И вновь она ощутила волнение и страх. По лицам дам в погонах было не понять, что ее ожидает за дверью и вообще в ближайшем будущем. На нее смотрели холодно, но без враждебности. Дамы выполнили свою работу и превратились в два лишенных эмоций манекена с приторно-красивыми бледными лицами.
Но Магдалина догадывалась, что эта бесстрастность – всего лишь результат жесткой муштры.
За дверями оказался щедро освещенный электрикой зал с таким же высоким сводчатым потолком, как и в предыдущем помещении. Вдоль одной стены тянулись стеллажи, полки на которых были плотно заставлены книгами, противоположную разрезали кошачьи зрачки стрельчатых окон с витражными стеклами. С изумлением Магдалина увидела свое искаженное отражение в черном зеркале поднятой крышки рояля, стоящего у торцевой стены. У второй торцевой стены потрескивала жаровня с благовониями. Магдалина уловила нотки запаха мирры, эвкалипта, сандала, кедра и апельсина. Скорее всего, это была стимулирующая и бодрящая смесь, которая действовала на голову не хуже чашки крепкого кофе.
Магдалина перешагнула порог, притворила за собой дверь.
Не пропитанные эманациями ужаса и страданий застенки управления госбезопасности. Не сырые, провонявшие мочой полицейские казематы. И уж тем более не зиндан, которым ее пугал Мосдей. Все это – книги, рояль, картины в позолоченных рамах – притупило в Магдалине страх и тревогу. Она поняла, что ее доставили сюда явно не для того, чтобы запугать и допросить.
Она вышла на середину зала, осмотрелась. Одно окно оказалось приоткрытым, из него доносились звуки ночного города: шум деревьев, отдаленный перестук копыт и хриплые окрики клаксонов.
Магдалина подошла к роялю. Отстраненно подумала о том, что никто из родных даже не пытался привить ей интерес к музыке. Жаль, а она когда-то мечтала научиться наигрывать что-нибудь из современных оперетт или романсов. Но мечты так и остались мечтами. Магдалина тронула клавишу верхнего регистра. Невольно отшагнула, когда инструмент отозвался чистым, нежным и довольно громким звуком.
Потом она подошла к стеллажам, пробежалась взглядом по корешкам книг. Многие из них были растрепаны, и названия едва читались. Но некоторые тома словно вчера вышли из типографии, их корешки лоснились, а золотое тиснение слепило глаза солнечной яркостью.
Одни названия Магдалине ни о чем не говорили. Например, роскошное издание «Аль-Азиф» Абдуллы Альхазреда вызвало у нее лишь какие-то смутные ассоциации со стрекотом цикад в ночной саванне. А затем, почему-то, с ныне мертвым Моханом. Воспоминания эти были тягостными и горькими, как дым на московских улицах.
Другие книги вызвали у Магдалины безусловный интерес, и ей даже пришлось побороть искушение снять их с полки и сейчас же углубиться в текст. Например, полное собрание сочинений аль-Мутанабби, включая том с откровениями и видениями. Затем – скромно изданная книга ее отца, Павла Эльвена, речь в которой шла, судя по названию, вовсе не о динамике астероидов. Труд назывался «Эфирные тела и проблемы, связанные с их существованием». Магдалина ничего не знала об этой работе и не помнила, чтобы книга была включена в официальную библиографию профессора Эльвена. Рядом стояла ветхая «Магия» Теодора Медиоланского, а дальше – «Особая энергия и энтропия» оксфордского профессора Иеремии Хокинга, «Взаимообусловленные Вселенные» профессора Арчибальда Пенроуза. Здесь же Магдалина нашла том в кожаном переплете: сборник лекций профессора Германа Котлова по природе «особой энергии». Вспомнилось, как она недавно сидела на стопке книг, верхней в которой был этот самый сборник лекций. Только у Котлова было какое-то дешевое, быть может, университетское издание, а здесь – не книга, а жемчужина книгопечатного производства. Ей стало любопытно, известно ли профессору, что в Новом Царстве переиздают его труды, причем в столь авантажном виде.
Все, что она искала, все знания об «особой энергии», об иных Вселенных – и правдивые, и наделенные признаками бреда, и самые современные, и архаичные, как теория импетуса или теплорода, – все собрано здесь и расставлено в алфавитном порядке.
Неожиданно вспомнилась книга в обложке, сплетенной из металлических полос, которую она увидела во сне перед извержением. И сейчас же реальность расслоилась; Магдалине подумалось, что если фолиант существует на самом деле, то эта библиотека – наиболее вероятное место, где его можно было бы найти. Она даже прищурилась, выискивая взглядом, не блеснет ли какой-нибудь корешок металлом…
Магдалина отступила от стеллажей.
Не для того ее доставили сюда, чтобы она тешила любопытство. Скоро станет ясно, для чего именно все затевалось. Но все-таки было обидно, ее словно подвергли изощренной пытке: держать на расстоянии вытянутой руки от знаний, но не позволять к ним притронуться.
Затем она обратила внимание на картину, висящую рядом с жаровней. Горячий воздух струился вверх, колыхалось марево. Из-за этого казалось, что изображенное пламя весело лижет дома, окружающие площадь, в центре которой находился человек, привязанный к столбу. Человек у столба смеялся, и его губы шевелились, а бока вздрагивали.
Магдалина медленно подошла ближе. Живущая своей жизнью картина ее пугала. Пугало пламя, в котором угадывались скорчившиеся человеческие фигурки, но еще больше пугал тот, кто стоял у столба.
Он был связан и, несомненно, приговорен к сожжению. Колдун или еретик. А может – кровавый преступник. А может – полководец и защитник своего народа, вставший на пути завоевателей, побежденный, но не поставленный на колени. Огонь, разожженный палачом, почему-то не тронул его, зато заполыхал город и все те, кто пришел поглазеть на казнь.
Огонь пылал, словно настоящий. И тепло, которое распространялось от жаровни, усиливало иллюзию, что на стене – не картина, а окно в иной мир. А затем Магдалина увидела пробивающийся из-под мазков краски свет.
– Магия, – прошептала она. – И здесь магия.
– Леонардо. «Фивы в огне», – прозвучал за ее спиной властный, чуть насмешливый голос.
Что ж, пришло время познакомиться с тем, кому посчастливилось обладать всеми этими сокровищами. Увы, людям, лишенным дара, никогда не постичь истинной ценности собранных здесь вещей.
Магдалина неспешно повернулась.
Возле рояля стоял мужчина. Как он появился в зале – для Магдалины осталось загадкой, ведь она бы услышала, если бы дверь открылась. Тушуясь все больше, Магдалина разглядывала этого человека.
Смуглый, темноглазый, с острым, но прямым и небольшим носом. У него был выпяченный, сизый от щетины подбородок героя, и аккуратные усы – но не с закрученными вверх концами, как носили многие денди, полагая, что это делает их неотразимыми, и не похожий на конский хвост неопрятный пучок. Похоже, что усам незнакомец уделял не меньше внимания, чем прическе. А волосы были коротко подстрижены, расчесаны на пробор.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
