Она познакомилась с Ганнибалом, этим, безусловно, мужественным человеком и привлекательным мужчиной, как раз в тот самый момент, когда ничто в жизни уже не светило ей, когда она, не единожды поруганная необузданной солдатней, разуверившись в возможности для себя столь естественного женского счастья – любить и быть любимой, – решилась на смертельно опасный шаг. Мы знаем какой, нам известно, чем он окончился для нее…
Имилька увидела Ганнибала во всем блеске его великодушия: когда он и только он имел полную власть над ней, ее телом, но не воспользовался ситуацией. В отличие от множества мужчин, всячески добивавшихся ее взаимности, пунийский полководец по сути дела проявил равнодушие к ее редкой красоте, не стремился насладиться ее прекрасным телом. Для такой горячей и эмоциональной женщины, как Имилька, это было сродни унижению…
Кровь ее забурлила, сердце затрепетало, как еще никогда не трепетало. Желание покорить этого сильного и могущественного мужчину превратилось в страсть. Вскоре страсть этой полной энергии и решительной женщины достигла наивысшей своей точки, став Безудержной Страстью, чуть ли не Манией.
Она хотела забыть Ганнибала, но не получилось. Теперь, когда он стал грозной силой, исполином, двинувшимся на могучий Рим, Имилька решила с безграничной преданностью безответно любящей женщины посвятить себя служению человеку, который зажег в ее душе такую горячую, всепоглощающую, поистине дьявольскую страсть…
В руках потерявшей надежду на взаимность, ослепленной неутоленной страстью необузданной испанки сверкнул маленький, остро отточенный кинжал. Казалось, он уже готов вонзиться прямо в ее вытатуированную сине-зеленую «трепетную птичку» – под сердце…
Эта темпераментная женщина была не только несравненная красавица: сквозившая в ее пламенных речах, порывистых поступках невероятная преданность произвели неизгладимое впечатление на пунийца. Своей неистовой любовью она, проделавшая столь тяжкий и длинный путь ради любимого человека – не будем уточнять, каких моральных и физических унижений ей это стоило – явно заслужила лучшей участи. Да, война была его Ремеслом, его Стихией, его подлинным Призванием. Возможно, его Уделом…
Но, в конце концов, он был мужчина, привлекательный своей мужественностью мужчина в расцвете лет! И ничто человеческое – привязанность, жажда возбуждающе-расслабляющей женской ласки, потребность в целебной энергетике женского тела, возможно, даже любовь – ему было не чуждо! Его можно понять, на этот раз даже он – воин до мозга костей, Солдат из Солдатов (!) – не устоял против всесокрушающих чар неотразимой испанки! Беспрерывный поток чувственных и обжигающе горячих поцелуев, сопровождаемый водопадом чисто женских всхлипываний и слез, и прочие безотказно действующие на мужчин всех времен и народов сугубо женские «шалости» коленопреклоненной миниатюрной чертовки сделали свое дело: Имилька… осталась в палатке Ганнибала!
…Здесь мы погасим тусклый свет чадящего светильника в палатке Ганнибала. Не будем фантазировать, что было «всё» и «по-всякому»: и «змейка» извивалась, и «птичка» трепетала, и «бабочка» взлетала, и гортанные всхлипы, и слезы блаженной муки, и несвязный лепет, и прочие признаки «прихода» столь желанной и долгожданной Женской Радости! Впрочем, каждый вправе «нарисовать» для себя в силу своих эротических фантазий и сексуального опыта «живую картинку» случившегося «за кадром» между мужчиной в самом расцвете лет и сексуально раскрепощенной женщиной. О вкусах – не спорят, или каждому – своё!
Скажем лишь, что очень скоро Имилька докажет свою любовь и преданность этому великому человеку, когда-то спасшему ей жизнь. Она дорого заплатит за свою верность Ганнибалу, покорившему ее сердце, но, вероятно, такова была ее карма…
Отношение к ней Ганнибала истории доподлинно осталось неизвестно. По крайней мере, у нас нет никаких документальных свидетельств по этому поводу, кроме наличия у него иберийской жены по имени Имилька, очевидно, ушедшей за ним в его италийский поход. А туманным преданиям, как известно, веры мало. Они, как мозаика, со временем «рассыпаются», и каждый волен трактовать оставшиеся доступными фрагменты сугубо по-своему…
По правде говоря, их связь возникла сугубо благодаря настойчивости неистовой влюбленной иберийской чертовки. Сдается нам, что будущий Гений Войны просто решил уступить ее любовному напору, если хотите, настойчиво-навязчивым домогательствам. По какой-то одному ему ведомой причине он мог не захотеть оставлять ее одну среди грубой солдатни, порой по-скотски грубой, жившей одним днем: завтра они могли погибнуть – такова была специфика их ремесла. А она рвалась к исконно Женскому Счастью – любить и быть любимой, к рождению детей от желанного мужчины и созданию с ним семьи. Он понял, что в погоне за Женским Счастьем темпераментная красавица не остановится ни перед чем, и, не желая погубить ее, милостиво позволил себя любить…
Пока он жив и жива она…
Имилька могла быть для Ганнибала тем, что среди людей военных – вояк до мозга костей – скороговоркой и вполголоса называется ППЖ или походно-полевая жена…
Комментарии излишни…
Так бывает или, как говорят философствующие французы, – «се ля ви»…
Впрочем, что было между ними на самом деле, нам доподлинно неизвестно, и все это – всего лишь догадки! Но мы еще узнаем финал их, если хотите, любви, но, увы, не с большой буквы!
От дел альковных вернемся на… войну, ибо наш герой был в первую очередь Человеком Войны и влюблен был по-настоящему лишь в Кровавую по Натуре и Страшную Ликом Девку по прозвищу Война! Все остальное для него по сути дела было приходящим и проходящим…
Такие люди живут по принципу «Все пройдет, все забудется, кроме… Бессмертной Славы!»
С появлением солдат Ганнибала в Италии его «игры в прятки» с римскими полководцами закончились. Известие о том, что Ганнибалова армия уже в Италии, вызвало в Риме полный столбняк: даже консул Публий Корнелий Сципион-Старший – один из самых разумных и умелых полководцев Рима той поры (по крайней мере, так полагает проримская традиция) – полагал, что, пересекая Альпы, Ганнибал неминуемо погибнет. Теперь думать о войне в Африке под стенами Карфагена уже не приходилось, потому что пожар начался в родном доме.
Вернувшийся на Апеннинский полуостров Сципион взял под свое начало поредевшие легионы преторов Манилия и Аттилия, расквартированные на севере Италии в долине реки По. Состоявшие частью из новобранцев, а частью из солдат, перенесших тяжелое и позорное поражение от галлов в лесной глуши под Мутиной, они явно нуждались в отдыхе и серьезной всесторонней подготовке. Здесь он стал ждать подхода солдат второго консула Тиберия Семпрония Лонга, чтобы достойно встретить оказавшегося столь хитроумным пунийца. Здравый смысл подсказывал ему, что тут неуловимому врагу ускользнуть от него уже не удастся. Надо только правильно бросить в бой его легионы, триарии которых уже воевали с пунами во время Первой Пунической войны. Его центурионы усиленно распространяли среди легионеров идею, что пуны нынче не те, поскольку их конница проиграла схватку на Родане римской кавалерии. Своим командирам Сципион говорил, что Ганнибал, побоявшийся идти в Италию вдоль лигурийского побережья, понес во время перехода через Альпы большие потери. Теперь уцелевшие воины, как и их лошади, находятся в плачевном состоянии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
