После этого она сразу же ринулась к их столу и, преодолевая шум играющего оркестра, громко прокричала:
— Ах, вот ты где, Тобиас! Я так рада, что наконец-то нашла тебя! — Она расстегнула дубленку.
— Добрый вечер, Сибилла, — ответил он без энтузиазма; затем встал, помог ей снять дубленку и передал кельнеру, который и отнес ее в гардероб.
«Вообще-то, — подумала Доната, — ему бы следовало нас познакомить». Но он этого не сделал, явно не справляясь с возникшей ситуацией. Доната же, со своей стороны, решила не вмешиваться, а выждать.
Не ожидая приглашения и не обращая внимания на Донату, Сибилла присела за их стол.
— Мне вдруг подумалось, — заговорила она, — что мы совершенно забыли обменяться адресами. Можешь себе представить?! Вот было бы досадно-то!
— У меня сейчас нет квартиры, — ответил Тобиас. Он выглядел таким смущенным, каким Доната его еще никогда не видела.
— Зато у меня есть! — Сибилла, выражая чрезвычайное усердие, перегнулась через стол. — Мой адрес: Мюнхен-Богенхаузен, улица Роберта Коха, четырнадцать; телефон… — Она остановилась. — Может, тебе лучше бы это записать?
— Запомню и без записи.
— Я тебе не верю!
— Да я же могу просто посмотреть в телефонном справочнике, разве не так?
— А посмотришь?
Доната сочла, что этого достаточно. Она мягко, но по-хозяйски, взяла Тобиаса за руку.
— Пойдем, потанцуем!
Он вскочил.
— С удовольствием! — Потом повел ее на середину зала и заключил в объятия. — Ты сердишься?
Она прижалась к нему и, глядя на него, улыбнулась.
— С чего бы это?
— Причин действительно нет, ты должна мне поверить. Все это совершенно невинно. Сибилла здесь с подружкой. Я с обеими маленько… ну, да, пофлиртовал. Но я и понятия не имел, что она на меня глаз положила.
— Бедный мой невинный херувимчик!
— Когда она сюда ворвалась, меня как громом поразило.
— Это было заметно. Тебе даже не пришло в голову нас познакомить.
— Конечно. Ты права. Но тогда бы она поняла…
— Не беспокойся, она и так все поняла.
— Мне так неприятно, Доната!
Она прижала указательный палец к его губам.
— Тссс! Мы сюда пришли получать удовольствие, а не дискутировать. Не будем же портить себе вечер.
Пять танцев подряд они не уходили с площадки, отдаваясь очарованию ритма музыки и эротическому наслаждению танцевальных движений. А когда вернулись к столику, красивая Сибилла уже исчезла.
Через несколько дней после наступления Нового года Доната и Тобиас вернулись в Мюнхен в самом приподнятом настроении, чувствуя, что набрались новых сил. По поводу оплаты гостиничного счета между ними возник небольшой спор. Он настаивал на оплате пополам, и она в конечном счете на это пошла, хотя и полагала, что ему для себя одного ни при каких обстоятельствах не понадобился бы комплексный номер на несколько комнат. Она была уверена, что рано или поздно найдет возможность каким-то путем компенсировать ему излишние затраты. Полные радости и творческой энергии, оба были готовы с головой окунуться в решение новых задач.
Но задач-то как раз и не было. Заказ на многоцелевой зал, отнявший ранее у Тобиаса уйму времени и сил, достался другой архитектурной фирме. Перестройка, над которой трудился Гюнтер Винклейн, была уже закончена и оплачена — этой суммы фирме хватало, чтобы продержаться еще два месяца. Строительство дома Палленбергов было прервано на зиму, продолжать его предстояло лишь весной. Аналогично обстояло дело с поселком «Меркатор» в Розенгейме.
Новых заказов в перспективе не наблюдалось.
Но начались и еще более серьезные неприятности. Дом на улице Вольфратсхаузерштрассе, построенный для хлебозаводчика по имени Герберт Зибнер, был, правда, готов к эксплуатации осенью, к запланированному сроку, но последняя выплата гонорара еще не производилась. Вместо этого на письменном столе Донаты лежало письмо-рекламация: Зибнер жаловался на недостатки строительства и грозил судебным процессом.
— Что ты будешь делать? — спросил совершенно потрясенный Тобиас.
Она пожала плечами.
— Попытаюсь прийти к полюбовному соглашению.
— Тебе это необходимо?
— Что ты хочешь сказать?
— Действительно ли существуют эти недостатки? И действительно ли они столь существенны, что он имеет право уклоняться от уплаты?
— Ни то, ни другое. Но судебный процесс обойдется дорого, а продлится долго. Придется производить экспертизы и контрэкспертизы, а чем это кончится, никто не знает.
— И Зибнеру это тоже известно; значит, он — жулик!
Как ни расстроена была она сама, но все же невольно улыбнулась его возмущению.
— Он — совершенно нормальный делец. Когда строительство закончено, большинство заказчиков уже не помнят, зачем им вообще потребовался архитектор.
— Это его не оправдывает!
— Конечно, нет. Но объясняет его действия. У того, кто въезжает в новый дом, средства обычно на исходе. Надо платить ипотечные проценты, нужна новая мебель для обустройства.
— Это не может относиться к Зибнеру. Я имею в виду, что у него, наверное, денег куры не клюют.
— Самые богатые люди, дорогой мой, — пессимистически заметила она, — обычно наиболее скупы. А кроме того, не исключено, что Зибнер хочет мне отомстить.
Его темно-синие глаза расширились от удивления.
— Отомстить? За что?
— Первоначально он заказывал просторный чердачный этаж. Но администрация разрешения на это не дала. Он все же хотел добиться своего и уже переманил на свою сторону производителя работ. Но тут быть с ними в одной упряжке я не могла, понимаешь?
— А нельзя было сделать это нелегально?
— Можно было, конечно. Но при приемке работы административными органами это было бы, безусловно, обнаружено и означало бы снос этажа или высокий денежный штраф, а может быть, и то, и другое. Тогда Зибнер разозлился бы на меня еще больше, да при этом еще и пострадала бы моя репутация как архитектора. Так что я попала в переплет. Если хорошо поразмыслить, то я уже тогда чуяла, что на меня надвигается беда.
— Отвратительная история, — сочувственно промолвил он.
— В нашем деле к таким вещам надо привыкать. — Она рассмеялась. — Поразмысли как следует, Тобиас! Может, тебе покажется, что лучше пересесть на другую лошадку.
— Ни за что. — Он хотел ее обнять, но потом удержался от этого, зная, что она не любит фамильярных выходок в рабочее время, хотя именно в этот момент они оставались одни во всем многокомнатном офисе.
Во время разговора они стояли, теперь же она села за свой письменный стол.
