Кристофер чувствовал, как счастливый, хотя порою суматошный уклад этого дома дарит ему желанный покой, которого ему так и не удалось достичь в шумном и суетном Лондоне. Как бы то ни было, но Хатауэйи с присущими им резкими чертами характера странным образом сглаживали раны, искорёжившие его душу. Они нравились Кристоферу все без исключения, но пожалуй особую симпатию он испытывал к Кэму — главе семьи или клана, как тот любил называть своих родных. Будучи надёжным, уравновешенным и терпеливым человеком, Кэм в случае необходимости готов был поддержать любого из Хатауэйев.
Лео, напротив, не был столь открыт и прост в общении. Хотя дерзкие речи выдавали в нём приятного собеседника, острые грани его юмора часто вызывали у Кристофера неприятные воспоминания о собственном недавнем прошлом, когда он не раз позволял себе отпускать нелестные замечания в адрес других людей. Взять, к примеру, ту едкую реплику, касающуюся конюшен, которую он произнёс в разговоре о Беатрис. Кристофер и сейчас не боялся откровенных высказываний, с той лишь разницей, что теперь произносил их вполне обдуманно. Раньше же он в полной мере не осознавал разрушительную силу слова.
Два года, минувшие с тех пор, многому его научили.
Однако Беатрис заверила Кристофера, что Лео, несмотря на его острый язык, очень преданный и заботливый брат.
— Вот увидишь, со временем он тебе понравится, — сказала она. — Хотя неудивительно, что тебе больше по душе Кэм, вы же с ним оба лисы.
— Лисы? — переспросил Кристофер, позабавленный этим сравнением.
— Да. Я всегда определяю, на какого животного похож тот или иной человек. Лисы — ловкие охотники, не привыкшие полагаться на грубую силу. Обладая тонким, расчётливым умом, они добиваются желаемого хитростью и могут любого обвести вокруг пальца. И хотя лисы время от времени любят отправляться в путешествия, они всегда возвращаются в свой надёжный, уютный дом.
— Рискну предположить, что Лео — лев, — сухо произнёс Кристофер.
— О, да. Яркий, несдержанный, привыкший постоянно быть в центре внимания. Время от времени, словно играючи, он будет набрасываться на тебя. Но за всеми этими острыми когтями и грозным рычанием скрывается мягкий, пушистый кот.
— А на кого похожа ты?
— На непоседливого хорька. Когда мы бодрствуем, то очень деятельны, но нам по душе и долгие часы покоя. — Беатрис взглянула на него со смущённой улыбкой. — К тому же хорьки очень ласковы.
Кристофер всегда полагал, что ведением домашнего хозяйства будет заниматься его жена, способная проследить за малейшими нюансами и сохранить в доме полный порядок и идеальную чистоту. Вместо этого, он похоже, намеривался жениться на девушке, которая повсюду вышагивала в бриджах, а следом за ней по всем комнатам вольготно разгуливали, ходили вперевалочку, ползали или прыгали всевозможные животные.
Его очаровывало умение Беатрис разбираться в таких вещах, о которых женщины обычно имели лишь самое смутное представление. Беа с завидной сноровкой пользовалась молотком и рубанком. Она скакала на лошади лучше всех женщин, которых он когда-либо встречал, а, возможно, и лучше многих мужчин. Беатрис обладала самобытным, пытливым складом ума, в основе которого лежали привычка наблюдать и тонкая интуиция. Но чем больше Кристофер узнавал Беатрис, тем острее чувствовал жилку беззащитности, скрытую в глубине её души. Некое чувство уязвимости, которое заставляло её так часто искать уединения. Он думал, что причиной тому стала преждевременная кончина её родителей, а особенно смерть матери. Беатрис считала, что та, угаснув вслед за отцом, попросту оставила их на произвол судьбы. Быть может, подобная отчужденность отчасти явилась результатом того, что Хатауэйи так стремительно достигли высокого положения в обществе, о котором никогда не помышляли. Ведь принадлежность к высшему обществу не ограничивалась лишь способностью следовать ряду определённых правил. Это был особый образ мышления, осознание своего места в мире и взаимодействия с ним, который прививался отпрыскам знатных семейств с момента рождения. А потому Беатрис никогда не смогла бы приобрести лоск и утончённость, свойственную молодым леди, воспитанным в аристократических кругах.
И эта естественность нравилась ему в избраннице больше всего.
На следующий день после того, как Кристофер сделал Беатрис предложение, он вынужден был отправиться к Мерсерам, чтобы переговорить с Пруденс. Понимая, что поступил по отношению к ней несправедливо, он приготовился принести свои извинения. Однако малейший следы раскаяния бесследно исчезли, как только Кристофер увидел, что сама девушка не испытывает ни капли вины за собственную ложь.
Мягко говоря, между ними состоялась не самая приятная сцена. Кровь прилила к лицу Пруденс, когда она, словно повредившись рассудком, принялась кричать и негодовать.
— Вы не посмеете бросить меня ради этой темноволосой горгульи и её странной семейки. Над вами станет насмехаться весь Стоуни-Кросс. Одна половина из них — цыгане, а вторая — сумасшедшие. Они обладают кое-какими полезными связями, но и только. Эти грязные крестьяне лишены всяких манер, и вы будете сожалеть до конца своих дней, если породнитесь с ними. Беатрис же — грубая, диковатая девица, которая вероятно произведет на свет целый выводок себе подобных.
Когда она на мгновение замолчала, чтобы перевести дух перед следующей злобной тирадой, Кристофер спокойно заметил:
— К сожалению, не все подобно Мерсерам могут похвастаться столь безупречными манерами.
Разумеется, этот выстрел тут же достиг своей цели, и Пруденс продолжила безобразно кричать, словно уличная торговка рыбой.
Однако Кристофер её не слышал, перед глазами у него возникло видение… но не привычные ужасы войны, а мирная, успокаивающая картина… Умиротворённое и сосредоточенное выражение, увиденное им минувшим днём на лице Беатрис, когда та ухаживала за раненой птицей. Она осторожно примотала сломанное крылышко крохотного воробья к его тельцу, а затем показала Раю, как следует его накормить. Кристофер внимательно наблюдал за этими умелыми действиями, поражённый силой и нежностью, скрытыми в её хрупких руках.
Внимание Кристофера вновь вернулось к стоящей напротив девушке, извергающей поток злобных ругательств, и он невольно пожалел человека, которому однажды «посчастливится» жениться на Пруденс.
Привлеченная шумом в комнату вошла леди Мерсер и попыталась успокоить не на шутку разгневанную дочь. Вскоре после этого Кристофер откланялся, сожалея о каждой минуте, потраченной впустую на общение с этой девицей.