В 11 часов утра в кают-компании подали завтрак. Старший офицер лейтенант, князь Кр.*, остроумный и интересный собеседник, философски настроенный, жаловался:
— Знаете ли вы, корреспондент, что такое служба на минном крейсере, на котором вы теперь идете? Знаете- ли вы, что наша служба на этом почтово-пассажирском пароходе самая трудная, беспокойная, ответственная и самая неблагодарная, чем на всех других судах эскадры? Мы не имеем ни дня, ни ночи спокойной, потому что каждую минуту нас могут послать из Артура в Таку и из Таку в Артур с почтой и пакетами чрезвычайной важности. Если нужно кого-нибудь или что-нибудь перевезти, посылают нас. Если боксеры уничтожать телеграф в Таку, что весьма вероятно, то наши крейсера будут главною связью между эскадрой, десантом и Артуром. От своевременной передачи нами экстренной депеши может зависеть участь целого отряда. Когда мы на ходу, мы не можем иметь никакого спокойствия: вы видите, как нас качает.
Точно в подтверждение слов лейтенанта, ''Гайдамак” стал усиленно раскачиваться на Печилийских волнах. Суп начал плескаться в тарелках.
— Когда-же мы стоим на этом суденышке в Таку, — продолжал старший офицер, — так это истинное мучение. Вода в Такусском рейде ничем не защищена от ветров и нас вечно болтает. Нельзя принять ни одного положения, допускаемого вашим телом, чтобы это было для вас удобно. Нельзя ни сидеть, ни лежать, ни спать, ни стоять. Вас подбрасывает во все стороны. Нельзя же в самом деле все время ходить балансируя по палубе, как акробат по канату. А между тем, как ни старайся, на нашей трудной, черной, неэффектной и неблагодарной службе нельзя заработать Георгия. Это не крепости брать, хотя каждый из нас сумеет это сделать нисколько не хуже, чем всякий другой офицер. И так мы будем болтаться и терзаться целое лето, пока не окончится вся эта китайская комедия.
— Но как бы эта комедия не превратилась в трагедию? — заметил я.
— Тем лучше. И тем больше шансов для нас встретиться с каким-нибудь неприятельским судном и пустить его на воздух, если, конечно, мы не взлетим раньше сами.
"Гайдамак" быстро шел на запад, делая по 15 миль в час. К вечеру ветер усилился. Бурые волны со свистом и завыванием бросались на судно, то нагоняли, то опережали его, то кидали из стороны в сторону и снопом брызг обливали его борта. Я лег в каюте, но от качки стал неистово вертеться и болтаться по койке, будто из меня сбивали сливки. Я взобрался снова на палубу и, делая без всякого желания веселые прыжки и поклоны, каждую минуту убеждался в справедливости слов лейтенанта.
— Неужели в этом заливе всегда так качает? — спросил я одного из офицеров.
— Нет, сегодня еще сравнительно тихая погода, — ответил он.
— Благодарю покорно!
В 6 часов вечера на алом горизонте заката стали вырисовываться суда международной эскадры и в 7 часов, среди иностранцев, ясно показались очертания родных судов — “Сисоя Великого" и “Дмитрия Донского".
“Гайдамак" повернул к адмиральскому кораблю “Сисой Великий".
Морская демонстрация! Какая редкая и странная, но красивая картина.
На протяжении 10 миль собралось 22 судна девяти держав. Ближайшие суда отчетливо чернели своими реями, флагами, орудиями, рубками, матросами. Далекие суда ускользали из вида. Наступила ночь, заблистали иллюминаторы и зажженные фонари точно звездочки повисли в воздухе. Доносился неясный шум команд, музыки. Паровые катера и барказы точно чайки носились между морскими исполинами, которые едва покачиваясь, лежали черными огромными китами на мутной беспокойной воде.
Вот английские гиганты: броненосец “Центурион" под флагом вице-адмирала Сеймура, крейсера "Орландо" и “Эндомион".
