— Иди уж, — махнула она рукой.
— Серега-то как? — максимально ровно спросила я, стараясь не сорваться на крик. Вот уж кому я уши оборву!
— Да кто его, поганца, знает, — как-то жалобно ответила бабка. — Пропал, как пить дать пропал…
Через час я была вымытая, свеженькая и розовенькая, а дома стараниями бабулек установился идеальный порядок. Силком впихнув в меня штук сорок блинчиков, бабульки решили свою миссию выполненной и пошли вниз, к бабе Грапе в квартиру смотреть трансляцию соревнований по фигурному катанию. Почему-то к этому виду спорта они относились так, как мужики к футболу.
Я же маялась от безделья, бродя по комнатам. Чем заняться — не знала совершенно.
И тут в домофон позвонили. Я радостно побежала к двери, сняла трубку и спросила:
— Кто там?
— Открывай, свои, — буркнул мерзкий мужской голос.
Ясно, кто-то из моих уголовников.
Я нажала на кнопку на домофоне, открыла дверь квартиры и уставилась на лифт. Скоро из него появился Зырян.
— Дома кто есть?
— Да не, одна, — честно призналась я.
— Ну пошли тогда, поговорим, — кивнул он и не разуваясь прошлепал в кухню.
Я быстренько налила кофе — как раз перед его приходом от нефиг делать сварила, выставила блюдо с рафаэлками и уселась, ожидая что он мне скажет на этот раз.
— Я это, Марья, извиниться пришел.
Я потрясла головой — мне послышалось? И недоуменно на него воззрилась.
— Олега мы поймали того, деньги с него вытрясли, ты уж извини что так получилось, — как ни в чем ни бывало продолжил он.
— Где хоть поймали-то? — только и смогла сказать я.
— В Германию, козел, свалил, там его и взяли, — пожал он плечами.
— Я же говорила что я не при делах! — зло сказала я.
— Да я и сам сомневался, если честно, что ты тут замешана, — признался Зырян. — Всегда нормальной девкой была, никаких замуток от тебя не было, честно работала, вот только дерешь ты с клиентов много, Марья!
— Ну уж звиняйте! — развела я руками. — После такого я точно тебя скидкой обеспечивать не буду!
— Да, насчет скидок и прочих денег — братец придурочный те полмиллиона отфутболил обратно, не хочу, говорит, чтобы Машенька потом за эти деньги натурой расплачивалась со всякими швейцарскими козлами. Если будет к тебе приставать — так у братца и квиток есть.
Я посмотрела на него и дико заржала! Господи! Да кто хоть за мою натуру пол-лимона зеленью-то даст?
— Чего я смешного сказал? — набычился он.
— Да не, к тебе никакого отношения не имеет, — сразу оборвала я смех.
В дверь позвонили. Видать внизу дверь открыта, и кто — то свой, раз охрана пустила без проблем. Я попросила Зыряна подождать секунду и пошла открывать.
На пороге стояла Ленка.
— Привет, — сказала я.
— Привет! — радостно улыбнулась она. — Я пришла тебя на свадьбу пригласить официально, ну и так поболтать, ничего что я без звонка?
— Заходи конечно, только у меня сейчас гости, так что беги пока ко мне в спальню.
Ленка кивнула, принялась разуваться, при этом без умолку болтала:
— Ой, Машка, ты не представляешь, как я тебе благодарна, что я через тебя с Денисушкой познакомилась! Так что на нашей свадьбе ты самым дорогим гостем будешь!
Я быстренько проводила ее на лестницу вверх и пошла к Зыряну — не дело такого человека заставлять скучать, не дай боже еще обидится, заскучает…
Однако дойти я не успела.
В дверь снова позвонили.
Вот черт!
Я распахнула дверь — на пороге стояла Глашка.
— Машка! — заорала она с порога. — Я к тебе по делу!
— Ну заходи, раз по делу, — посторонилась я, пропуская ее.
Глашка тут же принялась стаскивать с себя пальто, сапожки, при этом рассказывая:
— В общем, приехал тот банкир-то!
— Какой банкир? — не поняла я.
— Ну как какой? — удивилась она. — Помнишь, я у тебя его на сайте знакомств выбрала?
Я что-то такое припомнила.
— Так вот, он сразу приехал — у него как раз отпуск был, уже неделю тут, и мы решили расписаться! Вот я и подумала — раз ты помогла нам найти друг друга — будешь свидетельницей?
— Будет, раз такое дело! — раздался мерзкий голос Зыряна.
Я обернулась — он стоял на пороге кухни и смотрел нехорошим взглядом на меня.
— А я уже, как лох, поверил в то, что ты к этим брачным аферам не имеешь никакого отношения! — его взгляд буквально прожигал.
— Блин, это совсем не то что ты думаешь, — нахмурившись, сказала я.
