Если в день нашего прилёта меня поразили толпы людей, разинув рты слушающих каких-то речистых ораторов, то когда я летел в аэропорт, везде видел уже совсем другую картину — люди, оседлав тяжелую технику, обрушивали аварийные здания и занимались капитальным ремонтом уцелевших. Разумеется, как в самом Минске, так и в его окрестностях сталкеры деловито просеивали кучи хлама и вскоре выяснялось, что никакой это вовсе не хлам. Просто волна всё смешала в кучу и если её аккуратно разобрать, починить всё и подлатать, то множество вещей ещё послужат людям не один год. Шла работа и в том аэропорту, куда мы прилетели на вертолёте. Восстанавливалась портовая техника, поднималось из руин здание аэропорта, а также ангары для самолётов и прочие сооружения. Местами разбитая волной взлётная полоса уже была отремонтирована, а огромное количество самолётов выстраивалось стройными рядами с таким расчётом, чтобы ни один борт не был потерян. Самолёты-то были в основном если не новые, то отлично подготовленные к полёту в сложнейших условиях. Такую технику нужно беречь.
Для меня из Москвы пригнали президентский борт номер один, на который мы все поднялись и он вскоре, пробежав по бетонке, оторвался от взлётной полосы и стал набирать высоту. Я сидел в пилотской кабине и всю дорогу до Москвы, а она заняла менее часа, смотрел вниз с десятикилометровой высоты. Сверху разрушения были не такими заметными, но их всё же можно было легко определить. Намётанным глазом я сразу видел, где восстановительные работы идут полным ходом, а где ещё конь не валялся. Да, волна, поднятая Кометой, разрушила очень многое и унесла множество жизней, но она же и принесла в нашу страну много трудолюбивых, умных, сострадательных и добрых людей, которых навалившаяся на нас всех беда только сплотила. С ними было легко найти общий язык уже потому, что ни о чём другом, кроме как о восстановлении разрушенного и строительстве новой жизни они даже не помышляли. Несколько раз я связывался по радио с князем Дербентским, которого мои коллеги, изучив положение дел в Туле и Тульской области, назначили её военным комендантом. Валерка, как и я сам, рвал и метал, пребывал в диком гневе и, вообще, был чертовски зол, но лямку тянул, как вол, жалуясь только на одно, на постоянное недосыпание. А ещё он очень благодарил меня за то, что я направил к нему американцев и именно База Клеменса он оставил вместо себя не только старшим, но и назначил военным комендантом сразу трёх районов. Всё нормально, Баз оказался очень хватким парнем.
Полёт до Москвы был скоротечным и вскоре самолёт стал заходить на посадку во Внуково. Если не считать того, что здание аэропорта ещё находилось в весьма плачевном состоянии, вся прилегающая к нему территория уже была расчищена и даже более того, во Внуково, как и во многие другие аэропорты, перегнали почти все самолёты с Новоминского шоссе и теперь на той бетонной площадке, которую мы отлили для того, чтобы было куда ставить приземлившиеся самолёты, уже началось какое-то строительство. Всё правильно, если там будет построено что-то такое, для чего не нужны подвалы, то площадка просто бомбовская. Что именно там собирался построить Максимыч, я ещё не знал, но думаю, что какой-то очень важный объект. Из Внуково я полетел в Москву на вертолёте и повсюду видел, как люди восстанавливают жильё. Ну, в новых коттеджных посёлках это не составляло особого труда, в них устояли практически все дома, зато в малых городах Подмосковья водой смыло все бревенчатые избы. Ничего страшного я в этом не находил, особенно если учесть то, что очень большое число коттеджных посёлков вообще не имело хозяев, а потому их смело занимали новые жители. Точно так же обстояло дело и с новостройками в Москве.
Да, зачастую в этих домах не было никакой отделки, а поскольку не только Максимыч оказался таким умным, что попросил меня приказать снять в домах все стеклопакеты и заложить их на хранение, не говоря уже о том, что огромное их количество, а также несколько десятков по изготовлению стеклопакетов были упакованы в бетон, народа ведь в последний месяца работало немало, то хоть в этом плане мы не испытывали острого дефицита. Зато в дефиците был цемент и особенно сварочные электроды, не говоря уже про арматуру. Правда, последнюю строители "выбивали" из панелей старых пяти, семи и девятиэтажек. Так что и она тоже не была в таком уж жутком дефиците. Постепенно таяли наши запасы топлива, но уже очень многие автомобили были переведены на газ. Максимыч распорядился везде, где только можно, наладить выпуск газовой аппаратуры, да, и без того сталкеры первым делом разыскивали именно её, а они уже поднаторели в своём деле. Тем не менее самой главной нашей проблемой было всё-таки жильё, но она, худо-бедно, постепенно решалась. Со дня Апокалипсиса прошло сорок дней, а люди уже успели свыкнуться со своим положением, а потому не ныли и изыскивали любые способы для того, чтобы обустроиться.
Да-а-а, русские, несомненно, это особый народ. Фактически оставшись без правителей, себя я к их числу, как и своих коллег, военных комендантов, не относил, они проявляли просто дьявольскую изобретательность. Впрочем, не одни только русские, но всё же мы давали очей тридцать форы из ста возможных всем остальным народам. Ещё в Минске я узнал очень много интересного. Так вовсе даже не учёные, а какой-то химик-самоучка, научился так лихо бурдючить из смеси метана, пропана, спирта, бензина и лёгких фракций соляры топливную смесь, что на ней очень даже неплохо могли летать большие самолёты и при этом если жидкие фракции топлива помещались в кессонах, то установка по производству газа помещалась в багажном отсеке и занимала не так уж и много места. В общем то, чего я так боялся, произошло, правда, срать в бензобак автомобиля не было нужды. Чёрт знает из чего, во что входил также угольный порошок, изготавливались гранулы, которые зелёные слизни пожирали с каким-то дьявольским аппетитом, выделяя при этом огромное количество газа. Гранулы эти, конечно, немного пованивали тухлятиной, но этот запах не был смертельным. От автомобилей, глушители которых были снабжены катализаторами, и то больше несло сероводородом. Именно этот запах я учуял, когда мы подошли к вертолёту и ничего, дурно мне не сделалось.
По моей просьбе пилот вертушки полетал немногим более часа над Москвой и сердце моё всё же сжалось от боли. Если сравнивать этот город с тем, что он представлял из себя до Апокалипсиса, то выглядела столица просто ужасно, но если вспомнить, какой она была в самый первый день, то изменения к лучшему уже были заметны невооруженным глазом. Самое главное, что я отметил для себя, так это то, что как на протяжении всего полёта от Минска до Внукова, так и от Внукова до Москвы на земле царило настоящее буйство зелени. Лишь местами волна смыла верхний слой почвы, но и там уже появилась зелёная продрись. Наверное из земли попёрли какие-нибудь сорняки, но это всё же лучше, чем вообще ничего. Новое Заречье порадовало меня тем, что несколько десятков домов в нём уже были освобождены от железобетонных рубашек. В том числе и тот, в котором меня поселил Скиба. Этому я порадовался больше всего. Ничего, пройдёт время и мы наведём полный порядок не только в Москве, но и на всей планете. Может быть после этой чудовищной катастрофы люди научатся ценить жизнь и перестанут безумствовать, а заодно научатся ещё и беречь природу, ведь ей досталось даже больше, чем людям, но и она должна оправиться от нанесённого ей Кометой ущерба. Я верил в это.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});