Там друзья-французы. Крейсер “Декарт", с мощными очертаниями, с странными низкими и широкими трубами, точно с двумя головами, и крейсер "Д.Энтрекасто", офицеры которого вероятно вспоминали бурный альянс и жаркие обятия своих русских товарищей в Порт- Артуре, во время их визита в наш порт, за три недели. На "Д.Энтрекасто” флаг контр-адмирала Куржоля. На трех судах были видны флаги, красивые по простоте и идее: синий андреевский крест на белом поле. Это были "Сисой Великий", "Дмитрий Донской” и "Всадник", который жестоко бился на зыби. На горизонте стояли “Гремящий" а в реке Пэйхо “Кореец".
Ни берегов, ни фортов Таку не было видно. Это грандиозное собрание судов международной эскадры качалось в открытом море. Это был веселый вооруженный лагерь, с 10000 штыков, плававший на воде и имевший своею целью смело угрожать 400 миллионам китайцев. К сожалению, к китайцам никак нельзя было подобраться поближе. Вследствие мелководья залива, большие суда должны держаться верстах в 20 от устья Пэйхо, именуемого Таку и защищенного фортами.
Совершенно стемнело, когда мы подошли к адмиральскому кораблю "Сисой Великий”. Спустили шлюпку, в которую забрался и я. Матросы дружно выгребали и через нисколько скачков по волнам мы были уже у трапа “Сисоя Великого", но пристать к нему не было никакой возможности. Шлюпка с “Гайдамака” ежеминутно взлетала кверху и падала. Миг… и один из нас уже был в воде, но так как каждый моряк чувствует себя в воде также удобно, как и в воздухе, то он даже не поморщился и подхваченный матросами взобрался на трап. Наступил мой черед… Железные руки матросов крепко ухватили меня за ноги, руки, плечи и голову и вместе с моими чемоданами я полетел на трап, где меня подхватили уже другие дюжие руки. Испытание кончилось. Мы на броненосном корабле, в покое, комфорте и в гостях у радушного адмирала Веселаго.
“Если завтра война”
Золотая пора надежд России на светлое будущее в "литературных мечтаниях” (1834 г.) А.Г. Белинского и в поэтическом образе “птицы-тройки” (1841 г.) Н.В. Гоголя, отобразилась в маринистике фантастической повестью “Крейсер "Русская Надежда” А.Е. Конкевича, в "Морских рассказах” и повести “Вокруг света па "Коршуне” (1895) К.М. Станюковича (1843–1903).
Об этих мечтаниях свидетельствовали заключительные слова официального труда отставного подполковника корпуса флотских штурманов С.Ф. Огородникова о развитии и деятельности морского министерства за сто лет его существования (1802–1902 гг.). В этом труде, вышедшем в С-Пб в 1902 г. говорилось, что достигнутые министерством "блестящие результаты” привели к тому, “что уже не порты замерзающего Финского залива, а порты беспредельного Восточного океана служат ныне опорным пунктом для нашего флота, численный и качественный состав которого может действительно служить гордостью России”.
Эту картину благополучия один из авторов в тогдашней прессе старательно расцветил сценами грядущих блистательных побед в Тихом океане. В первом номере газеты “Котлин” за 1904 г. в “Фантазии под новый год" говорилось следующее. "Я вижу море около этого пустынного острова, поднимается туман и я вижу японскую эскадру снимающуюся с якоря, я насчитываю шесть броненосцев, четыре броненосных крейсера, истребители…. А с Востока с тыла идет облако густого дыма…. Это идет русский флот, идут стальные гиганты. поднимая своими таранами горы свинцовых волн; на мачтах андреевские флаги и в гордом величии спасать честь и спокойствие России идет русская эскадра.
Ее движение стройно и свободно, ужас несут эти белые гиганты и все заволакивается дымкой выстрелов. Я вижу русского адмирала, спокойно отдающего приказания. Я шатаюсь от ужаса… Я вижу, как летят снаряды из русских пушек, и… ни английское искусство и материалы, ни азиатская храбрость не спасают назначенную к истреблению эскадру… Я вижу, как погружается носом от таранного удара “Цесаревича”, и идет ко дну “Миказа”, я вижу гордое лицо японского адмирала, ухватившегося за поручни и тонувшего со своим кораблем, а там в волнах борется англичанин и ничего, кроме ужаса и страха в его глазах не видно. Вот наши крейсера гонят перед собой японские, спасающиеся от погрома.
