Вероятно, в самом начале апреля 1887 г. Толстой, перебелив части второй правки начала, делает общий свод всех полученных в результате правок рукописей и прорабатывает этот сводный текст еще paз. Так получается третья редакция (см. Описание, стр. 808), которую можно назвать сводной рабочей. Она нумеруется общей пагинацией 1—60 (последние листы остаются ненумерованными). Особенности этой новой редакции сводятся к следующему. Вступление оставляется почти без поправок. Статья же, во-первых, очень заметно расширяет сравнительно со второй редакцией объем и тематику. Статья растет. Наиболее крупные новые темы: жизнь это «то, чтò делает человек или животное для сохранения своей личности и достижения блага (Описание № 58), жизнь есть стремление к невозможному сохранению своей личности (Описание № 59), человек всегда смотрит на всё глазами своей среды (Описание № 60), учения мира, отводящие человека от решения вопроса о цели жизни, навязывают ему обязанности семейные, гражданские и т. п. (Описание № 61), жизнь должна быть согласна с разумным сознанием (Описание № 64), и написанная заново целая большая глава о страданиях. Во-вторых, весь текст третьей редакции обновлен путем сильнейшей логической и частично композиционной (путем перестановок) правки текста второй редакции. В-третьих, разбивка на главы оставлена не проясненной. Кое-где намечены будущие главы через знак «NN». Таким образом третья редакция дала почти полностью новый текст статьи, хотя и писанный по канве второй редакции. От третьей редакции дошло до основного текста несколько строк и часть вновь написанной главы в виде гл. XXXV основного текста. Новую главу о страданиях мы издаем под № 9 черновых вариантов.
Создание третьей редакции статьи «О жизни и смерти» чрезвычайно крупный момент в истории работы Толстого. Так, повидимому, ощущает этот момент и сам автор. В уже цитированном письме к В. Г. Черткову от 2 апреля 1887 г. он пишет, что работа подвигается и даже приближается к концу. Но если Толстой 2 апреля еще думал, что работа «приближается к концу», то 4 апреля в письме к С. А. Толстой он пишет «…начал «Жизнь»… Вчера был Буткевич и Фейнерман» (ПЖ, стр. 307). Повидимому, именно третью редакцию, составляющую результат крупного, как указано, увеличения объема и переработки текста, Толстой и ощущает как «начало» новой волны работы. Последующие апрельские письма Толстого к разным лицам определенно показывают, что эта волна работы в апреле очень сильна. Несомненно к первым числам апреля относится не датированное апрельское письмо Толстого к С. А. Толстой, где он пишет: «Утро вчера много занимался; писал совсем новую главу: «О страдании» – боли… Пересматривал, поправлял сначала. Как бы хотелось перевести всё на русский язык, так, чтобы Тит понял. И как тогда всё сокращается и уясняется. От общения с профессорами – многословие, труднословие и неясность. От общения с мужиками – сжатость, красота языка и ясность».... (ПЖ, стр. 310).
В ответ на это письмо С. А. Толстая писала 15 апреля: «Вместо желанного, художественного, ты стал писать о страданиях. Впрочем этот вопрос меня интересует. Когда же конец этой статье? А хорошо бы, если б ты разделил ее на главы и назвал бы каждую главу по содержанию. Как это всегда помогает пониманью. Например: о боли, о радости жизни, о труде, о душе и т. д.». В последней точке зрения поддерживает Толстого и В. Г. Чертков, который 9 апреля из Петербурга пишет: «Не думайте, что я не сочувствую вашей работе над выяснением значения истинной жизни и недоразумения, называемого смертью. Я теперь всё более понимаю, что желательно только делать то, к чему влечет, а помимо этого вопрос, который вы выясняете, очень важный и выяснение его нужно людям. Для скольких людей всё было бы ясно, если б только они поняли, в каком смысле нет и не может быть смерти и что смерть может существовать только для тех людей, которые отождествляют свою жизнь с своею органической оболочкой, что так же бессмысленно, как и отождествлять свою жизнь, например, с испражнениями своего тела. Одного только я немножко боюсь – это того, чтобы вы не писали об этом, имея в виду одну образованную среду. Если вы это сделаете по старой привычке, то будет очень жаль и скажете много ненужного. Всё, что нужно людям, поддается выражению в общедоступной форме. Я в этом твердо убежден. И это прекрасное мерило для того, чтобы проверять, что действительно нужно, что нет. Ужасно хотелось бы мне прочесть, что вы написали».
