Перед лицом нового натиска татар Москва в военном и дипломатическом отношении оказывалась в изоляции.
В 1381 году Тохтамыш разбил Мамая и, при поддержке Тимура (Тамерлана), который подчинил себе всю азиатскую часть Монгольской империи, на время вернул татарам власть над Русью. Тщетно пытался Дмитрий Донской задобрить его дарами и посулами. В августе 1382 года татары опустошили Москву, оставленную и великим князем, и митрополитом Киприаном. Большинство русских княжеств, в том числе Тверское и Рязанское, подчинилось новому властелину. Казалось, что победа 1380 года была совершенно напрасной и что Русь находится в таком же подчинении у Орды, как в первой половине века.
Однако Монгольской империи теперь не хватало внутреннего единства и динамизма прошлого, а русские достаточно окрепли в политическом и военном отношении, чтобы помнить символическое значение Куликовской битвы; катастрофа 1382 года лишь замедлила, но не прекратила процесс освобождения.
1. Дальнейшие неурядицы в митрополии
За свою долгую жизнь, Киприан, изощренный дипломат, преданный идее единой митрополии, дважды решался на действия, сомнительные с канонической точки зрения. Первым было его поставление в «митрополиты Киева, Руси и Литвы» при жизни Алексия. Хотя оно санкционировалось авторитетом почтенного патриарха Филофея, как проявление «крайней икономии», и Алексий с ним практически согласился, весной 1380 года враги Киприана попрекали его этим поставлением в константинопольском синоде. Второе и формально даже более сомнительное действие Киприан предпринял без всякой поддержки патриархата, по одному только приглашению великого князя Дмитрия: в мае 1381 года он занял кафедру Московской митрополии. Каким бы скандальным и ошибочным ни было с его точки зрения поставление Пимена в «митрополиты Киевские и Великой Руси» — оно было совершившимся фактом. Он сам в Константинополе согласился с этим назначением, приняв титул митрополита «Литвы и Малой Руси». А в 1381 году, когда политические обстоятельства неожиданно изменились, он занял место Пимена, которого Дмитрий заточил в тюрьму. Официальная версия, выдвинутая великим князем, заключалась в том, что Пимен не был его кандидатом. [640] Но после опустошения Москвы Тохтамышем обстоятельства вновь изменились. Объединение русских княжеств против татар не удалось. У Дмитрия, вернувшегося в разгромленную столицу, кроме нового договора с Ордой, не было иного выбора, а может быть и иных стремлений. В обмен на лояльность, Тохтамыш в конце 1382 года признал его великим князем Владимирским, хотя в Орде хорошо приняли и его старого врага Михаила Тверского: так была возобновлена старая татарская тактика разделения русских князей с целью господства над ними. [641] Со своей стороны, генуэзцы поспешили заключить новый альянс с Тохтамышем, чтобы обезопасить свои крымские поселения и торговые интересы в Сарае: в генуэзских архивах можно найти тексты договоров, заключенных между властями Кафы и представителями Орды в 1380, 1381 и 1387 годах. [642] В Константинополе друг и подопечный генуэзцев Андроник IV в 1381 году был признан соправителем и наследником Иоанна V, [643] так что для патриарха Нила и его синода давление властей — в сторону недопущения на Руси никаких попыток не подчиняться хану — стало неизбежно.
Если принять во внимание все указанные обстоятельства, то следующий этап карьеры митр. Киприана становится легко объяснимым. Дмитрию не нужен митрополит, который не годится в качестве признаваемого ханом полномочного представителя Византии, каковыми были Кирилл, Максим и Феогност. В самом деле, канонически положение Киприана было шатким, а политически он был персоной non grata для Тохтамыша, генуэзцев и константинопольских властей. [644] Когда Тохтамыш приближался к Москве, Дмитрий, видимо, сильно перепугался. «Слышав, что сам царь [т. е. хан] идет на него с всею силою своею, не ста на бои, ни противу его поднял рукы, противу царя Тохтамышя, но поехал в свои град на Кострому». [645] Киприан пробыл в Москве несколько дольше, но в конце концов тоже оставил город. Будучи единственным в XIV веке митрополитом, который никогда не посещал Золотой Орды, Киприан не стремился повстречаться с Тохтамышем и не видел для себя будущего в Москве, подвластной татарам. Поэтому он бежал в Тверь. Осенью 1382 года Киприан ненадолго вернулся в Москву и был свидетелем приезда ханского посла Карача, который привез Дмитрию ханскую «милость», а фактически принял капитуляцию князя. После этого Киприан немедленно уехал в Киев. Через несколько дней московский великий князь «послал по Пимина по митрополита, и приведе его из заточениа к собе на Москву и приа его с честью и любовию на митрополию». [646] Впервые в Москве стал править особый митрополит «Великой Руси».
