Обезьяны столпились перед Тарзаном, побуждаемые не яростью, а любопытством. Они что-то бормотали в течение нескольких минут.
— Что тебе надо от нас теперь? — спросил Карнак.
Я хочу мира, — ответил человек-обезьяна.
Снова обезьяны стали совещаться между собой. Наконец, Карнак опять обратился к человеку:
— Иди к нам с миром, Тарзан!
Тарзан ловко соскочил с ветки дерева на траву, с самую середину свирепого и безобразного стада.
В своем развитии он проделал полный круг и теперь снова вернулся, в облике зверя, к своим прежним собратьям — зверям.
Его не встретили здесь приветствиями, как люди встречают близкого им человека после двухлетней разлуки. Обезьяны занялись обычными делами, которые были прерваны появлением Тарзана. Они больше не обращали на него никакого внимания, как будто он никогда не покидал стадо. Только один из молодых самцов, который еще не знал Тарзана, решил поставить новичка на надлежащее, как ему казалось, место. Если бы Тарзан в этот момент отступил, он уронил бы себя в глазах племени. Тарзан напряг всю силу своих могучих мускулов и бросил нападавшего на землю. Тот вскочил на ноги и снова кинулся на Тарзана. Человек и обезьяна, обхватив друг друга руками, катались по земле. Вдруг пальцы Тарзана впились в горло противника. Через несколько мгновений молодой самец прекратил борьбу и затих. Тарзан перестал душить его. Он вовсе не желал убивать своего врага, ему нужно было только показать всем, что он силен. Пример возымел действие. С этих пор молодежь да и старики считались с Тарзаном. Самки дольше всех сторонились человека, боясь за своих малышей, но со временем и они привыкли. Тарзан охотился с обезьянами так же, как и в былые годы. Видя, что он благодаря своему более развитому уму находит лучшие способы добывания пищи, обезьяны стали смотреть на него с уважением и снова начали считать его своим вожаком.
Тарзан был доволен своим положением. Он не был и не мог быть счастлив, но зато чувствовал себя далеким от всего того, что могло напоминать ему о пережитых страданиях. Он не будет встречаться больше не только с белыми людьми, ему не хочется видеть ни одного человеческого существа вообще. Он начал жизнь обезьяной — обезьяной и умрет. От всего человеческого он должен отречься.
И все-таки, как ни убеждал себя Тарзан, он не мог забыть того, что любимая им женщина где-то поблизости. В том, что она находилась под ненадежной защитой, он убедился, увидав пассивность Клейтона. Чем больше он думал об этом, тем сильнее мучила его совесть. 3 конце концов он сделался противен самому себе — да, из-за своего себялюбия и ревности он бросил любимую девушку на произвол судьбы. Он уже был готов вернуться на берег, как вдруг неожиданное известие изменило его планы и побудило устремиться на восток, навстречу новым опасностям, а может быть, даже смерти.
Еще до возвращения Тарзана в стадо обезьян один из молодых самцов, отчаявшись в возможности подыскать себе самку из среды родного племени, отправился в джунгли, как странствующий рыцарь старинных времен на поиски дамы сердца.
Возвратившись в стадо с похищенной самкой, он поспешил рассказать сородичам о своих приключениях. И в числе других рассказал о встрече с огромным стадом странных обезьян.
— Лица у них всех, за исключением одной, — сказал он, — покрыты волосами. Обезьяна, непохожая на других, самка. Цвет кожи у нее даже бледнее, чем у него.
Рассказчик указал при этом на Тарзана. Тарзан насторожился. Он засыпал молодого самца вопросами, на которые тот еле успевал отвечать.
— Скажи, — спросил Тарзан, — эти обезьяны были низкого роста, на коротких ногах?
— Да, — ответил самец.
— Были ли на них надеты шкуры львоз и леопардов?
Держали ли они в руках палки и ножи?
— Да.
— А были ли у них желтые кольца на руках и ногах?
— Да.
— А белая обезьяна была небольшого роста, очень тонкая и белая?
— Да.
— Была ли эта обезьяна своей или чужой в стаде?
— Они волочили ее по земле то за руку, то за длинные волосы и все время били и толкали ее. Это было очень весело!..
— Боже мой! — воскликнул Тарзан. — А где ты встретил их, и куда они направились?
— Они были там, за второй водой отсюда, — молодой самец указал на юг. — А шли туда, откуда восходит солнце.
— Когда, когда это было? — нетерпеливо спросил Тарзан.
— Когда луна была видна наполовину.
Не сказав ни слова, Тарзан вскарабкался на деревья и, подобно бестелесному духу, понесся на восток, по направлению к развалинам города Опара.
XXIV
Возвращение Тарзана в Опар
Когда Клейтон, вернувшись в хижину, не нашел там Джен Портер, он обезумел от ужаса и горя. Тюран к этому времени пришел в себя; лихорадка прошла у него внезапно, как это часто бывает. Он лежал слабый и изнуренный на своем ложе из травы. Когда Клейтон спросил его о девушке, Тюран не мог вразумительно ответить:
— Я ничего не видел и не слышал. Большую часть времени я пролежал без сознания.
Если бы Тюран не производил впечатления человека, совершенно обессиленного болезнью, Клейтон, пожалуй, заподозрил бы, что он умышленно скрывает какую-то роковую тайну. Но он видел, что у Тюрана не хватало сил даже на то, чтобы спуститься с дерева без посторонней помощи.
До наступления сумерек Клейтон блуждал по окрестной чаще в поисках следов Джен и ее похитителя.
Пятьдесят страшных человек были новичками в джунглях. По своей неопытности они оставили в лесу такие ясные следы своего пребывания, что любой из обитателей джунглей мог бы легко проследить их путь. Но Клейтон не обращал внимания на эти очевидные признаки. Он не переставал громко звать девушку, но этим только привлек внимание льва. К счастью, Клейтон вовремя заметил хищника и успел забраться на дерево. Лев до наступления сумерек бродил вокруг дерева, но и после ухода ззеря Клейтон не решился спуститься в страшный лесной мрак. Он провел ночь в лесу и только на следующее утро вернулся на берег, потеряв всякую надежду на спасение Джен Портер.
В течение следующей недели силы Тюрана быстро восстанавливались. Он лежал в хижине, а Клейтон рыскал по лесу в поисках пищи для них обоих. Они никогда не разговаривали друг с другом без крайней необходимости. Клейтон занимал теперь тот угол хижины, который был предназначен для Джен Портер.
Судьба преподнесла горькую шутку. Когда Тюран настолько окреп, что мог отправиться на поиски пищи, Клейтон в свою очередь заболел лихорадкой. Целые дни метался он в бреду, но Тюран ни разу не подошел к больному. Особенно мучила жажда. Между перемежающимися приступами бреда Клейтон раз в день ухитрялся несмотря на крайнюю слабость зачерпнуть в кружку немного свежей воды из ближайшего ручья, Тюран наблюдал за ним издали: ему доставляло злобную радость видеть страдания человека, который так долго ухаживал за ним, преодолевая в себе отвращение к недавнему врагу.
