Таэлран отошел от двери, остановился перед зеркалом, окинул себя внимательным взглядом. Внешностью он пошел в отца — золотые волосы, золотые глаза, темная кожа, и телосложение отцовское. Истинный дроу — великолепный представитель этой сумрачной расы, вызывающий восхищение даже у собственного народа. Жрец знал, что он красив, да и как он мог не знать об этом, если каждая темная эльфийка награждала его восхищенным взглядом с раннего юношества. Красив, умен, силен, темпераментен и видит. Видит на сквозь.
Еще один дар от отца, за который дроу был ему искренне благодарен. И как всегда при воспоминании об отце, жрец испытал дикое сожаление. «Казнен по приказу королевы» — извещение вместе с ритуальным кинжалом отца принесенное в дом Кахейтис когда ему, Таэлрану, было всего семь. Переломный момент в жизни бастарда, принесенного Карро Кахейтисом в свой дом, и представленного супруге и старшим детям как наследника рода. О том, что мачеха его ненавидит Таэлран знал с детства, видел, как ни Пыталась она скрыть, улыбаясь малышу и стараясь уделять ему столько же внимания, сколько и собственным детям. Иных она провела — отец и его незаконнорожденный сын были видящими, Истинная суть вещей была им отчетливо известна. Возможно, именно поэтому маленький Таэлран так безгранично любил отца и как никто скорбел о его смерти. Скорбел настолько, что в день восьмилетия не увидел лжи мачехи и ее слуг, осознав все, только когда шепчущие шагнули из сумрака. Он не успел даже закричать, как был схвачен и увезен в предтечи Западного королевства дроу, в каньон Грахае, где были самые глубокие пропасти… В одну из них шепчущие и сбросили молчавшего и не произнесшего ни слова мольбы о пощаде ребенка. Их удивляло подобное поведение, а Таэлран молчал, потому что отчетливо видел — просить бесполезно.
Полет был быстрым, но перед глазами бастарда пронеслась вся его недолгая жизнь.
Падение… дикая усиливающаяся боль, вынудившая молить о смерти…
И совершенно неожиданно раздавшийся шепот в темноте: «Поднимайся, сын, регенерация болезненна, но требует правильной постановки тела».
Мать…
Жрец с трудом подавил грустную усмешку, при воспоминании о собственной матери. В восемь лет узнать, что твоя мать мятежная заключенная в глубины Бездны богиня, а сам ты фактически бессмертный полубог — потрясение, которое способен пережить только ребенок, почти год проживший в ауре отчуждения и сходящий с ума от одиночестве. Он был счастлив узнать, что у него есть мама, что он не остался один, что его любят, о нем будут заботиться, его больше не оставят в одиночестве… Прозрение наступило слишком быстро — его божественной матери не нужен был сын, ей требовалось лишь оружие, способное добиться для нее свободы. Сын ей был не нужен.
Более месяца он провел на дне оврага, питаясь слизнями, мхом, плесенью. Бессмертный может позволить себе поглощать и куда большую гадость, но это не отменяет факта — его бросили. Мать бросила. Она являлась иногда, проверяя не сумел ли он выбраться, тяжело вздыхала, говорила «ты жалок» и исчезала вновь. Таэлран плакал от боли и страха, звал, боялся темноты и опасался спать, даже когда от слабости и недосыпания падал на месте.
Потом началась миграция пауков.
Сначала маленькие, разбудившие дроу тем, что маршировали по его телу, не заботясь ни о чем. Он подскочил, пытался сбить их с себя и обрадовался, когда полчища миновали. Напрасно, ведь за ними следовали ядовитые арахниды, и долгие годы вскакивая по ночам, Таэлран видел кошмары, в которых его атакуют паучьи полчища. Спустя неделю, отлежавшись после доз полученного яда, он услышал шорохи и отдаленный гул падающих камней — паучьи боги, огромные экземпляры способные нести на себе взрослого дроу, не то, что мальчишку. Они и стали его спасением.
После были жрецы великой Тьмы, к которым мать приказала присоединиться, годы взросления и обучения, встреча с королевой и триумфальное возвращение в отчий дом. Таэлран мстил долго и со вкусом, испытывая неимоверное удовольствие при виде мачехи, гордой наследнице рода Ивро, выдраивающей полы в доме, который по праву принадлежал ему. Он не стал ее убивать, не захотел, он на своей шкуре познал, что смерть милосерднее всего остального. А Таэлран стал жесток. И таковым останется!
Дверь приоткрылась, юная хрупкая магианна осторожно выглянула, увидела его вздрогнула и жрец уловил ее испуганный порыв вновь спрятаться за дверью.
— Выходи, — произнес с неожиданной для самого себя нежностью.
Заметил, как на миг округлились от удивления ее глаза, как страх сменился робостью и нерешительностью, как она вновь, позабыв о ненависти, испытывает то, что еще сама не может понять — расположение. Да, Таэлран ощущал именно это — расположение, с того момента, как положил на стол рядом со спящей Найриной белоснежные фрезии.
Девушка открыла дверь сильнее, сделала шаг, но остановилась на пороге. А затем с неожиданной твердостью произнесла:
— Я не Хочу знакомиться с вашей матерью!
Пожав плечами, Таэлран кивнул и тут же озвучил условие: — Поцелуй?
— Что? — ахнула магианна.
«А в рожу кулаком не хочешь, нет? Ты конечно бессмертный, но моську подправлю, помяни мое слово! — разозлился Тахир». Золотой жрец уловил и возмущение и злость, но так же отчетливо видел и страх перед богиней, сильный, основательный и глубоко укоренившийся ужас, а раз дело обстояло подобным образом, собирался это использовать.
— Поцелуй, — повторил Таэлран, грациозно повернувшись и пройдя к дивану, сел на него, и повторил: — Поцелуй, или мы немедленно идём к моей… мамочке. — А затем жестко добавил: — И это не обсуждается!
Нижняя губа Тахира задрожала от обиды, как в далеком детстве, и он даже не сразу это заметил. Растерянно огляделся, словно ища поддержки хоть у кого-то, вспомнил истории о том, как именно Тьма поедала демонов, содрогнулся. Еще раз взглянул на нагло развалившегося на диване дроу, вся поза которого выражала готовность к разврату, судорожно вздохнул. Жить демону хотелось, очень хотелось, и потому…
— Вы глаза закроете! — потребовала дрожащая от ярости и негодования магианна.
«Только бы никто никогда не узнал, — взмолился Тахир».
Неловко и нехотя подойдя, девушка чуть наклонилась, нахмурилась, заметив, что губы жреца дрожат от с трудом сдерживаемой улыбки, вдохнула побольше воздуха, наклонилась и…
«Дохлая вонючая выгребная яма всего орочьего клана, — ругался про себя демон».
А скромная магианна Найрина Сайрен осторожно целовала замершего от восторга Золотого жреца, который сейчас мог думать об одном «Только бы не сорваться». И когда она попыталась отстраниться, схватил, стремительным движением уложил к себе на колени, склонился над окончательно перепугавшейся девушкой и поцеловал снова — нежно, страстно и весьма умело.