Первый год правления Пимена прошел, очевидно, относительно удачно. Пимен вполне подходил Тохтамышу и зимой 1382–1383 года посвятил для Сарая нового епископа Савву. [647] Годом позже получил от него епископское поставление св. Стефан Пермский. [648] Стефан был близким другом преп. Сергия, который всегда поддерживал Киприана, но, по–видимому, правление Пимена принял без особых возражений; во всяком случае, с княжеским двором отношения его оставались прежними. [649] Но почитаемый епископ Суздальский Дионисий и племянник самого преп. Сергия Симоновский игумен Феодор повели против Пимена яростную борьбу, которая закончилась его низложением. Эта кампания, впрочем, велась не в пользу Киприана — возможно потому, что им была известна неприемлемость Киприана для Дмитрия, да и канонически Пимен с 1380 года имел на Москву больше прав, чем Киприан. Дионисий и Феодор преследовали свои собственные цели, причем Дионисий опирался на политический сепаратизм нижегородских князей. Вмешательство Дионисия и Феодора и их поездка в Константинополь так все усложнили, что совершенно отчетливо выделить все действовавшие в этой обстановке факторы, среди которых несомненно были и политическое давление, и личные антипатии, и коррупция, а также каноническое право, по сохранившимся источникам невозможно. Кризис затянулся из–за расстояния, отделявшего Москву от Византии, где решался вопрос об административном статусе русской церкви и по очереди перебывали все заинтересованные лица.
В 1379 году Дионисий Суздальский, решительный противник Митяя, уже ездил в Константинополь, чтобы воспрепятствовать назначению последнего. Вернулся он только в январе 1382 года. Можно быть уверенным, что Дионисий, подобно Киприану и Феофану Никейскому, признал решение большинства синода патриарха Нила о поставлении Пимена. И патриархат оказал Дионисию значительные почести: суздальская епархия была возведена в ранг архиепископии, в ее юрисдикцию включили Нижний Новгород и Городок, а самому Дионисию было дано право ношения поли–ставриона, [650] которое ранее имел лишь новгородский архиепископ Василий. [651] Дионисий стал полунезависимым архиереем, следующим по рангу после митрополита и новгородского архиепископа; это повышало престиж нижегородских князей. [652] Такая честь оказывалась ему также в признание его ученых заслуг как проводника византийской религии и культуры на Руси. [653] В 1381 году Дионисий отправил из Константинополя на Русь с монахом Малахией Философом две точные копии знаменитой Одигитрии, которые и водворили в кафедральных соборах Суздаля и Нижнего Новгорода. [654] В 1382 году он привез с собой «страсти спасовы и мощи многих святых». [655] В качестве особого патриаршего посла он побывал в Новгороде и Пскове со специальным посланием патриарха Нила, обличающим ересь стригольников. [656] По приезде в Москву, Дионисий написал великому князю Дмитрию, сообщая о своем повышении и умоляя простить его за оппозицию князю (и Митяю) в 1379 году. [657] Из чего следует, что в это время, вольно или невольно, Дионисий с правлением Пимена примирился.
Однако в июне 1383 года архиепископ Дионисий, вместе с Симоновским игуменом Феодором, духовником великого князя, вновь отправился в Константинополь. Летописи несколько туманно дают понять, что они были посланы туда Дмитрием «о управленьи митропольи Русския». [658] Более точен греческий соборный акт 1389 года: он указывает, что Дионисий и Феодор привезли из Москвы готовое осуждение Пимена, в том числе грамоты, подписанные Дмитрием и другими русскими князьями, в которых Пимен обвинялся в получении митрополии обманным путем. Источники прямо не говорят, почему великий князь Дмитрий Иванович подверг Пимена опале и отправил в Константинополь Дионисия. Можно, однако, предположить, что он хотел под эгидой Москвы воссоздать единую митрополию в том виде, как она существовала в эпоху Петра, Феогноста и Алексия. Но кто же мог ее возглавить? Так как Пимен был неприемлем для Литвы, а Киприан — для Дмитрия, то реальным мог показаться третий вариант, а именно поставление во главе митрополии Дионисия, которого хорошо знали в Константинополе и почитали в России. Для этого, однако, требовалось формальное низложение и Пимена, и Киприана. Мы видели, что обвинение Пимена в прямом обмане было, пожалуй, несправедливо, и хотя акт 1389 года его подтверждает (поскольку разделяет точку зрения Киприана), в этом же акте вина неуклюже возлагается на «низложенного патриарха» (о χρημάτισα? πατριάρχη?) Макария, русских послов и архиепископа Дионисия. «Все это были только слова и прикрасы в речах Дионисия, но втайне он делал другое, лицемерно прельщая всех лживыми словами: под видом исправления недугуюшей и бедствующей русской церкви, коварно забирает в свои руки всю власть». [659]
