Селезнев давно сидел, закрыв рот рукой, чтобы не мешать мне своим хихиканьем.
- О господи! - запричитал он, когда понял, что рассказ окончен. Американская фирма!.. Голубая мечта идиота... с алым сердечком на заду! Ха-ха-ха! "Напакостил!.. Вонючие штаны!"
В эту минуту в дверь позвонили. Я лениво потянулась к чайнику долить себе кипяточку.
- Ты не откроешь? - спросил Селезнев, все еще смеясь.
- А зачем? У своих есть ключи. Кстати, надо бы сделать и тебе. А чужих мне видеть неохота.
Звонок повторился. Один, другой, третий раз. Потом кто-то начал вызванивать морзянкой: "открой!" Я заколебалась. Может, кто-нибудь из моих олухов посеял ключ?
- Открой, чего уж там! - сказал Селезнев. - Если тебе будут докучать, я приду на помощь.
- Сама справлюсь, - проворчала я, вылезая из кресла. - Ты лучше спрячься за холодильник. Не дай бог, Софочка пожаловала!
Но это была не Софочка. За порогом стоял Безуглов. Вот уж действительно: о черте речь, а он - навстречь! В руках у него был букет розовых гвоздик, на физиономии - умильное выражение, и, глядя на нее, я почему-то сразу вспомнила троянского коня. Может быть, у него тоже была такая длинная угловатая морда?
- Варвара, извини, что без приглашения, - затараторил Глыба. - Я на одну минуту!
- Ну заходи. - Я посторонилась.
- Я был несправедлив по отношению к тебе, - торжественно объявил он, закрыв за собой дверь. - Наговорил черт-те что, возвел напраслину, нагрубил, можно сказать. Ты уж меня прости. Вот, возьми. - Он протянул мне гвоздики и открыл пакет, который держал в левой руке. - Хотел сначала купить тебе коробку конфет, а потом решил: фрукты полезнее.
И он вложил мне в руки ананас, три здоровых грейпфрута и кулек с виноградом.
- А это, - сказал он, демонстрируя мне солидных размеров огурец, - гвоздь сезона. Новый сорт, недавно вывели. "Женская услада" называется.
"Эх, Глыба, Глыба, - подумала я, подавив вздох. - И зачем только ты пошел на мехмат? В военном училище твоим шуткам цены бы не было!" Но с волками жить - по-волчьи выть. Я подняла брошенную мне перчатку.
- Ой, какая прелесть! - (Бурный восторг.) - Где ты его достал? Я слышала, их распространяют по подписке только среди тех, кто уже не может услаждать женщин иными способами.
Если Глыба и собирался отразить мой выпад, то не успел. За моей спиной послышалось какое-то шлепанье. Я обернулась и узрела, конечно же, Селезнева. Но в каком виде! Хорошо, что Глыба не мог видеть моего лица. Идальго снял пуловер, рубашку и даже носки и расстегнул ремень. Он стоял, поигрывая борцовскими мускулами, которых не могла скрыть тонкая футболка, и смотрел на нас исподлобья.
- Кто здесь собирается кого услаждать? - осведомился он зловеще. - Ты не представишь нас друг другу, дорогая?
У Глыбы забегали глазки. Ростом он ничуть не уступал Селезневу, но программистским трудом таких бицепсов не наживешь. Сообразив, что сейчас его будут бить, он явно занервничал.
- Э... очень приятно!
С этими словами Глыба шустро повернулся к двери, зачем-то закрыл задвижку, истерично дернул ручку и, окончательно запаниковав, начал ломать замок.
- Уже уходишь? - сдавленно спросила я, помогая ему справиться с нехитрым устройством.
- Э... да! - Замок щелкнул, и он опрометью выскочил за дверь.
- Эй, постой! - крикнул ему вслед идальго, и было явственно слышно, как оклик придал Глыбе ускорения.
Мы с Селезневым посмотрели друг на друга и расхохотались.
- Где тебя учили так быстро раздеваться? - спросила я сквозь смех. - На курсах спринт-стриптиза? Ох, но как у него вытянулась рожа, боже мой!
- Огурец! - хохотал Селезнев. - Представляешь, что подумают люди, увидев, как он мчится с выпученными глазами и огурцом в руке?
- С "женской усладой"! - подхватила я, изнемогая. - Сексуальный маньяк!
Новый приступ неудержимого хохота. Я согнулась пополам, гвоздики и фрукты посыпались на пол.
- Тише... тише! - выдавил Селезнев через силу. У него по лицу уже катились слезы. - Нельзя... так... смеяться!
- Ему, видите ли, "очень приятно"! Ой, не могу!
Мы не расслышали, как в замке повернулся ключ. Дверь внезапно распахнулась и пинком бросила меня в объятия Селезнева. Я не обернулась. Я знала, что просто умру, если увижу сейчас физиономии друзей, взирающих на разбросанные по полу цветы и фрукты, на мокрое лицо идальго, прижимающего меня к широкой груди.
Судорожно всхлипнув, я уткнулась лицом в его майку и услышала за спиной гневный Прошкин возглас:
- Совсем стыд потеряли, охальники!
И как мне удалось выжить?
1999
