- Это толстый полковник его увез.
- Я слыхал про него. Забыл только прозвание. Да все одно, что у нас, что у них, исправни-ки одинаковые, что русский, что китайский...
- А Широкова видел?
- Видел. Как же! Он матери гостинца послал.
- С оттудова таскать гостинцы старухам - это дело политичное, пригрозил атаман.
- Я почем знаю, политичное оно, какое ли, - ответил Алексей.
- Ну что, Широков покориться не хочет?
- Не хочет! Он неподалеку от Айгуна живет. Там еще Афонька Трубочистов да этот, что прошлый год из рудника убежал. Я бы знал про Маркешку, сходил бы к их знакомым китайцам, велел бы узнать, где он похоронен.
- Теперь ты ничего не сделаешь, - сказал ата ман, - больше тебя не пущу на Амур.
- Буду я тебя спрашиваться! - ответил Алексей и в сильном расстройстве пошел домой.
"Что такое? Почему человек пропал? Что же это за товарищи, которые дали ему погиб-нуть?" - недоумевал Алешка.
* * *
- Неподалеку от Айгуна мы с ним встретились, - рассказывал Коняев, сидя вечером у Бердышовых. - Когда драка началась, мы как-то сперва Маркешку и не заметили. Потом глядим - он прямо в нарту и вскарабкался на генерала, так на нем верхом и уехал. Ну что же! Мы думаем, надо как-то выручать Маркешку. Я говорю: "Михайла, ты рожей сойдешь за тунгуса, оденься и ступай в город, будто меха несешь". Мишка оделся по-орочонски и вместе с Миколкой пошел в Айгун. Недолго были, глядим - плетутся обратно. А мы жили в фанзе у знакомого китайца на той стороне, за Амуром. "Ну, чего?" спрашиваем. "Готово, говорят, испекся". - "Как так?" - "Голову выставили". Я еще осерчал на Михайлу. А он говорит: "Завтра нам с тобой головы тоже срубят, давай уходить отсюда. Уже посылают стражников в поиски. Завтра нас сцапают, и нам тифунгуан* головы спилит". Стражники еле впустили их в город. Но Мишка чисто по-орочонски сыплет, не признали в нем русского. У богдашек ворота на запор, конные стражники с саблями.
* Тифунгуан - палач.
- Они вообще-то любят за стены прятаться, - сказал Алексей, - а уж чуть кто под городом появился ну, беда, наделают страхов, не знают, как бы крепче запереться.
- Ну, мы в ту же ночь подались...
- Черт вашу душу знает, как вас угораздило. Там по всему Амуру, кроме как в Айгуне да на Улус-Модоне, нет ни одного стражника, пустая страна. Это уж у вас заместо голов деревян-ные болваны прилажены.
Алексей стал рассказывать про свой поход. Его братья - Николай, Петр, Павел, Кузьма, Иван, Григорий, - сыновья, племянники, соседи, бабы, девки и ребятишки собрались слушать.
- Как же ты уловчился, так далеко прошел? - спрашивали его.
- Что теперь вспоминать!.. Вот нехорошо, что люди шкуру свою спасли, а Маркешку казнили из-за них. Ну, Карп с Михайлом - мужики, а ты, Коняев, казак, а хуже бабы. Торгаш, одно слово!..
...Осенью Алексей ходил с сохой за конем, выворачивая на желтом косогоре черные пласты целины. На соседних полянах пахали под озимь другие казаки. Чтобы веселее работалось, они переругивались бранными стихами.
- Какой ты ловкач - катился с Амура, как калач! - кричал Алешка Коняеву.
- А какой ты говорок - со страху без дождя промок! - отвечал тот.
- С тобой водиться - как с шила воды напиться.
- Алешка хлеще складывает! Забивает, забивает! - кричали казаки.
Стояли ясные, жаркие дни. Степь сохла, желтела.
Казаки вспоминали, как в эту пору Маркешка уже стучал в своей кузнице и как над черной ее крышей высоко вился слабый дымок.
- Погиб наш оружейник. Вот был мастер! - горевал Алексей.
- Пойдем опять на Амур! Надо сквитаться за Маркешку, - толковали казаки. - Тебе подарки будут, - говорили они Скобельцыну.
- С амурцев нынче буду брать побольше, - отвечал атаман, - а то есть приказ строгий, и если откроются ваши походы, то нечем будет откупиться.
- Когда-нибудь все туда двинем, - говорил Алексей. - И тебя, атаман, народ заставит за Расею постараться, старый ты хрыч! При Амуре живешь, собака, а допускаешь ему пустовать.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
МОНГОЛЬСКОЙ СТЕПЬЮ
А Маркешку Хабарова везли монгольской степью в деревянной клетке на верблюде. Далеко-далеко за равниной что-то блеснуло, и у казака больно защемило сердце. Сверкнула кяхтинская колокольня. Маркешка подъезжал к родной земле.