— Ну да, я слышал вопли благодарных клиенток своими ушами, — ткнул пальцем он в замершую в неудобной позе Глашку. — Говори спасибо что я после бабы в ванночке с тобой связываться не хочу. Тьфу!
И он, смачно сплюнув на вишневый паркет, вышел из квартиры. А я стояла и смотрела ему вслед. Как все нелепо получается…
— Лисонька, а я тебе юбочку принесла, — раздался жалобный голос Глашки, смутно осознающей, что она только что меня по-крупному подставила.
— Юбку? — индифферентно посмотрела я на нее.
— Ага, из питона, помнишь поносить брала! — радостно закивала она и вынула из пакета драную тряпку для пола, в которую превратилась моя любимая юбка на могучих бедрах Глашки.
Дальше жизнь потекла чередом…
Мать моя, оказалось, на меня особо не злилась — она еще «в гостях» поняла из разговоров что я ни за что ни про что попала, как кур в ощип. А звонила она, потому что волновалась — жива ли я после таких потрясений. Все-таки она у меня добрая и хорошая.
Папенька мой снова был матерью прощен, пущен домой, и когда я заехала к матери, он сидел на кухне и трескал пельмени со сметаной. Мать только покачала головой и сказала туманную фразу о том, что на фоне других козлов папенька у нас еще и ничего.
Ленка и Глашка повыходили замуж, я была у них на свадьбе.
А самое странное — придурочный братец, узнав про Ларису, тут же мухой полетел в Екатеринград, сказав что со своей женой он разберется сам. Он орал на врачей, совал им деньги и все-таки Ларису с того света вытащил. Бедняжка так хорошо хлебнула в своей жизни, что я искренне хотела — чтобы она оценила то что сделал теперь для нее братец и они прожили остаток жизни в мире и согласии.
Все это время я много думала об этой истории. О том как я была наркоманкой, и не была в этом виноватой.
О том, что натворила несчастная Лариса, и что у меня язык не поворачивался ее осудить…
О том как я пошла на кражу, потому что не было выхода…
О том, как Зырян своими ушами услышал доказательства того, что я виновна, однако это было не так…
И когда ко мне вернулась Сила — не вся, а лишь слабенький отголосок, я пошла к бабе Грапе и забрала у нее нестиранную Серегину рубаху. Дома я подвесила ее на вбитый в стену крюк и провела обряд на встречу.
И через три дня я увидела его — оборванного, грязного, с каким — то погасшим взглядом из-под бровей. Он сидел на заплеванных ступеньках железнодорожного вокзала, подложив под себя газетку, и на альбомных листах рисовал желающим портреты. Я вздохнула от пронзившей сердце острой жалости, зашла сзади и крепко ухватила его за рукав — как бы не удрал, ищи его опять.
Он попытался, одним движением выскользнув из куртки — я еле успела обеими руками вцепиться ему в джемпер.
— Серега, да не беги ты, дурачок! — заорала я. — Там бабка уже с ума сходит.
Он обмяк, поняв, что ему от меня не вырваться.
— Пошли в машину, полудурок, — вздохнула я.
Люди на вокзале оборачивались на нас, только что пальцами не показывали. Да уж, парочка — дорого одетая дама и опустившийся бомж.
Потом, в машине мы с Серегой долго разговаривали. Сначала он — взахлеб, уставший бояться, уставший жить, как когда-то и я. Вина за то что он меня ограбил и чуть не лишил жизни — пусть и под влиянием Оксаниного колдовства — тяжким грузом лежала на нем.
А потом рассказывала ему я.
Про Вишневского, кольцо и — неожиданно для себя — про Лару.
Я хотела чтобы он понял, почему я ему подчистую прощаю все грехи и не требую ничего в качестве компенсации.
Потому что у каждого — своя грань правды…
Потому что я часто вижу, как Вишневский со своей «Мисс Доярка» идут за ручку по улице и при этом абсолютно счастливы.
И что я завидую этой девчонке.
Мы с ним расчувствовались, поехали ко мне домой, взяли в Каморке гитару и до утра пели грустные песни и болтали о жизни. Поздно ночью я проводила Серегу, достала фотографию Вишневского и долго-долго смотрела на него, прокручивая словно на видеопленке эпизоды — то как он меня целовал и обнимал, словно я самое драгоценное в его жизни, то как он сказал что я — красива. И его взгляд, когда он застал меня на краже.
Он меня не простит…
Это было очевидно.
И тогда я сходила на кухню, взяла острый нож и поднялась в гардеробную.
Роскошное свадебное платье, прекрасное видение, для которого я обещала найти любимого парня…
Особенного парня…
Парня, который стал бы единственным мужчиной в моей жизни на ближайшие лет шестьдесят, а может и дольше — сколько там мне Господь отмерил? Парня, который каждый день моей жизни был бы рядом со мной, и каждый день я бы его любила. И через десять лет, и через пятьдесят… Парня, с которым мы бы растили детей, похожих на нас с ним…