Дикаев растерян. Стоит мрачнее грозовой тучи.
– Хоть плащ снимешь? – спрашивает он, и в голосе слышу странную интонацию. – В доме жарища. За два часа сваришься.
Кажется, до него доходит, что облажался он сильнее, чем ему казалось.
Интонация, напоминающая обреченность. Очень на Кира непохоже. И у меня неожиданно сжимается сердце. Он даже не пытается сделать жалостливый вид, но мне все равно не по себе. Окончательно подрывает мой боевой дух снова раздавшееся урчание желудка Дикаева.
– Хорошо, и, ради бога, съешь хоть что-нибудь! Нечего на жалость давить! – психую я, берясь за пояс плаща.
Но эффектно его снять не получается. Свитер, который я нацепила под плащ, чтобы после тренировки разогретые мышцы не прохватило, упорно цепляется за верхнюю одежду. И я дергаю ругами, стараясь вытащить их из рукава. Ну чисто курица.
Со злости бросаю рюкзак на пол, но делу это не помогает, поэтому когда Кир приходит на помощь, мне приходится смириться.
Только Кир такой Кир. Нельзя просто взять и по-джентльменски снять. Он кладет тяжелые ладони мне на плечи и, глядя прямо в глаза, медленно скользит по рукам, ныряя под ткань плаща. Я вижу, как зрачки Дикаева расширяются, и облизываю мигом пересохшие губы. Невозможно разрушить зрительный контакт.
Легкая паника овладевает мной. Я опять подпадаю под его странный магнетизм.
Магнетизм в прямом смысле слова.
Ибо, спустив плащ до локтей, одной рукой Кир притягивает меня к себе и приобнимает за талию. Другой он продолжает снимать плащ, но то, как он наклоняется ко мне, словно в последнем движении танго, парализует меня. Я не в силах уклониться.
Еще секунда, и он меня поцелует.
Глаза сами собой закрываются.
И поймав себя на этом, я упираюсь одной освобожденной рукой ему в грудь.
– Даже не думай! – но голос у меня… я бы сама себе не поверила. Не пойми откуда взявшаяся хрипотца в слабом протесте звучит как приглашение.
А Дикаеву всегда хватало и меньшего для активных действий.
Притиснув меня к себе в плотную, целует увернувшуюся меня за ухом.
– Я не стану терпеть, – выдавливаю я, чувствуя, что тело позорно слабеет.
– Терпеть? – вдруг рычит Дикаев, а я не сразу втыкаю, что его выбесило. – Ты хочешь меня убедить, что тебе не нравится? Давай посмотрим, кто тут врушка!
Глава 58. Кир
Честно говоря, я половину не слушаю. Не потому что не хочу, а потому что не получается. Зараза вроде дает зеленый свет, и тут же лупит по рукам.
Кто ее вообще научил так обращаться со своим парнем?
Кобра, блин. С какой стороны не подойди, везде жало.
Истомина так шипит, что на минуту я даже начинаю сомневаться в правильности своих выводов. А вдруг я ей нравлюсь меньше, чем думаю. Да ну нах!
Точно нет.
Требует, чтобы я что-то съел.
Жалеет.
Правда, походу, кормить не собирается.
Ладно. Если это условие, то я пожру. И Истомину покормлю.
При мысли об этом в мозг мгновенно молнией бьет воспоминание, как я уже отличился на поприще кулинарии. В ширинке сразу же становится тесно.
Блядь. Лишь бы она туда не посмотрела. Тогда я точно не смогу ее убедить хоть в чем-то. Разорется, что я извращенец, и все.
Олька берется за пояс плащишки, и я впиваюсь в ее фигуру взглядом, будто сейчас будет самый откровенный стриптиз. Ну же, снимай. А я его заныкаю куда-нибудь. Так, что хрен найдешь. Не поедет же она домой без плаща, верно?
Щеки раздувает, слова говорит всякие. Прям как взрослая.
А кровь несется по венам. И возможность сцапать Ольку под предлогом помощи я не упущу. Отличный плащ. Супер просто. Он играет на моей стороне.
Блядь, я же на крыльце еще решил, что буду вести себя как джентльмен…
Обязательно снова начну. Минут через пять. Как только начну соображать. Но это неточно.
Я козу неделю не видел. Меня якорит на ее цветочных духах, на розовых щеках, на том, как она глаза хитро прикрывает, и губки свои пухлые вытягивает.
Я, что, железный, что ли?
Все нервы на свое ведьмино веретено намотала. Слушать не хочет, хвостом вертит. Мне нужна компенсация. Какая она теплая, мягкая…
Что?
– Терпеть? – у меня отвинчивается последняя гайка. Терпит она тут. Не нравится ей. Сейчас посмотрим. – Давай посмотрим, кто тут врушка!
Собираюсь показать Истоминой, что ее слова выеденного яйца не стоят, но попадаю в центр цветочного урагана.
Не ожидавшая такой вспышки, Олька испуганно таращит глаза и не сопротивляется. Более того, коза не иначе как на автомате отвечает на поцелуй и все.
Жопа.
Коротит меня сразу.
Вот так правильно. Мое. Она должна меня слушаться. Мой подарок. Моя девушка.
Острый язычок жалит меня, и я не отказываю себе в удовольствии его пососать. Дьявол! Истомина, что, мурчит там? Мяукает?
Пиздец, она становится такой податливой в руках, что я просто не могу заставить себя остановиться и запускаю руку под свитерок.
Уже наплевать, что она там говорила. Вот она трушная реакция сивой.
И она находит во мне живейший отклик.
Хер его знает, как это происходит, но мы уже подпираем дверной косяк. Ни в жизнь не остановлюсь. Буду целовать. Сейчас Истомина ангел. С охеренной задницей, к которой я подбираюсь.
Блядь. Я сейчас все нахер испорчу. С концами.
С трудом отрываюсь от сладких губ, стискиваю девичье тело, вжимаюсь в него пахом и, уткнувшись в лоб Ольки своим, стараюсь выровнять дыхание.
И что я получаю за свою феноменальную сдержанность?
Затрещину!
– Извращенец!
Бля…
Отпихнув меня, коза вихрем уносится куда-то вглубь дома. Слышатся хаотичные шаги, а потом смачный хлопок дверью. Судя по всему, Истомина забаррикадировалась в ванной первого этажа, оставив меня с плащом в руках, тоской в глазах и стояком в штанах.
Фея, блядь.
От бессильного раздражения пару раз стучусь головой о стену.
Вот и как с ней разговаривать?
Когда через пять минут становится ясно, что возвращаться Оля не собирается, прусь за ней. Потрясающее равнодушие, а как же проконтролировать поел я или нет?
Скребусь в дверь.
– Оль…
– Отстань!
Она там ревет, что ли?
– Оль, выходи. Обещаю, мы просто поговорим.
– Я тебе не верю. Ты похотливый бабуин. Тебе только одно и надо!
Чешу репу. Врать, что мне ничего такого от Истоминой не нужно – палево. Но разве это не нормально? Хотеть свою девушку?
И вообще. Я мириться хочу.
Уже