11 апреля Л. Н. Толстой пишет Н. Н. Ге: «Чтение мое, о котором вы спрашиваете, это мысли о жизни и смерти, которые мне дороги и нужны и которые я поэтому стараюсь себе уяснить. Может быть, и другим пригодится. Колечка вам расскажет, а как будет в окончательной форме, то пришлю вам». 16 апреля к С. А. Толстой: «Вчера был день нехороший для писанья, не выспался, но нынче прекрасно работал, хотя всё еще не кончил… осталось на раз.. » (ПЖ, стр. 313). В тот же день к В. Г. Черткову: «Занят очень своей работой. Ваш совет, как всегда, хорош. Надо перевесть по русски. И я это стал делать, живя в деревне, имея перед собой не профессоров, но людей…» (ТЕ, 1913, стр. 51). H. Л. Озмидову 18—19 апр. 1887 г.: «Долго не отвечал вам, дорогой… от того, что был очень хорошо занят своим писанием о жизни и смерти.... Я всё время, как писал вам, занят своей работой, зачавшейся во время моей болезни, подбодренный психологическим обществом. Многое для себя уяснил. Кабы Бог дал, чтобы и другим на пользу» (Письма, т. 64). В 20-х же числах aпpеля 1887 г. П. И. Бирюкову: «Работал о жизни и смерти так, как не бывает в городе, а сделал, как наверно вам покажется, мало. Но теперь существенное кончено, расположено по частям, остаются поправки, которые можно сделать и по корректурам» (т. 64)
Чувство близости к окончанию статьи, повидимому, было в середине апреля у Толстого, потому что, кроме указанного письма к Бирюкову, о том же писала С. А. Толстая в письме к А. А. Фету от 19 апреля: «Вчера вернулся из деревни Лев Николаевич. Он там жил, наслаждался и работал почти три недели. Статья его пришла к концу, но еще не печатается»… Того же 19 апр. 1887 г. сам Толстой пишет П. И. Бирюкову: «Я всё писал свою статью, Количка переписывал, и мы чудно прожили две недели…» Но несколько позже – именно 24 апреля (?) ему же: «Статья моя о жизни и смерти всё не кончается и разростается в одну сторону и сокращается и уясняется в другую. Вообще же я вижу, что не скоро кончу, и если кончу, то напечатаю ее отдельной книгой, без цензуры, и потому не могу дать ее Оболенскому. И это меня огорчает. Будьте моим посредником между ним, чтобы он не огорчился и на меня не имел досады. Я постараюсь заменить это чем-либо другим. Пожалуйста, поговорите с ним и напишите мне» (Письма, т. 64, а также Б, III, стр. 68).
