и снова, причем ради экономии сил (конечно, не сознавая этого) в каждом новом звукосочетании изменяет один только звук, и все остальные сохраняет нетронутыми, отчего и получается рифма.
Таким образом, рифма есть, так сказать, побочный продукт этой неутомимой работы ребенка над своим голосовым аппаратом, и продукт чрезвычайно полезный: благодаря ему тяжелая работа ощущается ребенком как игра.
Но не следует думать, что рифмованные "свисты и щебеты" двухлетних детей есть самая первоначальная форма детского стихотворства. Нет, еще раньше, еще в колыбели, еще не научась говорить, ребенок восьми или девяти месяцев уже услаждается ритмическим лепетом, многократно повторяя какой-нибудь полюбившийся звук.
Не об этом ли младенческом лепете мы читаем в стихах Бориса Пастернака:
Так начинают. Года в два
От мамки рвутся в тьму мелодий,
Щебечут, свищут - а слова
Являются о третьем годе...
Так открываются, паря
Поверх плетней, где быть домам бы,
Внезапные, как вздох, моря,
Так будут начинаться ямбы,
Так начинают жить стихом.
В стихи Пастернака, мне кажется, необходимо внести небольшой корректив. В них сказано, будто дети только "года в два от мамки рвутся в тьму мелодий". Между тем это происходит значительно раньше. Правильнее было бы сказать:
Так начинают жизнь стихом,
потому что в начале жизни мы все - стихотворцы и лишь потом постепенно научаемся говорить прозой.
Самой структурой своего лепета младенцы предрасположены и, так сказать, принуждены к стихотворству. Уже слово "мама" по симметричному расположению звуков есть как бы прообраз рифмы. Огромное большинство детских слов построено именно по этому принципу: бо-бо, бай-бай, ку-ку, па-па, дя-дя, ба-ба, ня-ня и т.д., у всех у них такая двойная конструкция, причем вторая часть каждого слова является точным повторением первой. Эти звукосочетания заимствованы взрослыми из детского лепета и, получив от взрослых определенный смысл, снова предоставлены детям, но вначале для каждого ребенка это были просто самоцельные звуки, многократное произнесение которых доставляло ему бескорыстную радость*.
