С другой стороны, если бы у Красных была бы в резерве ударная группировка, например, в районе Бугульмы, то неужели бы они не воспользовались бы этими войсками для скорейшего занятия Уфы и развития успеха. В этом случае они могли бы одновременно с занятием Уфы нанести параллельный удар по Оренбургу, что дало бы им спрямление линии фронта. По всем агентурным данным, большевики сейчас пытаются перебросить в Пермь подкрепления, достаточные для удержания города. И даже выдвинули лозунг: «Все на защиту Перми!», что только подтверждает мои слова. Пермь – ключ ко всей зимней кампании и я поддерживаю Вас, Александр Васильевич, в Вашем стремлении быстрее захватить город. Иначе его не взятие и возможная потеря Уфы самым негативным образом отразится на военной и политической обстановке как на всем протяжении нашего фронта, так и в тылу. Этого необходимо избежать, во что бы то ни стало. Считаю необходимым всевозможное усиление нашей активности на направлении главного удара для скорейшего занятия Перми. У меня все, Александр Васильевич.
Все время пока Рябиков говорил, генерал-майор Лебедев раздумывал над словами Верховного Правителя. Он обхватил голову руками и в задумчивости потирал пальцами лоб и виски. С этой стороны Начальник Генерального штаба проблему не рассматривал.
Ему было всего тридцать пять лет. Колчак поставил его на должность Начальника Генерального Штаба во многом потому, что здесь ему нужен был свой человек. Никакими другими талантами Дмитрий Анатольевич не отличался. Он участвовал в Русско-японской войне и после этого больше не воевал. Во время Первой Мировой он служил в аппарате Генштаба и был, хотя и исполнительным, но вполне заурядным служакой. Единственное чем он мог «гордиться» - это страсть к интригам и умение добиваться своего в «подковерной» борьбе. Ни по возрасту, ни тем более по опыту для такой должности
генерал Лебедев не подходил. Он не обладал самым важным для начальника Генштаба качеством, а именно умением квалифицированно проанализировать факторы влияющие на обстановку и интегрировать их в конкретные планы, сообразуясь с текущими ситуациями на линии фронта, чтобы безусловно добиться успеха и побед.
Однако как опытный «паркетный» генерал он прекрасно услышал и понял все, что хотел сказать Колчак. Возражения генерала Лебедева имели под собой вполне конкретную цель.
Он хотел перестраховаться. Теперь же, после того как высказался Рябиков, можно было согласиться с мнением Верховного Правителя, появилась возможность в случае каких-либо неудач снять с себя всю ответственность за них и переложить на Павла Федоровича.
- Ну что же, я согласен с доводами и немедленно после совещания отдам все необходимые распоряжения о срочной переброске как свежих частей и артиллерии, так и пополнения.
Колчак задумчиво покивал головой.
- Хорошо, Дмитрий Анатольевич, соберите все силы, которые возможно для взятия Перми. Считайте это приказом.
- Слушаюсь, Александр Васильевич! - Лебедев вскочил со стула.
Верховный успокаивающе махнул рукой и генерал сел на место.
- Генерал Гайда, Вы поняли, что Вам необходимо сделать? – Колчак обратился к новому командующему Сибирской армии. - Обстановка на фронте сложная. Вам необходимо будет как можно быстрее вникнуть в нее. Я жду от Вас скорейшего штурма и взятия Перми. Большевики находятся на последнем издыхании, их части ненадежны, несут большие потери, голодают и мерзнут. Я надеюсь, что Вы, стремительным продвижением принесет победу всему нашему делу.
Радола Гайда встал.
- Я все понял, Александр Васильевич. Я и вверенные мне войска оправдают Ваше доверие.
- Хорошо, генерал. Дмитрий Анатольевич, как начальник Генштаба, приложит все усилия для переброски войск на направление главного удара, - после этих слов Лебедев кивнул. - Павел Федорович поможет Вам с данными разведки, - Колчак сделал небольшую паузу и, дождавшись его кивка, продолжил. - В Перми есть законспирированная офицерская подпольная организация, которая передает нам данные о численности и состоянии частей Красных. Иногда они передают нам сведения об их дислокации и передвижении. В этом случае наши войска наносят в указанные точки мощные удары и пробивают бреши в обороне противника. Большевиков пока выручает только наличие мобильного резерва, который они используют для того, чтобы контратаками закрывать эти бреши. Однако, в тот момент, когда мы прижмем их к окраинам города, использовать эти резервы, если конечно они у них еще будут, большевики не смогут. Кроме этого, подойдя к Перми, мы дадим нашим сторонникам в городе сигнал, и они поднимут восстание в тылу Красных. Это очень сильно облегчит Вам прорыв обороны города и его занятие. Надеюсь, Вы понимаете, генерал Гайда, что эта информация не должна покинуть стен этого кабинета?
- Так точно, Александр Васильевич. Разрешите приступить к выполнению обязанностей командующего Сибирской армии?
- Приступайте, генерал, и да поможет Вам Бог! – Колчак повернулся к остальным офицерам. - Все свободны, господа офицеры. Прощу Вас приступить к выполнению Ваших обязанностей.
