—Ничего. Лучше мне не говорить ничего. Иди и положи себе торт. Я займусь уборкой.
Мич осмотрел комнату, которая с его точки зрения выглядела вполне прилично.
— Ты и вправду сегодня хочешь здесь прибраться?
— Надеюсь, ты не думаешь, что я оставлю здесь весь этот бедлам до утра, — начала она,
потом замолчала. — Забудь, что я тебе сказала. Совсем вылетело из головы, с кем я разговариваю.
Мич подозрительно прищурился.
— Значит, ты подозреваешь меня в неряшливости?
— Вовсе нет. Я уверена, тебе найдется много чего поведать о жизни в комнате с «индустриальным дизайном», напоминающим свалку металлолома, и бумажными инсталляциями. Полностью в твоем стиле. — Она начала собирать бумажные тарелки. — Это, должно быть, оттого, что в детстве за тебя все делала прислуга.
— На самом деле это пошло оттого, что в детстве я в принципе не мог устроить кавардак в своей комнате. Моя матушка не терпела беспорядка. — Ему это всегда нравилось, но надо было хоть что-то сказать, наблюдая за уборкой Эстер. — На мой десятый день рождения она пригласила фокусника. Мы сидели в маленьких складных креслах — мальчики в костюмах, девочки в шелковых платьях — и наблюдали представление. Потом нам накрыли легкий ланч на террасе. Там было достаточно слуг, так что, когда все закончилось, убираться не пришлось. Наверное, за мною слишком много ухаживали.
— Да нет. Разве что совсем чуть-чуть. — Она поцеловала его в обе щеки. Что же он за странный человек, подумала она, такой спокойный и легкий, с одной стороны, и столь обуреваемый демонами — с другой. Эстер была абсолютно уверена, что события детства могут сильно повлиять на последующую взрослую жизнь и даже на старость. Именно эта вера побуждала ее делать все, что в ее силах, для Рэдли. — Ты просто предоставил гражданские права пыли и мусору. Не позволяй никому забрать их у тебя.
В ответ Мич тоже поцеловал ее в щеку.
—Ну а ты посвятила себя чистоте и порядку. Где твой пылесос?
Она изумленно отпрянула, подняв брови:
— Да ты знаешь, что это такое?
— Мило. Очень мило. — Он ущипнул ее, метясь под ребра.
Эстер с воплем отскочила.
—Ага, боишься щекотки?
— Прекрати! — предупреждающе закричала она, выставив вперед словно щит стопку грязных бумажных тарелок. — Я бы не хотела причинить тебе увечий.
— Давай, давай сразимся. — Он наклонился вперед, как рестлер. — Два раунда из трех.
— Предупреждаю тебя. — Опасаясь появившегося в его глазах блеска, она отпрянула. — Я применю насильственные меры.
— Обещаешь? — Он сделал резкий выпад, схватив ее за талию.
Обороняясь, Эстер взмахнула руками. Тарелки, перепачканные остатками торта и мороженого, отпечатались на его физиономии.
—О господи. — В припадке истеричного смеха Эстер присела на стул, согнувшись пополам. Она попыталась что-то сказать, но лишь снова затряслась от хохота.
Мич медленно провел рукой по своей щеке, потом воззрился на остатки шоколадного крема. При виде этого Эстер еще раз согнулась от смеха, держась руками за бока.
—Что у вас здесь происходит? — Рэдли вбежал в гостиную и вытаращился на свою маму, которая, не в силах произнести ни слова, указывала рукой на Мича. — Господи! — Рэдли сделал круглые глаза и захихикал. — Маленькая сестра Майка как-то точно так же вывалила на себя завтрак. Ей два года.
Эстер никак не могла прийти в себя. Давясь от смеха, она уцепилась за Рэдли.
— Это был… это был несчастный случай, — наконец она смогла вымолвить несколько слов и снова согнулась в припадке беззвучного хохота.
— Нет, это было хорошо продуманное, вероломное нападение, — поправил ее Мич. — И оно требует немедленного возмездия.
— Нет, пожалуйста, нет. — Эстер попыталась закрыться рукой, зная, что она слишком слаба, чтобы себя защитить. — Я прошу прощения. Клянусь, это произошло случайно, просто рефлекторно.
— Ну, я тогда тоже рефлекторно. — Он придвинулся еще ближе, а поскольку Эстер пыталась спрятаться за Рэдли, то просто зажал хохочущего мальчика между ними. Мич принялся целовать ее — губы, нос, щеки, в то время как она визжала, смеялась, упиралась. Когда Мич закончил, ему удалось переместить достаточное количество шоколада со своего лица на ее лицо. Рэдли взглянул на маму и, заливаясь смехом, соскользнул на пол.
— Маньяк, — произнесла она, стирая рукой шоколадный крем с подбородка.
— Тебе очень идет шоколад, Эстер.
Потребовалось больше часа, чтобы привести все в порядок. Единодушным решением они заказали пиццу, такую же, как и в первый вечер знакомства, а потом провели остаток вечера рассматривая и испытывая сокровища Рэдли, полученные им в подарок на день рождения. Когда же Рэд начал клевать носом за клавиатурой, Эстер отвела его в постель.
—Неплохой день.
Эстер положила котенка в корзинку и, поставив ее в ногах Рэдли, вышла в коридор.
— Скажу тебе, что он точно запомнит свой день рождения.
— Так же как и я. — Она потянулась, чтобы размять слегка затекшую шею. — Выпьешь немного вина? Я принесу. — Он направил ее в гостиную. — Иди присядь, отдохни.
— Спасибо. — Эстер села на диван, стащив Туфли и подогнув под себя ноги. Этот день она действительно надолго запомнит. Что-то подсказывало ей, что она запомнит также и ночь
—Вот ты где. — Мич протянул ей бокал вина, потом устроился на диване подле нее.
Держа свой бокал в руке, он подвинул ее так, что она полулежала, привалившись к нему.
— Так хорошо. — Поднеся вино к губам, она сдержанно зевнула.
— Очень хорошо. — Он нагнулся, чтобы поцеловать ее в шею. — Я же говорил тебе, это великолепный диван.
— Я уже успела забыть, что значит сидеть так, как сейчас, расслабленно и спокойно. Все сделано, Рэдли счастлив и уложен в кровать, завтра воскресенье, и не надо думать ни о чем насущном.
— Нет желания пойти куда-нибудь покутить и потанцевать?
—Нет. — Она пожала плечами. — А у тебя?
— Я счастлив быть здесь.
— Тогда оставайся. — Она сжала на секунду губы. — Оставайся на ночь.
Мич замолчал. Он прекратил массировать руками ее шею, потом, очень медленно, начал снова.
— Ты уверена, что это то, что ты хочешь?
— Да. — Она сделала глубокий вдох и взглянула на него. — Я скучаю по тебе. Как бы мне хотелось знать, что хорошо и что плохо для всех нас, но я знаю только то, что скучаю по тебе. Ты останешься?
— Я не уйду никуда.
Довольная, она снова оперлась на него. Долгое время они так и сидели тихо в полусне при свете небольшой настольной лампы.
— Ты все еще работаешь над сценарием? — спросила Эстер наконец.
— Угу. — Он мог бы привыкнуть к этому, подумал Мич, очень даже привыкнуть видеть, как каждый вечер Эстер ложится, уютно прижавшись к нему в приглушенном свете лампы, чувствовать аромат ее волос. — Ты была права. Я бы возненавидел себя, если бы не попытался написать его. Думаю, мне просто надо было успокоить нервы.
