Он погасил окурок сигареты и тут же прикурил новую. Сел на кровать и плеснул в стакан немного виски. С улицы доносились обрывки фраз и вспышки смеха. Он услышал звуки пистолетных выстрелов и грохот автоматов. Мэнверинг медленно подошел к окну и поднял шторы. Шел снег, белоснежные хлопья, неторопливо кружась, покидали бескрайние просторы черного неба, но ямы для сжигания, расположенные около главного здания, были ярко освещены. Он замер, наблюдая в окно, как несколько человек двинулись вперед, сбиваясь в кучу, после чего опустил шторы. Шагнул к камину и, сгорбившись, сел в кресло, устремляя взор на пылающие языки пламени. Мэнверинг вспомнил поездку через Лондон: безвольно повисшие и трепещущие на ветру флаги Уайтхолла; медленное, прерывистое движение транспорта по дорогам; легкие танки, выстроенные вдоль внешней стороны парка Святого Джеймса. Дорога из Кенсингтона переполнена, крики толпы и несмолкающие гудки автомобилей; обширный фасад Харродса казался грозным и зловещим на фоне мрачного черного неба. Мэнверинг нахмурился, вспомнив телефонный звонок, поступивший до его отъезда из министерства.
Его имя было Косович. Он представлял «Time International», по крайней мере так заявил. Мэнверинг дважды отказывался с ним беседовать, но Косович оказался очень настойчив. Наконец Мэнверинг отдал распоряжение секретарю соединить его с репортером.
В речи Косовича явственно слышался американский акцент.
— Мистер Мэнверинг, — начал репортер, — мне бы хотелось лично пообщаться с вашим министром и взять у него интервью.
— Боюсь, это совершенно невозможно. Хочу заметить, что наша с вами беседа тоже не должна была состояться.
— Как мне следует вас понимать, сэр? Это предупреждение или угроза?
Аккуратно подбирая слова, Мэнверинг произнес:
— Вы меня неправильно поняли. Я только хотел отметить, что существуют более правильные пути получения информации.
— Да, — согласился Косович. — Мистер Мэнверинг, насколько правдивы слухи о том, что Инициативные группы будут переброшены в Москву?
— Заместитель фюрера Гесс сделал заявление относительно данной ситуации. Я думаю, вы уже ознакомились с его копией.
В телефонной трубке раздался голос Косовича:
— Да, копия документа у меня перед глазами. Мистер Мэнверинг, чего вы хотите добиться? Еще одной Варшавы?
Помедлив, Мэнверинг ответил:
— Боюсь, я не могу прокомментировать данную ситуацию, господин Косович. Заместитель фюрера выступил против применения военной силы. Военные группы были приведены в состояние боевой готовности. На данный момент это все. Они выступят только в случае необходимости рассредоточения солдат. Пока такой необходимости не возникло.
Косович попытался зайти с другой стороны:
— Вы упомянули в разговоре заместителя фюрера, сэр. Мне стало известно о второй попытке бомбардировок два дня назад. Как вы можете это прокомментировать?
Мэнверинг стиснул телефонную трубку.
— Боюсь, вы дезинформированы, — медленно произнес он. — Нам ничего не известно об этом инциденте.
Некоторое время из трубки не доносилось ни звука, после чего Косович задал следующий вопрос:
— Можно ли считать ваше заявление официальным?
— Наш разговор не является официальной беседой. В любом случае я не уполномочен делать заявления.
— Да, иные пути получения информации действительно существуют. Мистер Мэнверинг, спасибо за то, что уделили мне время.
— До свидания, — ответил Мэнверинг, положил трубку на рычаг и медленно сел, не отрывая взгляда от телефона.
За окнами министерства шел снег, порывы ветры подхватывали белые хлопья и кружили их в диком танце, увлекая в темноту ночи. Мэнверинг поднес к губам чашку и понял, что чай совершенно остыл.
В камине потрескивали дрова, языки пламени лизали сухое дерево. Он налил себе еще немного виски и вернулся на место. Перед отъездом в Уилтон он обедал с Уинсби-Уокером. Этот человек занимался сбором разнообразной информации, но он ничего не мог сказать о корреспонденте по имени Косович. Мэнверинг подумал: «Мне следовало бы узнать о нем через службу безопасности». Но тогда служба безопасности начнет проверять и его самого.
