Никакой мужчина ей не нужен!
— Ты все еще переживаешь из-за того недоразумения с лордом Гомфри, — сказал маркиз, водя дрожащими руками над прозрачным газом и кружевом ее рукавов, но не смея их коснуться. Ему пришлось сжать кулаки, чтобы устоять перед соблазном. — Я совершил жестокий поступок, прогнав тебя и заявив, что не стану помогать твоей семье. Я умоляю тебя простить меня.
Воздух у нее за спиной будто бы метнулся, заколебался: это кузен вдруг отскочил от нее, изнывая телом не менее, чем духом.
— Твоя мать долгие годы пользовалась моим добродушием. Но когда я узнал, что она вновь наплевала на мои запреты и привезла тебя с сестрами в Лондон, я решил, что пора преподать ей урок. Однако я недооценил ненависть лорда Гомфри к Сину и его же привязанность к тебе. Если бы я мог допустить, что ему достанет наглости привезти тебя в свой дом, я бы ни за что этого не допустил.
Преподать урок.
Джулиана невольно рассмеялась и, смутившись этого неуместного веселья, прикрыла рот ладонью. Лорд Данкомб, видите ли, хотел преподать ее матери урок! Но почему тогда расплачиваться пришлось ей?
Защищать мать для Джулианы было так же естественно, как дышать.
— Милорд, маман никому не желала зла. Я понимаю, порой она производит впечатление легкомысленной особы, но на самом деле она лишь хочет защитить свою семью.
Лицо маркиза посуровело. Джулиане он всегда казался человеком холодным и непреклонным; если он и способен был на сострадание, то только не к ее матери.
— В любом случае, главное — ты не пострадала. Вопрос с лордом Гомфри улажен, да и Синклер больше не станет у нас на пути. Более того, я готов взять на себя ответственность за тебя и твою родню.
Он наконец дотронулся до ее шеи.
— Я буду хорошим мужем, Джулиана. Клянусь.
«В том-то и беда!» — с тоской подумала она. Она не хотела выходить замуж за кузена. Кем бы она ни была — любовницей Гомфри или женой Данкомба, — и тот и другой, по сути, покупали ее, словно она была товаром.
— Милорд, но ведь это совершенно невыгодная сделка. — Джулиана беспомощно обвела рукой спальню, где когда-то жила ее мать. — У меня даже нет с собой чистого платья. — Она с чувством посмотрела ему в глаза, накрывая ладонью его руку. — Вы не обязаны исполнять свой долг перед семейством, беря меня в жены. Жена из меня будет ужасная. Душой я ведь все равно с матерью и сестрами. Прошу вас, отпустите меня домой!
Маркиз отступил, и рука Джулианы безвольно упала.
— Какой же я сухарь! — воскликнул он. — Тебе же нужно поесть, принять горячую ванну и переодеться. Это платье — чудовищное напоминание о вашем мерзопакостном договоре с лордом Гомфри. Немедленно его сними!
— Вы никуда без нас не пойдете, Синклер!
Алексиус состроил недовольную гримасу. Он едва успел дойти до прихожей, когда его настиг зычный голос маркизы. Пришлось возвращаться к дамам, положительно, сговорившимся свести его с ума.
— Вы мне только помешаете, — бросил он в ответ.
Алексиус подозревал, что дамы не одобрят его методов возвращения Джулианы. План его был бесхитростен: вломиться в дом, отлупить негодяя, силой принудившего родственницу к браку, и поговорить с Джулианой начистоту, хочет она того или нет.
Маркиза, должно быть, догадалась о его намерениях по свирепому выражению лица и пробормотала что-то невнятное, но явно осудительное.
— Маркиз вел себя весьма вызывающе, но Джулиану он не обидит. В конце концов, он позвал ее замуж.
Алексиус ругнулся.
— Вы, вероятно, забыли, что этот брак будет основан на шантаже. Шантаж — это, по-вашему, благородное занятие?
В комнату вошел дворецкий с тремя женскими плащами, перекинутыми через руку.
— Спасибо, Гилберт, — сказала леди Корделия, взяв темно-серый. Одевшись, она заглянула Алексиусу в глаза. — Будьте же благоразумны, милорд. Нам хотя бы прислуга откроет дверь.
В иных обстоятельствах он счел бы ее наивность очаровательной.
— А если Данкомб велел никого не пускать?
— Всегда можно прокрасться в дом через черный ход, — вклинилась леди Лусилла, которой визит к кузену, судя по всему, представлялся приключением.
Алексиусу в который раз захотелось запереть их всех в подвале и отдать Гилберту ключ.
— Никто со мной не идет, — тоном, не терпящим возражений, сказал Алексиус. — Я справлюсь с вашим кузеном-шантажистом сам.
Леди Данкомб наклонила голову, чтобы камеристка поправила шляпку.
— А с моей дочерью вы, полагаете, справитесь?
Алексиус замер в нерешительности. Он не подумал о том, что Джулиана может оказать сопротивление: если у нее осталась хоть толика благоразумия, она, несомненно, будет благодарна своему спасителю. Впрочем, это же Джулиана, упрямица до мозга костей.
Он беспечно пожал плечами.
— Если возникнет необходимость, переброшу ее через плечо.
Дамы хором закудахтали, огорошенные неслыханным варварством.
— Это уже ни в какие ворота не лезет!
— Абсурд чистой воды!
— Бесчувственный дикарь!
Гилберт, стоявший в сторонке, обреченно закатил глаза.
— Надо, наверное, уведомить лорда Фискена, — сказала матери леди Корделия. — Я понимаю, ты не хочешь вовлекать его в наши семейные дела, пока я не уверюсь в его чувствах, но…
— Нет. — К счастью, маркиза приняла предложение дочери в штыки. — Боюсь, Корделия, лорд Фискен не проявит того сочувствия, на которое надеешься ты. Зачем идти на неоправданный риск?
Алексиус ничего не имел против Фискена, но боялся, что чувствительная душа этого джентльмена не выдержит лобового столкновения с семейкой Айверс. Этим дамочкам нужна сильная рука.
— Забудьте о лорде Фискене. Все равно его так быстро не отыскать.
— Я согласна с лордом Синклером.
Алексиус одарил леди Лусиллу ослепительной улыбкой, и та буквально расцвела.
— Значит, решено: вы остаетесь дома.
Но леди Данкомб уже семенила к двери, не обратив на эти слова никакого внимания.
— Вздор. Мы вам пригодимся, Синклер.
Гилберт едва успел проскочить вперед и услужливо открыть маркизе дверь.
Леди Данкомб подняла указательный палец, как бы предупреждая, что сообщит нечто важное и поучительное.
— Не забывайте: Джулиана, в отличие от меня, вас еще не простила. В кругу семьи ей проще будет вынести ваше общество. Вам еще предстоит потрудиться, друг мой, потрудиться как следует.
С этими словами маркиза вышла из комнаты; дочери потянулись за ней, как утята за уткой.
Выбора у Алексиуса не осталось: он покорился, не теряя при этом достоинства.
— Встань и отойди, — велел лорд Данкомб. — Платье все измялось и испачкалось. Тебе сразу станет лучше, когда мы его снимем.
