Подземка! Мы в подземке!
О черт…
Кругом раскинулось лишенное красок безвременье, и лишь редкие пятна мрака на миг выныривали из него, чтобы тотчас остаться позади и раствориться во всеобщей серости. Сущности мчались вдогонку за вагоном и пытались запустить свои призрачные когти в обшивку, но алхимические формулы не давали им проникнуть внутрь. И все бы ничего, вот только мы с Аланом находились снаружи.
Легкая добыча…
Стиснув зубы, я поднялся на одно колено и обернулся к локомотиву, но вместо него увидел стремительно приближающееся сияние. А в следующий миг грань меж Вечностью и реальностью врезалась в меня, будто кирпичная стена!
Переход едва не выбил дух, а потом вернувшаяся вдруг инерция подхватила, сдернула с крыши вагона и вышвырнула на перрон, и тогда уж я потерял сознание без всяких «едва».
Очнулся, когда перевернули на спину. Служащий подземки заметил револьвер в наплечной кобуре и в испуге отшатнулся.
Пришлось прошептать:
— На пояс смотри.
Парень в форменной тужурке разглядел служебный значок и немедленно приободрился.
— Что здесь произошло? — потребовал он ответа, преисполненный собственной значимости.
— Второй где? — задал я встречный вопрос.
— Без сознания.
— Неотложку вызывай! — приказал я. — И позвони… А, черт с тобой! — Мне пришло в голову, что больше времени потрачу на объяснения, поэтому перевалился на бок и неуклюже поднялся на четвереньки. — Звони в больницу! Бегом! — рыкнул я, собираясь с силами, чтобы встать на ноги.
Служащий подземки убежал, а толпившиеся вокруг зеваки расступились в разные стороны, стоило только мне выпрямиться и обвести всех недобрым взглядом.
Ну и правильно, что расступились. Надо дважды подумать, прежде чем докучать растрепанному человеку в простреленной в трех местах сорочке, с револьвером в наплечной кобуре и ножом в руке, пусть даже это и полицейский. Возможно даже — особенно если это полицейский.
Ах да, нож!
Я сунул служебный клинок в чехол на поясе и заковылял к телефонным кабинкам. Прикрыл за собой дверцу и сразу навалился на полку с толстенным справочником в попытке перебороть головокружение. Когда сознание немного прояснилось, достал из заднего кармана брюк бумажник, отыскал в нем четвертак и позвонил в управление. Велел дежурному отправить к оперному театру подкрепление, затем связался с Яном Навиным и в двух словах обрисовал ситуацию. А потом просто стоял и слушал звучавшие в трубке короткие гудки.
Кто-то сунулся в кабинку; я без обиняков вытолкнул наглеца наружу и сам вышел следом. Убедился, что рядом с Портером уже суетится медик, а через толпу протискиваются санитары с носилками, и ушел в уборную. Открыл вентиль с холодной водой, поднес руки к крану, но струя вдруг распалась на отдельные, неподвижно зависшие в воздухе капли. Несколько ударов сердца ничего не происходило, потом вода вновь хлынула вниз, ударилась о пальцы, расплескалась по сторонам и залила манжеты.
Что за чертовщина?
Я умылся, за неимением расчески пригладил волосы влажной ладонью и кое-как очистил от пыли штаны, но отражение в треснутом зеркале по-прежнему вызывало обеспокоенность душевным здоровьем его обладателя.
Дело было не в залитой кровью сорочке, дело было в глазах.
Я повидал немало тронутых, у всех в глазах словно застыло само время.
Застыло, заледенело, покрылось коркой инея.
Умерло.
Вот и в моих…
Тряхнув головой, я сбросил наваждение, и тут в приоткрывшуюся дверь кто-то осторожно произнес:
— Господин…
Я повернулся к замявшемуся медику и представился:
— Специальный комиссар Грай.
— Комиссар, вам нужна помощь?
— Нет, благодарю, — отказался я, покинул уборную и спросил: — Что с моим коллегой?
— Без сознания. Острое отравление Вечностью, подозрения на сотрясение мозга и перелом ребра.
— Но в целом ничего серьезного?
Медик выразительно глянул на мою простреленную в трех местах и залитую кровью сорочку и кивнул:
— В целом — ничего. — Двое дюжих санитаров протащили мимо нас носилки с детективом, врач предупредил: — Везем в больницу Святой Катерины, вещи остались у дежурного, — и поспешил за пациентом.
Я заметил мелькнувшую среди толпы зевак форменную тужурку и, не обращая внимания на удивленные взгляды, отправился забирать пожитки напарника. Связку ключей, бумажник, значок и записную книжку рассовал по карманам, табельный револьвер убрал в свисавший с плеча подсумок, а трофейный карабин попросту повесил на плечо. Так и двинулся на выход.
Люди от меня просто шарахались, но мне было плевать. Пока поднимался по лестнице, в голове с каждой ступенью нарастала пульсирующая боль, да и в вестибюле легче не стало. Мысли путались, ноги налились ватной слабостью, поэтому на улицу вывалился, едва не теряя сознание.
А там — дождь. Холодный, противный, мелкий дождь вперемешку с мокрым снегом.
Просто благодать…
Какое-то время я стоял, слепо пялясь в затянутое облаками небо, и лишь когда требовательно рявкнул автомобильный клаксон, вытер лицо и зашагал к служебному автомобилю, остановившемуся неподалеку. Закинул карабин на заднее сиденье к плащу и пиджаку, сам уселся рядом с водителем, скомандовал:
— В управление, — и без сил откинулся на спинку сиденья.
— А детектив? — удивился парень, заводя движок.
— Здоровье поправляет, — ответил я и моргнул. Просто закрыл и сразу открыл глаза, но за это время мы каким-то неведомым образом успели домчаться до управления.
— Комиссар? — озадаченно повернулся ко мне водитель.
Я отмахнулся, выбрался под дождь и потер пальцем бурое пятно на груди. Кровь давно засохла, палец остался чистым. Тогда накинул поверх сорочки плащ, прихватил карабин с пиджаком и прошел в вестибюль полицейского управления. Подниматься по лестнице на седьмой этаж не было сил, но, к счастью, толкаться в лифте с коллегами не пришлось — субботним вечером на службе находился лишь персонал дежурной части.
В кабинете я отложил двуствольный карабин на стол, расправил пиджак и повесил его на спинку кресла, затем убрал плащ на вешалку и проверил, не перепачкана ли его подкладка кровью, будто сейчас это имело хоть какое-то значение. Затем достал из подсумка револьвер напарника и убрал его в верхний ящик выделенного детективу стола, туда же скинул прочую мелочевку, а свои безнадежно испорченные галстук и сорочку с раздражением выбросил в мусорную корзину.
Подошел к зеркалу, полюбовался на три растекшихся на половину груди багряно-синих пятна. Малейшее прикосновение к ранам отдавалось острой болью, но уж лучше так, чем заехать в крематорий с пулей в потрохах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
