Тем временем японские авиаторы, видимо, сумели убедить свое высокое начальство в том, что они смогут взять верх над сосредоточившейся в Монголии советской авиацией. У японских летчиков был козырь: их первые, майские, безнаказанные налеты на монгольские аэродромы. Да и численность японцев сильно возросла: ко второй половине июня они уже сосредоточили на своих аэродромах вблизи границы около трехсот самолетов.
23 июня на японских авиабазах началась спешная подготовка. Особое оживление царило на аэродроме Дархан-Ула. В центре внимания была базировавшаяся на этой точке эскадра истребителей. Именно она в мае уничтожила на монгольских аэродромах несколько наших самолетов, а в первом воздушном бою сбила еще восемь, не потеряв ни одного своего. Прибывшее на Дархан-Улу японское авиационное начальство, собрав летчиков, заявило, что им самой судьбой предназначено теперь разгромить в Монголии советскую авиацию и проложить этим для японской империи путь к русским сибирским землям. Один из летчиков этой эскадры, оказавшись на следующий день в плену, рассказал все это в штабе монголо-советских войск.
Я не коснулся бы этого мелкого звена в цепи общих событий, но сам факт, что этот японский ас выбросился с парашютом из подбитого самолета на чужой территории, говорил о том, что и "дети солнца" хотят жить на земле.
...Тот памятный день начался для нас, как и все предыдущие. За час до рассвета дежурный по лагерю разбудил нас не по тревоге, а, приоткрыв полог юрты, тихо произнес:
- Товарищи, пора...
Спать мы научились по-фронтовому - чутко, и вовсе не обязательно было кричать, чтобы разбудить людей. На подъем полагалось десять минут, но этого было достаточно: туалетом заниматься почти не приходилось, даже ополоснуться водой не всегда удавалось, ее нужно было экономить - до самой реки ни одного колодца. Мы узнавали об этом, когда в столовой вдруг начинался аврал по сбору пустой тары.
Солнце еще не успело перекатить через гряду Большого Хингана, а авиатехники уже доложили о готовности самолетов. В полдень ртутный столбик поднялся к сорока градусам. Сделали перерыв в полетах. Всех потянуло к телеге с бочкой воды, и тут возник спор, стоит ли продолжать тренировку. Большинство считало, что теперь все летчики подготовлены хорошо, только один Николай Викторов настаивал на своем:
- Лучше летать, чем здесь, на земле, сало топить.
- А зачем зря крутить мельницу, если все уже хорошо ведут бой, а некоторые и нам могут всыпать! - возразил Коробков.
Викторов выглянул из-под телеги, где он пристроился в тени, посмотрел на нас уничтожающим взглядом и, отчеканивая каждое слово, сказал:
- Тогда, раз они уже все превзошли, пусть теперь сами вас, недорослей, учат! А мне моим ребятам еще кое-что надо показать, поняли?
Слово "недоросли" зацепило Николаева.
- Да пойми ты, буйвол, с тобой летчики летать отказываются, говорят, что ты своими немыслимыми перегрузками сделаешь их калеками на всю жизнь.
Я решил внести ясность и прекратить бесполезный спор: мы выполняем приказ и сами отменить его не можем, самое лучшее позвонить комкору Смушкевичу.
- Звони, звони,- снова раздалось из-под телеги. Ты от своих подчиненных не знаешь, куда деваться. Я видел, как один прижал тебя вчера!
Эти слова задели меня, и я уже хотел вызвать Викторова на воздушную дуэль, но в это время запищал зуммер.
- "Ленинград" слушает, лениво ответил в трубку Викторов, но вдруг сосредоточился и, прикрыв ладонью ухо, несколько раз повторил: - Есть!
А потом его точно выбросило из-под телеги:
- Давай ракету, наших бьют!
Самолеты разом устремились на взлет, и летчики уже в воздухе быстро разобрались по своим местам в строю. Отрадно было смотреть, как отлично справилась со взлетом по тревоге наша молодежь, которую мы только что тренировали.
Вперед вышел Николай Викторов, показывая направление полета. Я взглянул на карту и компас. Мы летела курсом на озеро Буир-Нур.
Перед встречей с противником, казалось бы, все мысли должны быть сосредоточены на будущем, на том, что вот-вот придется собрать нервы в комок и встретиться с глазу на глаз со смертью, которая обязательно будет рядом и которая обязательно кого-то настигнет. Но странное дело! Мне, наоборот, вдруг вспомнилось прошлое - Испания, Мадрид и тот первый бой, который так и остался в памяти весь, до мельчайших подробностей, как никакой другой после него. Я смотрел на голубое небо, туда, где горизонт сливался с контурами еле видимых гор, и мне казалось, что это не отроги Большого Хингаыа, а Сьерра-де-Гвадаррама и что со мною рядом летят мои боевые испанские товарищи. Давно ли все это было? Всего год назад...
Летим уже восемь минут, внимательно наблюдая за передней полусферой пространства. Немного в стороне от озера Буир-Нур замечаем в воздухе перемещающиеся точки, с каждой минутой они увеличиваются. Над пунктом Монголрыбы творилось что-то невероятное: не меньше сотни самолетов сплелись в один клубок, опоясанный пулеметными трассами.
Наши авиационные подразделения, располагавшиеся на ближайших к границе аэродромах, сражались уже минут пятнадцать. Их боевым ядром были летчики из нашей московской группы.
Японцы же наращивали силы. В воздухе становилось все больше и больше самолетов. Я подал команду "Приготовиться к бою!". Коробков, Николаев, Герасимов разомкнули свои звенья, и в тот же миг рядом с нами появились самолеты противника.
Японцы охотно принимали бой на ближних дистанциях, их это устраивало. Мы заметили также, что японские самолеты обладали хорошей маневренностью, а летчики - отличной техникой пилотирования. Возникали моменты, когда плотность боя становилась предельно возможной. В такие минуты возникала двойная опасность: атаки производились почти в упор, и не исключалась возможность случайных столкновений в воздухе. Я заметил, как один из японцев, метнувшись в сторону от моей атаки, чуть было не врезался в другую машину. В самой гуще боя чей-то летчик беспомощно повис на лямках под куполом парашюта, потом, вслед за ним, еще трое. Сбитые самолеты на некоторое время замедляли темп воздушного боя. Они падали, разваливались на куски, волоча за собой траурные шлейфы дыма, заставляя на своем последнем пути расступаться всех остальных.
Во время атаки я несколько раз взглянул на землю. Там, далеко внизу, кострами догорали обломки боевых машин. Казалось, этому воздушному побоищу не будет конца, но вот наступил момент, когда и у тех и у других стали кончаться и горючее и боеприпасы, и армада дерущихся самолетов начала таять на глазах. В воздухе остались только мелкие группы и одиночки, успевшие вновь заправиться горючим и вернуться к месту боя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