Больше полугода просидел он в плену. Его возили из города в город, разные важные чинов-ники снимали с него допросы. Был он в верховьях Сунгари, в Гирине, у самого дзянь-дзюня* и еще южнее, в Пекине. Видел Маркешка впервые в жизни теплую землю, сады цветущей вишни. Китайский губернатор в Гирине, глубокий старик, оказался умным и любознательным челове-ком. Он полагал, что русские не враги Китая и что с ними надо жить в мире. Он сам, когда доставили Маркешку в Пекин, был там же и исхлопотал казаку позволение возвратиться на родину.
* Дзянь-дзюнь - губернатор (китайск.).
И вот третью неделю Маркешку везли степью, но твердой веры, что везут его домой, не было. Он опасался, что китайцы отправляют его куда-нибудь в такую глушь, что вовеки не выберешься. Правда, по дороге шли обозы с чаем... В России чай любят. Так много чаю больше везти некуда. Сейчас, завидев блеск кяхтинской церкви, казак ожил. Родная станица, родная земля, дом родной, друзья, все, с чем уже несколько раз мысленно прощался Хабаров, теперь близко. И уже тряская клетка, казалось, не мучила казака.
Маркешка зашевелился. Монгол-погонщик сердито окрикнул его и щелкнул бичом. Два стражника и маньчжурский офицер плелись верхами на низкорослых лошадях. Офицер был в грязном военном халате, без оружия и в стеганых мягких сапогах. Солнце палило нещадно, и смуглое лицо Маркешки казалось еще желтее от пота и густого слоя дорожной пыли.
Кяхта поднималась из степи. Слева, как груда бревен, разметанных на пустыре, раскинулся китайский городок, Маймачен, а через неширокую полосу от него начиналась Россия... Русский город со множеством крыш, деревянных и железных, с белыми наличниками окон и крашеными ставнями... Одна за другой показывались маковки церквей...
В Маймачене, у городского начальника, клетку с Маркешкой спустили с верблюда. Смот-реть на русского собрались маймаченские китайцы. У Маркешки в глазах рябило от разноцвет-ных шелковых халатов и вееров.
Смеющиеся, толстые, веселые купцы пугали Маркешку, что теперь русские отрубят ему голову и выставят напоказ. Молодые, подскакивая, с восторгом показывали, как будут рубить.
- На своей земле не жалко голову сложить, - отвечал Маркешка. Но в душе надеялся, что его должны пощадить, что он сделал удалое и доброе дело.
На другой день Маркешку вывели из клетки. К нему шли русские в мундирах и с оружием. Маркешка увидел пограничного чиновника и двух офицеров. Русские высокие кони стояли у ворот. Русские казаки в папахах держали их под уздцы. Следом за чиновниками и офицерами валили русские купцы и приказчики и купцы-китайцы. Огромная толпа собралась вокруг Маркешки.
Хабаров остолбенел от радости и смотрел на всех, моргая, не в силах вымолвить слова и от волнения, и оттого, что давно не говорил по-русски, и оттого, что такое большое начальство пришло встречать.
- Мы его не примем, - грубо с иностранным акцентом сказал узколицый, горбоносый офицер, - он не русский... У него лицо не русское. Он по-нашему не понимает.
Офицер пограничной стражи был из прибалтийских немцев. Маленький скуластый Хабаров казался ему похожим на азиата.
- Как же это так, ваше благородие? - взмолился Маркешка.
- Какой же он русский? - сердился офицер. - Глядите, рожа как у инородца, ноги колесом... Маленького роста, желтый.
- Такие родятся по Забайкалью! - сказал скуластый чиновник. - Вы тут человек новый в Кяхте, а мы своего узнаем.
- Нет, не может быть. Нельзя взять его, - упорствовал немец. - Мы, русские, не похожи на такого.
- Я русский! - тонко воскликнул Маркешка.
Он не на шутку испугался, что свои отступятся и опять монголы увезут его в клетке. Отчаяние овладело им.
Маркешка всхлипнул и стал утирать лицо рукавом кофты.
- О, вы не знаете, какой есть русский! - рассуждал офицер. Немцу хотелось в этот момент выказать себя истинно русским человеком.
Подъехал пожилой русский офицер, и все отдали ему честь. Сидя верхом, он устало снял фуражку, вытер лысину платком.
- Откуда явился? - с деланной грубостью спросил он.
- Усть-Стрелочного караула казак Хабаров, Маркел Иванов, - браво гаркнул Маркешка, не сводя с офицера испуганного, настороженного взгляда.
Офицер пристально оглядел казака, его рваную одежду, и ласка мелькнула в его взоре.
- Как попал в Китай?
- Зимой схватили ихние стражники, будто бы переходил границу.
- Ну, обычное дело, - сказал офицер. - А быть может, ты в Китай за контрабандой направлялся?
- Никак нет! Мы в Китай не ходили! Только по Амуру охотились.
Лысый молча смотрел на Маркешку и наконец, обернувшись к казакам, махнул платком и велел вести его в Кяхту.
Офицеры сели на коней. Казаки тронулись.
