Энни, смутившись, пролепетала:
– Но у меня его не было потому, что я согрешила и не покаялась на исповеди. Матушка Бернар говорила мне, что бог посылает это наказание каждый месяц, и, если я раскаиваюсь и хожу к исповеднику, так и будет. Так она мне говорила. – Смущение и тряска вызвали у Энни приступ тошноты, на теле выступил пот. – После того как я… как я согрешила, позволив радоваться своей плоти, месячных у меня не было, потому что я не жалела об этом, не каялась и не исповедовалась. – Слова были уже произнесены, когда она поняла, как нелепо звучит ее объяснение.
Энни заметила искреннее удивление в глазах принцессы.
– Вы глупое, невежественное дитя. Вы действительно ничего не знаете об этом?
Внезапно Энни вспомнила робкие намеки и предостережения Мари в последнее время. Конечно же, она тоже знала, но, видимо, искренне считала, что хозяйка хочет держать все в тайне.
Ребенок! Святые небеса! Если бы Энни знала, она никогда бы ни на шаг не двинулась к Парижу, как бы Филипп ни настаивал. Да и сам Филипп, если бы знал, не заставлял бы ее уехать из дома.
– Глупое дитя. Вы должны были остаться.
Карета затормозила у входа во дворец де Вилье. Обрадованная толпа встретила прибытие принцессы ликующими возгласами.
Энни посмотрела на смущенных женщин.
– Наверное, мне следует вернуться в Тюильри.
Принцесса подозвала Роже и спросила, можно ли это сделать, но он отрицательно покачал головой.
– Сожалею, мадемуазель, но мы подчиняемся приказу обеспечить вашу безопасность. Мы не можем выделить эскорт для герцогини. Ей придется остаться с нами до тех пор, пока мы не доберемся до более спокойного места в городе.
Принцесса посмотрела на встревоженную Энни.
– Я советовала вам не ехать с нами. Теперь уже поздно. Все, что случится здесь, будет на вашей совести, а не на моей.
21
Еще не придя в себя от ошеломляющего открытия, Энни оказалась вовлеченной в стремительный вихрь событий.
Площадь перед дворцом была забита толпой возбужденных горожан. Золоченая карета с трудом протискивалась через толпу, и Энни чувствовала запах перегара, смешанного с серной вонью сгоревшего пороха. Их окружали сердитые лица и поднятые кулаки. Из-за кольца сдерживающих осаду мушкетеров грубые голоса выкрикивали обвинения и проклятия. Неудивительно, что отец принцессы так боялся улицы. Энни тоже теперь боялась, что их просто разорвут на части.
До дворца оставалось совсем немного, но двигаться дальше стало невозможно. Растущая опасность лишь подстегивала. Словно почерпнув силы от яростной мощи толпы, она поднялась и величественно, как изваяние, встала на сиденье. Она вынула золоченую шпагу из ножен, подняла ее над головой и заставила толпу утихнуть взглядом, неистовым, как гнев божий.
Слова принцессы, произнесенные неожиданно глубоким и звучным для столь миниатюрной женщины голосом, слабым эхом отразились от окрестных зданий.
– Мои верноподданные…
Рев голосов свидетельствовал о том, что ее узнали.
Энни, отпрянув, вжалась в сиденье, когда напор тел вокруг кареты стал теснее. Им не спастись, если что-то пойдет не так.
Однако каждое движение принцессы, каждое ее слово говорили о полной уверенности. Еще одним взмахом своего золотого оружия она смирила толпу.
– Мужчины и женщины Парижа! Вы знаете, как я люблю этот город и его людей. Я и сейчас благодаря этой любви хожу среди вас без страха.
Толпа ответила возгласами одобрения.
– Благодарю вас, мой народ. Я глубоко тронута вашей любовью и преданностью. – Горящие щеки и золотые кудри склонились с необычайно убедительной скромностью. Вновь подняв голову, она оглядела море лиц, ожидающих продолжения. Словно мать, успокаивающая капризного ребенка, она протянула к ним руки.
– Я сегодня покинула свой безопасный дом, чтобы, заменив больного отца, умолять городской совет остановить кровопролитие.
По толпе прошел шепоток.
Медленно, неторопливо она обвела взглядом скопление людей.
– Сейчас, пока мы разговариваем, за стенами города умирают французы! Если городской совет не начнет действовать, вода в Сене станет красной от крови наших братьев, наших отцов и детей! Могу я рассчитывать на вашу поддержку, чтобы положить конец этим убийствам?
Оглушительный рев толпы поглотил отдаленный звук битвы.
– Мира! Мы с вами! Остановить убийства!
Кучер соскочил с козел, и принцесса взобралась на его место. Она выпрямилась и громко продолжала:
– Благослови вас бог, добрые горожане, за вашу поддержку. Теперь молите бога хранить нас, а я пойду в совет. Ждите, и будьте готовы прийти на помощь, если они не станут слушать голос разума! Вы со мной?
И снова толпа взревела в знак согласия с золотистым видением, словно парящим над ними. Энни восхищал ореол, окружавший принцессу.
Наверное, так же было, когда после смерти Цезаря Антоний говорил со ступеней Форума.
Великая Мадемуазель спустилась с возвышения.
– Роже! Шавиньи! Вперед, за мной! – Она перевела взгляд на свою свиту, и на ее лице возникла презрительная мина в ответ на их страх. Встретив восхищенный взгляд Энни, она добавила: – И вы тоже, Корбей.
Без колебания она соскочила вниз, окунаясь в море воздетых к ней рук так же уверенно, как птица, отдающаяся потоку ветра. Такой жест безоглядного доверия довел неистовую преданность толпы до предела. С криками восторга они передавали ее с рук на руки до самого парадного крыльца дворца де Вилье и там бережно поставили на ноги. Она взошла на узкие ступеньки и повернулась подождать остальных.
Удерживая дрожь в ногах, Энни встала и вышла в открытую дверку кареты, где Роже с Шавиньи тщетно пытались расчистить путь, чтобы пройти. Внезапно словно по команде между ожидающей принцессой и каретой в толпе возник узенький проход. Сердце Энни колотилось, как у пойманного голубя, когда она спустилась на мостовую, но она держала голову высоко поднятой и в сопровождении двух мужчин прошла между стен, образованных восторженной толпой.
С их приходом в ассамблее воцарилась настороженная тишина. Несмотря на открытые окна и высокие потолки, в зале было душно. Энни следовала по пятам за принцессой, а за ними возникал поток злобного бормотания.
Голос Великой Мадемуазель перекрыл шум в зале.
– Уважаемые депутаты, советники, господа, – стало тихо. – Я пришла от имени моего отца, который слишком болен, чтобы выходить из дома. Месье уполномочил меня обратиться к вам самым настойчивым образом. – Взгляд ее холодных голубых глаз переходил с лица на лицо, и те, кто встретил его, отводили глаза. – Мы вынуждены идти на крайние меры. Анархия грозит захлестнуть улицы. Прислушайтесь к шуму горожан, собравшихся внизу. – Она сделала паузу, и зловещий ропот проник в комнату. – Никто в Париже сейчас не находится в безопасности. Мы должны немедленно мобилизовать стражу в каждом квартале города для поддержания порядка.