25 апреля к С. А. Толстой: «С 12 до 4-х очень усердно работал, всё с начала и всё к улучшению, наверное» (ПЖ, стр. 314). В тот же день В. Г. Черткову: «Я всё работаю над жизнью и смертью и что дальше, то яснее. Эта работа для меня ступень, на которую взбираюсь. Во время работы этой приходят мысли из той же работы, которые могут быть выражены только в художественной форме, и когда кончу или перерву, Бог даст, то и напишу…» (ТЕ, 1913, стр. 52). 30 апреля к С. А. Толстой: «Вчера нездоровилось и ничего не работал. Но нынче дождик теплый, и я здоров и работал» (ПЖ, стр. 315). В том же апреле в письмах, не датированных точно, еще имеются упоминания о работе над статьей: «Всё работаю, и всё еще не запутался, а подвигаюсь к лучшему…» (ПЖ, стр. 308). «Нынче по обыкновению занимался, а Колечка и Фейнерман переписывали» (ПЖ, стр. 312).«Утро я опять всё, часов 5 под ряд, работал над своей «Жизнью». Всё хорошо подвигается. Но вчера устал и почти не выходил, и оттого вчера был в унылом духе, и из другой комнаты слушал ребят. Но здоров и спал хорошо, и опять всё утро работал» (ПЖ, стр. 308), «…Читаю для отдыха прекрасный роман Stendhal’a – «Chartreuse de Parme» и хочется скорее переменить работу. Хочется художественной»… (ПЖ, стр. 310). «Работалось плохо… » (между 25—30 апр. ПЖ, № 310). Наконец, Толстой в апреле же знакомит с рукописью H. Н. Ге, который в конце апреля пишет Толстому: «…Я прочел о «Жизни и смерти», всё там до того верно, что я иначе не мог думать и многое буквально говорил своим. Это у вас восторг. Это сама правда! Не думать так нельзя».237
К сожалению, среди дальнейших рукописей Толстого нет даже ориентировочных дат, которые бы позволили приурочить последующие этапы работы к определенным месяцам. Поэтому правильнее охарактеризовать работу Толстого по письмам и в последующие месяцы и затем уж перейти к обзору творчества по рукописям.
В мае месяце увлечение работой еще продолжается. В письме 2 мая из Ясной поляны к С. А. Толстой Лев Николаевич пишет: «Тем для писанья напрашивается столько, что скоро пальцев недостанет считать, и так и кажется, сейчас сел бы и написал. Что Бог даст после окончания «О жизни и смерти». Ведь будет же конец. А до сих пор нет. Предмет-то важен и потому хочется изложить как можно лучше. Ты думаешь, что хуже, а мне кажется, что нет…» (ПЖ, стр. 316). 3 мая ей же: «Нынче работал над своим писаньем»… (стр. 317), 4 мая ей же: «Нынче почти не писал…» (стр. 318), 5 мая ей же: «Нынче утром прекрасно работал. Самая сердцевина статьи, которая мне недоставала, нынче для меня уяснилась. И мне очень весело от этого»… (стр. 319). В тот же день в письме к И. Б. Файнерману: «Я всё работаю над той же работой, и всё, кажется, уясняется» (И. Тенеромо, «Воспоминание о Л. Н. Толстом и его письма», стр. 189). В тот же день к Н. Н. Ге: «по утрам пишу. Всё то же и всё, как мне думается, с пользой для дела» (т. 64). 8 мая в письме к С. А. Толстой: «Я два дня дурно сплю и потому вял и не работается; а не работается, и на душе не бодро. Павел Иванович усердно переписывает (ПЖ, стр. 321). 10 мая ей же: «Нынче мы тихо работали с Павлом Ивановичем (он усердно переписывает)» (ПЖ, № 317). 14 мая к H. Н. Ге: «…Я всё копаюсь в своей статье. Кажется, что это нужно, а Бог знает. Хочется поскорее кончить, чтобы освободиться для других работ, вытесняющих эту…» 18 мая В. Г. Черткову: «П. И.238 третьего дня уехал в Москву, прожил с неделю, и мне очень радостно было с ним. Он переписал мне всю мою статью, которую я опять вновь переделываю».... 20 мая H. Н. Страхову: «Я всё работаю над мыслями о жизни и смерти – не переставая, и всё мне становится яснее и важнее, Очень хочется знать Ваше отношение к этому» (т. 64). К В. Г. Черткову 30 мая 1887 г.: «Я всё живу в своей работе о жизни и смерти. И очень сильно живу ею»…