Он взглянул на часы. На улице стало гораздо тише. Мэнверинг усилием воли заставил себе подумать о другом. Однако новые мысли тоже не принесли желанного успокоения. Прошлое Рождество он провел с матерью, но больше этого никогда не будет. Он припомнил другие праздники Рождества — те, что были много лет назад. Несмышленому ребенку это время казалось нескончаемым весельем со множеством игрушек и сладостей. Он, словно наяву, ощутил запах сосны, коснулся шероховатой поверхности веток, увидел в полумраке свет, льющийся от расставленных по комнате свечей. Вспомнил книги, которые читал при свете фонаря, и твердые углы набитой наволочки, лежавшей на кровати в ногах. Тогда он был абсолютно счастлив. Не сразу, а намного позднее пришло осознание того, что чего-то не хватает. А вместе с ним и одиночество. Мелькнула мысль: «Она хотела видеть меня устроенным в жизни и уверенным в завтрашнем дне. А это не так уж и много».
От виски он становился слишком сентиментальным. Осушив стакан, Мэнверинг прошел в ванную комнату, разделся и встал под душ в надежде, что бодрящие струи воды унесут прочь усталость и сомнения. Тщательно вытираясь махровым полотенцем, он подумал: «Ричард Мэнверинг, личный помощник министра Великобритании». А вслух произнес:
— Кто-то должен помнить о возмездии.
Одевшись, он нанес на лицо пену и начал бриться. В голове теснились мысли: «Иногда бывает, что в тридцать пять приходит осознание, что ровно половина жизненного пути осталась позади». Он припомнил далекие дни, проведенные с Дианой, когда на короткий миг ему показалось, что между ними возникло что-то необъяснимо-волшебное. Теперь между ними уже ничего не могло быть. Из-за Джеймса. Конечно, Джеймс был всегда.
Мэнверинг аккуратно вытер лицо полотенцем и нанес лосьон после бритья. Все это он делал механически; мысли, неподвластные силе разума, ускользали прочь и вновь возвращались к тому злополучному телефонному звонку. Одно было совершенно ясно: где-то произошла утечка информации. Кто-то каким-то образом сумел обеспечить Косовича засекреченными данными, очень важной и хорошо охраняемой информацией. По-видимому, этот же человек предоставил данные о проводимых ранее операциях. Мэнверинг нахмурился, пытаясь не упустить суть проблемы. Одна-единственная страна противостояла Двум Империям невероятно огромными скрытыми силами. В эту страну переместился центр семитского национализма. И Косович был американцем.
Он подумал: «Свобода, сво-о-обода. Иудейская демократия». Вновь нахмурившись, он в раздумье потер лоб рукой.
Предупреждение поступило с Фронта Свободы. Пусть и косвенно, но связались именно с ним. Теперь он стал соучастником. Эта мысль, еще не до конца сформированная и непроизнесенная, на протяжении всего дня не давала ему покоя, медленно ворочаясь в закоулках сознания.
Мэнверинг безуспешно пытался понять, что им от него может быть нужно. Были пущены слухи, опасные слухи, — о происхождении никогда не станет известно. Или возможность узнать появится в самом конце, когда уже будет сделано все, что от него требовалось. Неведомые враги были неутомимы, беспощадны и коварны. Он не поспешил в службу безопасности с криками о помощи при первых намеках на опасность, но это обязательно было бы учтено. Каждый шаг в сторону и попытка обмануть брались на заметку.
Каждое подергивание наживки на крючке…
Он что-то проворчал едва слышно, разозлившись на самого себя. В основе их уверенности и силы — его страх. Застегивая рубашку, он вспомнил охранников у ворот, колючую проволоку, пущенную поверх заграждения, охранные посты. Не так много на свете подобных мест, но здесь с ним точно не могло случиться ничего непредвиденного. На несколько дней можно было забыть обо всем, что произошло. Вслух Мэнверинг произнес: «Так или иначе, моя значимость преувеличена. Я не настолько важен для них». На душе у него стало немного спокойнее.
Мэнверинг выключил свет и вернулся в комнату, дверь в ванную бесшумно закрылась за ним. Он подошел к кровати и замер, внимательно изучая книжную полку. Между томами Ширера и Черчилля появилась третья, тоненькая книга. Он осторожно прикоснулся к корешку книги, взял ее с полки, прочитал имя автора — Гесслер — и название — «На пути к гуманизму». Чуть ниже названия, словно часть лотарингского креста, были изображены сплетенные буквы «ФС» — Фронт Свободы.
Десять минут назад книги здесь не было.
Мэнверинг распахнул дверь настежь — в коридоре было пусто. Откуда-то издалека, видимо из отдаленных комнат большого дома, доносилась музыка, Тиль Уленшпигель. Больше никаких посторонних звуков поблизости. Он захлопнул дверь и дважды повернул в замке ключ. Вернулся к книжной полке и заметил, что дверца шкафа слегка приоткрыта.
