27 октября 1963 года выходит еще одно Постановление Правительства — о возведении на набережной у Крымского моста нового современного здания Третьяковской картинной галереи — это, наверное, единственное нежилое помещение, разрешенное к строительству за последние годы. Третьяковка задыхалась от нехватки площадей, ценнейшие картины пылились в запасниках, и Фурцева убедила отца сделать для галереи исключение. Открытие «новой Третьяковки» запланировали на 1967 год.
4 ноября 1963 года, под праздники, строители сдали Новый Арбат, по его асфальту проехали первые машины. Собственно, проезжей частью «сдача» и ограничилась, обрамляющие проспект дома еще достраивали, на месте тротуаров зияли котлованы, в них заканчивали прокладку труб, кабелей и других коммуникаций.
И тем не менее, главное сделали, пробили чем-то напоминавшую парижскую широкую магистраль, соединившую западные районы столицы с центром. Собачья площадка и другие староарбатские достопримечательности перестали будоражить умы, сохранились только в памяти любителей старины. Они сожалеют о них по сей день, как почитатели французской истории сожалеют о закоулках «настоящего», дореволюционного (1789 года) Парижа.
16 декабря 1963 года открылась сессия Верховного Совета СССР. Глава Правительства, то есть Хрущев, по статусу все три дня должен присутствовать на ее заседаниях. Но в зале ему не сидится. На второй день, 17 декабря, он исчезает из президиума и едет в Моссовет. Там продолжается обсуждение доработанного плана реконструкции Москвы, предусматривающего увеличение количества подземных переходов, дополнительные линии метрополитена. На новом макете городской застройки продолговатые приземистые параллелепипеды пятиэтажек заменили башенками девяти— и двенадцатиэтажных жилых домов. На тех же площадях удается разместить в два раза больше строений, чем на предыдущем макете. В заключение отцу демонстрируют типовые летние домики для садовых участков и дачных кооперативов, новые типы машин для уборки улиц.
Под самый Новый год, 28 декабря, отец в третий раз едет к Козлову. Он обещал показать новую типовую девятиэтажку, на восемьдесят процентов собираемую из деталей, выпускаемых его станами. Этот стовосьмидесятиквартирный пилотный «высотный» дом собирали на проезде Ольминского.
Дом уже поднялся до шестого этажа, Козлов пояснил, что на монтаж одного этажа в среднем уходит шесть дней.
— Шестью девять получается пятьдесят четыре, — отозвался отец, — плюс выходные. Итого около двух месяцев.
— Трех, — поправил Козлов. — Требуется время на подготовку сборки, затем на отделку, оклейку обоями, сантехнику, уборку территории.
— Три месяца, вместо трех лет, — восторженно отозвался отец. — И все это за неполные тринадцать лет.
Столько времени прошло с тех пор, когда он впервые увидел плиту-перегородку, разработанную инженером Козловым. Отец начал вспоминать, как они познакомились, с каким трудом пробивались индустриальные технологии в строительстве. Затем они вместе с Козловым обходят уже готовые этажи дома. Отец придирчиво изучает, но придраться не к чему, стеновые панели выходили с завода такими гладкими, что не требовали штукатурки, наклеил обои — и можно въезжать. Отец с наслаждением гладил руками стены, осуществилась давняя мечта строителей, удалось избавиться от трудозатратных штукатурных работ. Чувствовалось, что он по-настоящему счастлив.
С проезда Ольминского заехали на завод. Там недавно пустили второй вибропрокатный стан. Он почти не отличался от первого, уже виденного отцом, но, осматривая его, отец не уставал восторгаться. От Козлова он уехал в приподнятом настроении.
1963 год ознаменовался завершением поры пятиэтажек. В 1964 году 85 процентов всего возводимого в Москве жилья составили девяти— и двенадцатиэтажные дома.
День за днем
6 февраля 1963 года Маццолини, Генеральный секретарь Комитета фонда Э. Бальцана, возглавляемого президентами Швейцарии и Италии, обратился к Хрущеву с предложением принять, как тогда считалось, более чем респектабельную премию Бальцана «За мир и гуманизм».
Несколько слов о самом Бальцане и премии его имени. Бальцан, после Первой мировой войны редактор престижной итальянской газеты «Коррьере делла сера», не сошелся во взглядах с Бенито Муссолини, когда фашисты пришли к власти, эмигрировал в Швейцарию. Там он пережил Вторую мировую войну, там и умер. В память об отце дочь Бальцана учредила премию его имени, присуждаемую за выдающиеся достижения в физике, технике, астрономии, астрофизике, архитектуре, филологии, палеонтологии, литературе и общественной деятельности. Полагали, что по престижности со временем она превзойдет Нобелевскую премию. Этого не произошло, но в 1963 году премия Бальцана котировалась очень высоко.
Собравшийся 5 февраля 1962 года Комитет фонда высказался за присуждение премии «За мир и гуманизм» 1962 года двум мировым лидерам — Хрущеву и Кеннеди. Тем самым отдавалось должное их выдержке и государственной мудрости, проявленным при разрешении Карибского кризиса в октябре 1962 года. Кроме Хрущева и Кеннеди рассматривались кандидатуры папы римского Иоанна XXIII, индийского ядерного физика, философа и филантропа Хоми Джехангира Бхабха и премьер-министра Малайзии Абдул Рахмана Тунку. До опубликования решения, назначенного на 25 февраля, Маццолини поручили выяснить у номинантов, согласны ли они принять премию и смогут ли они лично прибыть 10 мая в Милан на церемонию вручения.
В Москве о премии Бальцана почти ничего не знали, а потому отец попросил МИД пригласить Маццолини в Москву и решение принимать после полученных от него разъяснений. Маццолини прилетел буквально на следующий день, до момента объявления фамилии лауреатов оставалось менее трех недель, а если Хрущев с Кеннеди откажутся, то придется заново собирать комитет и выбирать из трех ранее отклоненных номинантов новую кандидатуру.
В подарок Маццолини привез памятную медаль с профилем Хрущева, из учрежденной фондом в 1962 году серии выдающихся мировых лидеров. У меня сохранилась золотая, диаметром сантиметра в три-четыре медаль с выгравированным на лицевой стороне профилем Хрущева. Медаль помещалась в синий кожаный чехольчик с тисненной золотом надписью Foundation International Balzan. 1962 («Международный фонд Бальцана. 1962»).
Отец с Маццолини не встречался, поручил переговорить с ним в Министерстве иностранных дел. Премия, со слов Маццолини, оказалась заслуживающей внимания, и Президиум ЦК разрешил отцу ее принять при условии, что и Кеннеди отреагирует положительно. Кеннеди от премии отказался. Он испугался оказаться в одном ряду с «главным мировым коммунистом». В свете предстоящих, пусть и отдаленных, перевыборов это ему представилось невыгодным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