Когда офицеры вышли, Колчак подошел к столу и присел в кресло.
Ему было о чем подумать.
Во-первых. Очень беспокоили чехи. Им настолько надоело воевать, что они уже просто начали отказываться от боевых действий и отводить свои части в тыл. При генерале Гайде он не стал поднимать этот вопрос, однако от этого вопрос не переставал быть менее острым.
В период, пока Мировая война еще шла, чехам можно было объяснить, почему есть необходимость идти в атаку или держать оборону, теперь же после окончания Великой войны, эта возможность исчезла. Чехи просто не хотели воевать тогда, когда все уже прекратили, и откровенно не понимали, зачем им это нужно, да еще и в России. И в этом они были абсолютно правы. Вести о провозглашении независимой Чехословакии усилили желание вернуться в Европу. Теперь же они хотел только одного – домой. Падение боевого духа легионеров в Сибири не смог остановить даже генерал Милан Штефаник во время своей инспекционной проверки в ноябре-декабре 1918 года. Милан Штефаник был генералом французской армии, а также астрономом и политиком. Когда 14 октября 1918 года Чехословацкая народная Рада была провозглашена правительством Чехословакии, Штефаник стал министром обороны страны. Но даже его приезд ничего не изменил. Сначала Колчаку показалось, что за генералом стоят французы, но по факту оказалось, что основной его целью были переговоры о выводе Чехословацкого корпуса из России. Среди чехословацких частей
Начался разброд и шатание. Среди солдат и офицеров пошли разговоры о том, что необходимо прекращать боевые действия и собираться к магистрали, для того чтобы ехать с Урала на восток, к Байкалу. С командующим Чехословацким корпусом в России генералом Яном Сыровым отношения были очень сложные. Войска Чехословацкого корпуса, на начальном этапе являвшиеся главной ударной силой в борьбе с красной армией, уже фактически не подчинялись командованию Сибирской армии. Назначение Гайды было эдакой полумерой, которая была призвана сгладить противоречия. Что из этого получится, было не совсем понятно. В любом случае взятие Перми и дальнейшее продвижение на Архангельск для соединения с войсками союзников могло каким-то образом наладить отношения с генералом Сыровым.
Во-вторых. Не меньшее беспокойство вызывали и политики в Омске.
Адмирал Колчак, став Верховным Правителем России, не стал лучше разбираться в политике или политиках. Но у него всегда, как и практически у любого военного человека, да и не только военного, было предубеждение против политиков. Колчак видел имитацию бурной деятельности, но как человек, привыкший к порядку и дисциплине, не мог не замечать беспорядка, который творился в его правительстве. В данный момент это его не напрягало, но вызывало беспокойство. Как и у любого человека, который занялся новым для него делом, ничего в нем не понимает, но видит, что система дает сбои.
Александру Васильевичу было трудно судить о людях, которые стали его кабинетом министров.
Омское правительство было создано 18 ноября 1918 года в Омске, в основном из членов Совета министров бывшей Уфимской Директории, содействовавших перевороту Колчака или напрямую замешанных в нем. В основном в правительство входили «правые» - кадеты, монархисты, социал-демократы.
Премьер-министром стал Петр Васильевич Вологодский. Докладная записка «Состав совета министров», автором которой предположительно является Валериан Александрович Жардецкий, так описывает Петра Вологодского: «Он всегда был и есть сплошное препятствие, которое необходимо преодолевать изо дня в день, препятствие провинциализма, ограниченности, упорства и обидчивости. Долгие годы жизни в глубокой провинции в Томске, в мире мелких дел, интриг, сплетен, губернских попоек и карточной игры, в атмосфере духовной грубости, наивности и несложности, фатально определили его уровень. Это – пожилой провинциальный адвокат, малоразвитый, нерешительный, интеллектуально пошлый. В политической работе он склонен к самому неудовлетворительному виду компромисса, к легкомысленно-механическому компромиссу. В нем есть изрядное количество упорства и личной предубежденности. Круг его симпатий провинциален и мелок. К тому, что выше этого круга, он относится с подозрительностью и недоверчивостью уездного дельца. Долг государственности и сложный язык условностей государства для него темен и недоступен. Ход событий, в которых он не был созидателем, сделал ему довольно прочное внешнее положение. Его имя оказалось напето по телеграфу заграницу. В этом смысле его знают, не зная, иностранцы, для которых он – символ прогрессивной политики в противовес Михайлову. Вологодский в вопросах внутренней политики скорее доступен, чем опасен. Размышляя, он весьма склонен поддерживать идею сибирского большинства своих людей в Сомине. Во всех личных комбинациях по совету министров он будет фатально поддерживать самую неудовлетворительную и посредственную. Во всех вопросах, присутствующих в деле управления, он будет искать позиции, наиболее разбавленные и внутренне ничтожные, принимая свою ограниченность за дальновидность. Наоборот, в вопросах внешних, оказавшись, хотя бы на время предоставленным сам себе, он, по неразумению, может наделать большое зло. Неосторожная и неуклюжая болтовня его не раз в этой области создавала опасное положение». Эту докладную записку обнаружили эсеры при аресте Колчака. Затем она попала в руки большевиков.
