Форма входа
Читем онлайн Навстречу ветрам - Петр Лебеденко
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Медленно разворачивая самолет, Гюнтер сказал по радио:
Крауз, пари на бутылку шнапса — топлю с одного захода.
Метров за двести-триста Гюнтер открыл огонь; пули вспенили воду правее лодки. Теперь надо было подвернуть машину. Мальчишка сжался, продолжая грести. Гюнтер видел, как правое весло разлетелось в щепки. Еще подвернуть. Черт, поздно! Самолет промчался над лодкой, мальчишка прикрыл рыжие вихры руками, словно защищаясь. В наушниках послышался смешок Крауза:
Проиграл, Гюнт. Теперь я.
Пулеметная очередь Крауза настигла мальчишку в тот момент, когда он наклонился над бортом лодки, чтобы прыгнуть в море. Он не успел этого сделать. Рыжие вихры погрузились в воду, вода вокруг них потемнела от крови.
Бензина оставалось еще на пятнадцать минут. Пятнадцать минут — это целая вечность. Гюнтер за это время еще успеет отыграться на ком-нибудь. Вон там, на песчаном берегу, что-то темнеет. Гюнтер готов поставить сто марок против одной, что это рыбаки возятся около своих дырявых сетей. Идиоты, они своей рыбой кормят русских солдат, и если будет меньше рыбаков, значит, меньше будет жратвы у солдат. Хайль Гитлер!
Он развернул машину, набрал высоту:
Крауз, ты видишь?
Да, Гюнт.
Ты меня понял?
Да.
Это были женщины-рыбачки. Они тоже поняли Гюнтера Траурига. Огромная каменная глыба, бог весть каким чудом попавшая на песчаный берег, не раз служила им укрытием от стервятников,
Бабоньки, летят! — закричала одна из женщин.
Они побросали деревянные иглы и бросились за глыбу. Прижавшись к камню, они не слышали рева моторов. Старая седая рыбачка молилась:
Господи, пронеси!.. Господи, пронеси!..
После первого захода Гюнтер подумал: «Так ни черта не выйдет. Камень не пробьешь». И он изменил тактику: Крауз должен заходить с одной стороны, Гюнтер — с другой на встречно-параллельных курсах.
Краузу не надо было долго объяснять: он понимал своего ведущего с полуслова, понимал даже без слов. Стоило Гюнтеру качнуть крыльями, сделать горку, клюнуть носом машины, и он сразу же отвечал: «Я понял, Гюнт».
Женщины увидели, что самолеты заходят с двух сторон, и заметались. Две бросились в сторону, но не успели пробежать и десятка шагов, как были убиты. Старая рыбачка продолжала молиться. «Господи, пронеси… Пронеси, гос…» И застыла. Из затылка на камень брызнула кровь…
…Да, Гюнт, работка была подходящая. — повторил Крауз. — Но бутылку шнапса ты все-таки проиграл.
Вечером, допивая с Краузом проигранный шнапс, Гюнтер хвастался:
Они сначала лежали у камня, потом начали бегать вокруг него, как куропатки. Я чуть не лопнул от смеха, когда Крауз крикнул: «Веселый хоровод!» Да, черт возьми, это была картинка! Бабы спотыкались, одна дура стала на колени и протягивала вверх руки: пощади, мол. Ты видел, малыш?
Ганс Вирт встал с ящика, нервно прошелся по землянке и остановился напротив Гюнтера. Высокий, широкоплечий, со взлохмаченной густой шевелюрой, он был похож на медведя.
Гюнтер, — проговорил капитан, глядя на Траурига сверху вниз, — я слышал, что в школе тебя считали способным учеником.
О, да! — ответил Гюнтер. — По крайней мере, старик, я был не из последних.
Говорят, — продолжал Ганс, — ты целый час подряд на память читал Гейне. Не можешь ли ты и сейчас что-нибудь вспомнить?
Фью! — присвистнул Трауриг. — Гейне — это прошлое. Не знаю, кто из нас был больший болван: Гейне или я, который увлекался им. Да, так вот эта баба, что протягивала вверх руки…
Ганс Вирт не выдержал:
Ты мясник, Гюнтер, а не летчик! Меня тошнит от всего этого. Охотиться за старухами и мальчишками — это… это, знаешь… Я даже не могу сказать, что это такое…
К черту твои сантименты, капитан! — Гюнтер стукнул кулаком по столу. — Война есть война! Если у тебя не хватает пороху, почитай еще раз «Майн кампф».
Гиммлер не стал хуже от того, что пачками отправляет на тот свет врагов фюрера, — вставил Крауз. — Послушать тебя, Ганс, так выйдет, что в России мы должны устраивать богадельни для стариков и приюты для мальчишек. Вилли…
Вилли был сбит в честном бою, — оборвал его капитан.
В честном или не в честном, ему от этого не лучше там, где он сейчас. — Крауз выпил из кружки остатки шнапса. — И мы его честно помянули. Выпьем, Ганс, выпьем, Эгон.
Капитан отвернулся и отошел от стола. Эгон продолжал сидеть на ящике, и, когда брат сел рядом, он сказал:
Ты прав, Ганс, они мясники, а не солдаты.
2Ганс Вирт не мог понять, что с ним происходит.
