из Рязани.
Много ты в кино видал о солдатах версий,
Щас послушаешь мою — эх, будет интересней."
И начнут они вещать
На языке стонов, недомолвок.
Хочешь убежать, но впереди они опять
Мелькают между ёлок:
"Откопай меня скорей, умоляю снова.
Я Моршанников Сергей, родом из-под Пскова.
Адресок мой передай в родную сторонку:
Восемнадцатый квадрат, чёрная воронка."
А под утро всё взревёт, полетит куда-то
И попрёт на пулемёт в штыковую с матом.
И деревья все вверх дном: ввысь растут коренья
В этом славном боевом месте преступления…
Расчудесный уголок — не леса, а сказка.
Наступил на бугорок, глядь, а это каска…
Чуть копнул — и вот тебе: котелок да ложка,
И над этим надо всем — ягода морошка.
Над землёю месяц май, молод и прекрасен,
Электричка подъезжает к станции «Апраксин».
В небе караван гусей, скоро будет лето.
Девочка в своей косе поправляет ленту…»
Да уж, вот и совпадение. Песня хорошая, удивительно что ещё ставят в эфир, думал такое сейчас — не формат. С одним только в ней не согласен — это не «места преступления», а места нашей боли и той суровой необходимости. Не просто так наши солдаты умывались кровью и бились головой об самую технологичную и беспощадную армию того времени. Хотели, чтобы Ленинград жил, чтобы Ленинград ел, чтобы дышал…
Над чёрными деревьями зарделся багровый закат, будто напоминая въезжающим в город о том, сколько за него было пролито крови.
Глава 19
Всё получилось почти так, как представлял.
Следом за мной приехали «Болек и Лёлек» — Дамир с Юрой, заселились неподалёку от меня. Со следующего утра стартовал наш марафон, режим которого, в последующие недели, практически не менялся: ранний подъем ещё до рассвета, душ, кофе, дожёвываю бутерброд, уже обуваясь и выходя на улицу, где ждёт машина Дамира. Дорога до намеченного места поиска и раскопок занимает немного времени. Копаем до захода солнца, иногда и после него.
Немцев не копаем, Бирхоффу нужны только истории красноармейцев. Найдя останки, я пытаюсь «установить контакт», а мои напарники курят, отдыхают и принимают пищу. Со стороны, для них, я как будто разговариваю сам с собой: жестикулирую, смеюсь, спрашиваю, улыбаюсь, плачу, веду себя, как буйнопомешанный. Они не удивляются, они знают.
Следующий день — перерыв, отводится на отдых, написание и отправку истории старому нацисту. Если он успевает в течение дня изучить текст, то приходится ещё и отвечать на его вопросы, рассуждать, уточнять. Иногда мне казалось, что старику не под силу каждый день перелопачивать тексты и вникать в их смысл. Он должен уставать, да и мозги не такие уже ясные. Может за него это делают другие? Может у него там целый аналитический центр? Возможно, что и сам ведёт со мной переписку, он нетипично бодрый и живёт долго. Кроме кольца обладает другими оккультными «примочками» и секретами нацистов? Возможно.
Может ищет что — то конкретное? Не исключено, что места, выбранные Дамиром для «копа», не случайны. Есть какая — то система? Если и есть, то пока её не обнаружил. Дамир в целом, прав — если бы не истлевшие и ржавые вещи, то может показаться, что война в этих местах была недавно. Столько всего осталось, столько людей всё ещё здесь лежит.
Постоянно грузить себя вопросами
