— В самом деле, экое неудобство. А то было бы славненько. Убиваешь младенчика, чтобы занять его место в колыбельке. Ты бы смог, кстати?
Профессор отвёл глаза.
— Теперь буду рассказывать я. Убийцы появились около ста тысяч лет назад. Тогда на Земле существовала цивилизация, от которой сейчас и следа не осталось. Мы были…
— Солдатами. Кшатриями. Кастой элитных воинов. Вот уж нетрудно догадаться, — проворчал профессор, осторожно поводя пистолетным дулом.
Дракон неожиданно захрюкал.
— Уфф, насмешил! — наконец, выдохнул он. — Ну сам подумай: зачем воину, убившему врага, превращаться в него? Это, знаешь ли, противоречит элементарной логике. Если ты убил его, а не он тебя, значит, ты сильнее. Зачем же тебе его тело? И, кстати, зачем воевать народу, умеющему делать такие штучки, как Превращение?
— Я тоже об этом думал, — осторожно заметил профессор. — Но я не вижу других вариантов.
— Ладно, слушай. Прародители наши любезные ни в каких воинах не нуждались. Воевать-то было не с кем.
— Что, их жизнь была основана на мире и любви? — Герман скептически поднял бровь.
— Ну зачем так сразу — на мире и любви? — дракон в зарослях шевельнулся, пристраивая свою тушу поудобнее. — Просто они первыми овладели магией. После чего немедленно уничтожили все остальные народы. Чтобы не создавать себе проблем в будущем. Очень прагматично.
— Но в таком случае, зачем они…
— Не перебивай. Через некоторое время маги изобрели заклинания, позволяющие трансформировать тела. Естественно, маги тут же попытались воспользоваться ими для достижения личного бессмертия. Тут-то и выяснилось, что всё не так просто. Оказалось, что можно сколько угодно перестраивать своё тело, вот только молодость себе вернуть нельзя. Энтропия, будь она неладна. Хаос возрастает. Понимаешь?
— Пока не понимаю, — профессор почувствовал острое желание присесть. Спокойная беседа расслабляла. А если дракон решит напасть без предупреждения?
— Опять трясёшься, — дракон, похоже, угадал ход его мыслей, — говорю же, без тебя не начнём… Или тебе не терпится? Ну давай, доставай свою пукалку. Кстати, что там у тебя в загашнике? Ты же, надеюсь, не с голыми руками на меня попёр?
— Этого я, извини, не скажу, — господин Герман Брюмель напрягся, ожидая подвоха, потом немного отпустил себя, чтобы адреналин не перегорал в крови понапрасну. — Так при чём тут энтропия?
— Ну как же? Что такое старение? Это сотни тысяч мелких поломок в каждой клетке. И эти сотни тысяч поломок происходят каждую секунду. И даже если ты в состоянии починить каждую конкретную поломку… ну ты понял. Так вот. Свою молодость вернуть нельзя. Но ведь можно воспользоваться чужой молодостью. Например, убив того, кто помоложе. И магически спроецировать структуру его тела на себя любимого. Оставив себе только то, что называется душой. Которая бессмертна… Ну да ладно, о душе сейчас как-то не хочется. Момент, знаешь ли, неподходящий для таких разговоров.
— Интересно, — пробормотал профессор, подыскивая контраргументы.
— Ещё как интересно. Кстати, ваша разлюбезная цивилизация тоже пользует всякие такие методы. Зачем, ты думаешь, европейцам были нужны колонии? Ради этих, как его… рынков сбыта? Или там дешёвой рабочей силы? Ничего подобного. Европейцы разрушали социальные тела неевропейских обществ, — профессор невольно улыбнулся: ему показалась забавной голова рептилии, что-то вещающая о «социальных телах», — затем, чтобы за их счёт продлить жизнь себе. Правда, и дикарства таким образом они нахватались… Пока это незаметно. Но я так думаю, скоро на Западе начнётся расцвет язычества, и вообще всякой дряни… наплачетесь ещё.
— Про преступления западной цивилизации я могу послушать и в университете, — решительно пресёк тему Герман. — Скажи лучше, откуда взялось всё это зверьё? Волкодлаки, лисы-оборотни… драконы, наконец? И зачем?
— А кто тебе сказал, что тело должно быть одно? Можно ведь спроецировать на себя несколько разных структур. Одна стареет себе, а другую ты как бы держишь в запасе. Кончается одна жизнь, начинается другая, новая. Или их можно чередовать по желанию. Нужно, правда, чтобы тела сильно отличались друг от друга, во избежание интерференции и резонанса между структурами… Я понятно выражаюсь? Ты ведь у нас, вроде бы, гуманитарий?
— В общем да… А ты, кстати?
— Да так… интересуюсь всем помаленьку. Ну и вот. Последние оборотни дотянули этак до пятнадцатого, что ли, века. Теперь с этим уже всё. Эта магия кончилась. Хорошо, хоть Превращение ещё действует.
— Почему кончилась?
— Всё та же энтропия. Как бы тебе это объяснить-то… Ты привык к технике. Техника что такое? Она ничего в мире не меняет, только переставляет части. Блюдёт законы сохранения. А на место Бе, Бе на место А. Энергия туда, энергия сюда. А как можно, например, добыть энергию из ничего?
— Никак, — пожал плечами профессор. — Это невозможно. Законы сохранения…
— Никто их не отменяет. Но они действуют с точностью до неизменности мира. В нашем мире энергии в мире определённое количество, так? Значит, чтобы её стало больше, надо изменить мир в целом. Сделать его больше, например. Или меньше. Понимаешь?
— Теоретически…
— Так вот, магия — это и есть способ воздействия на мир в целом, — перебил дракон. — То есть каждый успешный магический акт чуть-чуть меняет всё. На самую малость, правда. Но от этого мир становится другим, понимаешь? То есть на это самое чуть-чуть выходит из-под действия магии, настроенной на тот мир, который был…
— Значит, магия слабеет по мере использования? — осторожно спросил профессор.
Дракон кивнул. Зеленя заколыхались.
— Сначала разрушились самые сильные заклинания… Даже хуже: сначала они стали действовать не так… Что привело к чертовски хреновым последствиям. Не спрашивай меня, что случилось. Не знаю. Из магов выжили буквально единицы. Многие — только потому, что в момент катастрофы бегали по каким-нибудь отдалённым лесам. В виде белочек и зайчиков. Или драконов. Кстати, драконам особенно не повезло: у них заклятие оборачиваемости перестало действовать чёрт знает как давно. Наверное, из-за размеров… Хорошо хоть, живём долго. И черепная коробка большая. Волком быть, если помнишь, куда сложнее. Очень отбивает способность к абстрактному мышлению, правда? — дракон захрюкал как-то особенно неприятно. — Представляю себе, как ты на луну выл, да овец воровал. А вот интересно, волчицы тебе давали? Или ты к цивилизации тянулся? В смысле — к собачкам деревенским захаживал по мужской надобности? Небось, и щенков наплодил? Правда ведь жаль, что зверюшечку нельзя вызвать на Поединок? А то мелкими перебежками, от волчонка к волчонку, глядишь, и протянул бы лет сто. Пока не озверел бы окончательно…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
