его старший брат Базилиус стали близкими друзьями Теофраста.
Жених Теофрасту почти ровесник, лишь на три года младше его. Портрет этого выходца из известной и богатой семьи нарисовал художник Ганс Гольбейн-младший. У Бонифация тонкие черты лица, проницательные глаза, сочетание ума и красоты. Лицо здоровое и румяное – баловень судьбы, довольный жизнью. Амербаха радует приезд Теофраста:
– Надеюсь, мы с тобой вместе обновим университет. Не могут же наши студенты философии и медицины вечно зубрить и повторять мнения классиков!
– В университетах должен жить дух творчества, дух исследования, поиск новых знаний, – cоглашается Теофраст.
– В городском совете Базеля мы, реформаты, одержали верх, но католики не хотят сдавать позиций. В университете у них большинство среди профессоров. Отношения между советом и университетом враждебные. Наш лидер, теолог Эколампад – самый авторитетный в Базеле. Он предложил совету пригласить тебя городским врачом. Тут нужен человек, не входящий ни в одну из партий, чтобы успокоить ситуацию.
– А кто был на этой должности до меня?
– Иоганн Виндекер. Он выступил против реформ. На дверях всех церквей Виндекер вывесил свое приглашение реформатам на диспут. Видел бы ты этот листок! Он продемонстрировал свою неграмотность и стал всеобщим посмешищем. Его уволили, и место уже четыре года пустует.
Базель нравился Парацельсу. Церкви и дома покрыты разноцветной глазурованной черепицей и выглядят особенно привлекательно при ярком солнце. Дома горожан чистые и белые, снаружи они оштукатурены и расписаны. А какие тут сады, фонтаны и дворцы! Жаль, что осматривать город было некогда: нужно было найти жилье, установить медицинские и химические приборы, печи для лаборатории. Парацельс сразу же начал принимать больных в городской больнице. По его поручению Ульрих Гайгер заранее доставил в Базель из Страсбурга книги, записи и все необходимое.
Знакомства с видными сторонниками Реформации помогли Теофрасту снять дом на горе Коленберг. Дом был обширным, двухэтажным, с флигелем и балконом, с которого открывался прекрасный вид на сад и город. По краям веранды стояли две высокие катальпы – деревья с огромными ярко-зелеными листьями. На них летом появлялись пышные розовато-белые соцветия, дающие приятный аромат. К дому примыкали парк с тенистыми аллеями и рядом строений, cад, гора с павильоном, фонтаны и птичий двор.
Все было отлично, если не учитывать, что у Коленберга была дурная слава. Здесь жили люди из низших слоев общества: кочующие школяры, нищие, цыгане, ландскнехты, могильщики, живодеры на бойне. Среди них были дезертиры и преступники, скрывавшиеся от преследования. А неподалеку от дома Парацельса жил палач, с которым считалось позорным даже стоять рядом.
Теофраст привык работать с утра до ночи. Посещение таверны позволяло ему расслабиться. Там доктор выпивал и не стеснялся общаться с простыми людьми, возчиками и подмастерьями. Он по-прежнему избегал ходить в церковь. Молитвам и церковным праздникам доктор предпочитал посещение кабаков или постоялых дворов. Иногда он выступал перед несколькими десятками собравшихся в роли проповедника.
Такого уютного дома у Теофраста никогда еще не было. Но нашел ли он в Базеле спокойную жизнь? Увы, нет. Доктор посещал больных в городской лечебнице, уделял много времени лечению бедняков, контролировал родильные дома и тюрьмы, помогал раненым и надзирал за прокаженными. Особое значение имела борьба с заразными болезнями, чумой, холерой и сифилисом.
Базель был взбудоражен не только Реформацией, но и эпидемией чумы, которой здесь не было больше двадцати лет. Она косила всех подряд – протестантов и католиков, молодых и старых, богатых и бедных. Правда, богатым легче было уехать из города. Так спаслись от болезни многие, в том числе врачи и профессора. Оставшиеся боялись выходить из дома. На улицах валялись трупы – их не успевали убирать. Покойников закапывали сразу, без всяких обрядов. Все реже был слышен плач, слез не хватало. Казалось, что вместе с рыданиями и стонами исчезало сочувствие. Некоторые на похоронах шутили и смеялись: люди привыкли к смерти.
Парацельс знал об эпидемии чумы в середине XIV века, которая была гораздо более грозной и сократила население Европы на треть или даже наполовину. Тогда, например, в Марселе население вымерло почти полностью. О смертоносной чуме во Флоренции в 1348 году Джованни Боккаччо писал: «Против нее не помогли ни мудрость людская, …ни усиленные моления… Сколько крепких мужчин, красивых женщин, прекрасных юношей, которых сами Гален и Гиппократ признали бы вполне здоровыми, утром обедали с родными и друзьями, а на следующий вечер ужинали со своими предками на том свете!»
При легочной чуме на телах погибших от кровоизлияний появлялись черные пятна. Поэтому чуму называли Черной смертью. Медицинский факультет в Париже, самый знаменитый в мире, дал свое объяснение болезни. Согласно ему, далеко в Индии небесные светила вступили в борьбу с водами моря и лучами Солнца. В результате из-под земли вырвались ядовитые пары, миазмы, которые по воздуху распространились в мире и стали причиной эпидемии. Для борьбы с ней факультет советовал правильно питаться, применять клизму и слабительные, мужчинам избегать женщин и не спать с ними в одной постели. Важнее всего было вытеснять дымом отравленный воздух и ядовитые испарения от трупов. Поэтому в Базеле на площадях жгли костры с добавлением трав, и воздух был насыщен их пряным ароматом. Прохожие обмахивались благоухающими веточками. Но рекомендации светил медицины не спасали от чумы.
Бубонная чума встречалась в Базеле чаще, чем легочная. Иначе смертей было бы еще больше. Бубоны, болезненные узлы, по виду похожие на бобы, возникали у больных на шее, под мышками и в паху. Через несколько дней появлялись озноб и сильный жар. Состояние резко ухудшалось. Живот вздувался, язык был покрыт белым налетом. Сердце стучало слишком часто, приходили слабость, головная боль, кашель и бессонница. Больной метался в постели, бормотал заплетающимся языком, невнятно, как пьяный, терял сознание и умирал.
Никто не знал истинной причины чумы и не умел ее по-настоящему лечить. Что же оставалось делать Парацельсу? Он прижигал бубоны раскаленным железом, прокалывал их, выдавливал мутную жидкость и гной, надеясь, что вместе с ними уйдет болезнь. Теофраст полагал, что нечистый воздух в больнице вреден, и всюду требовал проветривания. Он и его помощники заматывали лицо тряпками и жевали чеснок. Они едва держались на ногах от усталости. Ночью доктор не ложился, а сваливался в постель часа на три. Он помог многим, но не мог спасти всех. Чума скосила одного из его друзей, философа Ганса Денка. Боялся ли Теофраст заразиться? Он помнил, что рассказывал студентам в университете в Ферраре профессор Леоничено: «В древние времена в одном городе на Востоке бушевала эпидемия чумы. От нее погибли все жители города, кроме