Кадровый офицер, искусный летчик, сделавший за войну более пятисот боевых вылетов и стяжавший себе славу аса, он смотрел раньше на мир простыми глазами солдата, долг которого — драться. Он не строил себе иллюзий о своей непобедимости и был почти уверен, что рано или поздно его самолет превратится в груду обломков или в костер. Каждый солдат, думал Ганс, должен быть готов к этому. Когда ему случалось видеть гибель своих товарищей, он не считал это чем-то особенным, неестественным. Это было жестоким законом войны. Дилемма жизни и смерти решалась только так: или — или… Если не собью тебя я, собьешь меня ты. Кому не хочется жить? Кому хочется горящим факелом врезаться в землю? Если с Гансом Виртом этого еще не случилось, то не потому, что он счастливчик, баловень судьбы. Просто он еще не встретился с тем противником, который окажется искуснее его в бою. Когда он с ним встретится, это будет последний бой Ганса Вирта. Что ж, дай бог, не встретиться с ним вовсе или встретиться попозже. Жизнь, даже такая, какая она есть — со всеми лишениями, тревогами, — чертовски неплохая штука, и лишаться ее очень жаль.
Эгон правильно говорит: «Жизнь — не монета, потеряешь— не найдешь». Это, конечно, не значит, что надо трястись за нее и праздновать труса. Нет, на это он, Ганс Вирт, не пойдет, не может пойти. Он солдат, а честный солдат, не трус. Покрыть свое имя позором, перестать относиться с уважением к самому себе — как же тогда называться Гансом Виртом?! Да и такая вещь, как слава тоже не последнее дело. Когда он в своем маленьком городке в Баварии шел под руку с Эмми и все глазели на его боевые ордена, разве не зажигалась его кровь?
Правда, это было давно, кое-какой мусор отброшен, но кое-что и осталось. Еще осталось… Он не рвался, как прежде, в бой, но, когда встречался с противником, все в нем загоралось, его подхватывало. Он дрался спокойно, он умел все свои нервы собрать в один центр, и сам словно со стороны руководил этим центром. Его машина в бою была похожа на стрелу молнии. Как молния, она проносилась в небе, подобно молнии наносила удар… После боя Ганс возвращался возбужденный, помолодевший, в нем пела радость победы, ему хотелось, чтобы гремела музыка. Музыка Вагнера. Огонь, факелы, треск костров…
И вдруг что-то надломилось в нем, словно чья-то рука вытащила из него его горячую душу, опустошила. Может быть, слишком много огня, костров, факелов? Может быть, дирижер не понял Вагнера и переиграл? Нервный центр Ганса Вирта, которым руководил он сам, вдруг стал не таким послушным. В бою еще куда ни шло, а на земле… Ганс Вирт вдруг почувствовал, что он уже не тот…
Вдруг? Не обманывал ли он себя последние годы? Разве там, во Франции, когда французский летчик жадно докуривал сигарету перед расстрелом, не почувствовал Ганс первой трещины в морали солдата, с которой он шагал по жизни? И потом, когда на его глазах расстреляли пятерых русских стариков за то, что в деревне кто-то прятал русского летчика, разве тогда он не с трудом подавил в себе дух зарождающегося протеста? И вот теперь… Он не видел этого рыжего мальчишку, не видел женщину, стоявшую на коленях с поднятыми руками, но его душит злоба против подлости Гюнтера и Крауза, он не нашел даже слов, чтобы выразить презрение к ним, мерзавцам. Ганс Вирт всегда считал, что солдат не палач, мораль солдата и мораль человека — это одна мораль. Гюнтер Трауриг… А другие? Те, кто сделал его таким? Жестокий закон войны?
К черту! — проговорил Ганс. — Это закон зверей. И это — не война. Это, это…
Эгон потянул его за рукав кителя:
Не надо, Ганс…
Я говорю — к черту! — крикнул капитан.
Он вскочил, хотел выбежать из землянки на воздух, но вошел посыльный и передал ему пакет. Ганс вскрыл его, бегло прочитал приказ и сказал:
Завтра полк перебазируется в город Т. Мы — тоже.
И вышел отдать необходимые распоряжения.
3Капитан не любил устраиваться в частных домах. В землянках сыро и грязно, но там Ганс Вирт чувствовал себя свободно: не надо было видеть глаза людей, которые всегда смотрели на него отчужденно, с затаенной ненавистью, словно подстерегая каждый его шаг. Капитана никогда не покидало ощущение постоянной тревоги и страха, страха за свою жизнь, за жизнь Эгона. Он никому не признался бы в этом. Даже наедине с самим собой он старался не думать об этом чувстве, стыдился его, но оно жило в нем помимо его воли. Капитан снова и снова спрашивал себя: «Я стал трусом?» Черт возьми, он провел десятки воздушных боев и ни разу не уклонился от схватки, которая могла стоить ему жизни, ни разу не бежал от противника, как бы туго ни приходилось. О его выдержке и хладнокровии даже старые летчики генерала Шеринга говорили: «Вирт никогда не берет с собой в воздух сердце и нервы, там он превращается в автомат».
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Навстречу ветрам - Петр Лебеденко бесплатно.
Похожие на Навстречу ветрам - Петр Лебеденко книги
- Фронтовое братство - Свен Хассель - О войне
- Кольцо Луизы - Николай Вирта - О войне
- Черная заря - Владимир Коротких - О войне
- Истина лейтенанта Соколова: Избранное - Андрей Малышев - О войне
- Далеко в Арденнах. Пламя в степи - Леонид Дмитриевич Залата - О войне