— Матушка, — Сюин поклонилась, как подобало почтительной дочери.
Цзиньхуа окинула взглядом помещение, после чего в упор уставилась на наследницу.
— Я вижу, ты не пострадала. Это хорошо. Однако ты была неосмотрительна. До меня дошли сведения о твоей неудаче.
— Да, матушка, — послушно подтвердила Сюин, — Я была слишком самоуверенна. Второй принц...
— Оправдания меня не интересуют, — прервала её глава клана, — Ты не справилась. Но ты жива. Это все, что важно. Одна плохая новость и одна хорошая.
— Да, матушка.
Никаких оправданий. Важно лишь то, что ты можешь и чего не можешь. Эту истину Фен Сюин впитывала с детства. Вместе с еще одной.
Принести величие клану Фен — единственная цель твоего существования.
— Теперь я хочу услышать следующее, — продолжила Цзиньхуа, — Это ты убила Шэнь Сяолуна?
В этом вопросе на самом деле крылось два вопроса.
— Это была не я, — твердо ответила девушка, — И я вне подозрений.
— Хорошо, — кивнула матушка, — Но твой голос похолодел. В чем причина?
В умении читать скрытые подтексты равных ей не было.
— Кто бы ни был убийцей принца, я не скажу и слова осуждения, — ответила Сюин, — Принц Сяолун предал меня. Если бы его план увенчался успехом, я... оказалась бы под ударом.
Она выбрала наиболее нейтральную формулировку, и Цзиньхуа не стала уточнять.
— Это твоя ошибка. Ты потеряла бдительность и дала переиграть себя. Однако ты искупила ошибку тем, что в итоге осталась при своих. Я рада, что ты уцелела.
— Спасибо, матушка, — поклонилась наследница.
«Я рада, что ты уцелела», — в исполнении Фен Цзиньхуа это было самое теплое выражение заботы и привязанности.
С того самого момента, как её супруга, которого она искренне любила и которого Сюин порой называла отцом, убили на её глазах, пронзив живот ритуальным клинком и забрав все духовные силы.
— Какова ситуация теперь? — спросила Цзиньхуа, — Принц Сяолун мертв. Поскольку ты следовала моим указаниям, ты никак не привязана к нему.
Она не спрашивала, следовала ли дочь её указаниям.
Указания главы клана были непререкаемы.
— Так скажи мне. Это правда, что первый принц Веймин обвинил в убийстве третьего принца Лиминя, бросил ему вызов и одолел его в поединке?
Фен Сюин кивнула:
— Это правда. Однако третий принц невиновен в убийстве. Это достоверная информация.
— Это неважно, — покачала головой Цзиньхуа, — Важно то, что победитель определен. Когда власть находится в руках одного человека, истиной становится то, что желает видеть истиной он один. Со смертью второго принца и слабостью третьего никто не помешает принцу Веймину стать наследным принцем. Это значит, что со дня на день главы кланов поспешат направить своих дочерей в Тьянконджичен. Ты должна опередить их. К тому времени, как Отбор начнется, принц Веймин должен не сомневаться, что именно ты будешь ему идеальной невестой.
Наследница Фен промедлила, прежде чем ответить.
— Матушка... Позволь своей дочери со всем подобающим почтением высказать свои соображения.
Ни один мускул не дрогнул на лице главы клана, однако Сюин почувствовала, что она очень удивлена.
— Говори.
Сюин вздохнула, мысленно готовясь к тому, что сейчас её суждение будет осмеяно, и матушка в ней разочаруется.
— Я полагаю, что это преждевременно. Состязание еще не завершилось. Нам не следует принимать ни одну из сторон. Пока что лучше выжидать и наблюдать.
С минуту, наверное, Фен Цзиньхуа молчала.
— Ты следуешь интуиции? — спросила она наконец, — Или у тебя есть веские основания так считать?
— Не то чтобы веские...
Наследница смутилась, не зная, как сказать. Цзиньхуа, однако, приглашающе кивнула:
— Расскажи мне. Даже если твои причины окажутся глупыми, я не разгневаюсь.
— Чисто гипотетически, — ответила Сюин, — Что бы ты подумала, если бы услышала такую историю? Кто-то уличил заклинательницу одного из Шести Великих Кланов в том, что она злоумышляла против него и королевской семьи. Уличив её, он заманил её в ловушку и пленил. После чего... выпорол, как нерадивую служанку, и отпустил невредимой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Долго длилось молчание, когда глава клана Фен так и эдак рассматривала нарисованную дочерью картину.
— Чисто гипотетически, — сказала она наконец, — Моей первой мыслью было бы, что он безумец и ищет смерти. Только безумец рискнет оскорбить великий клан, не подкрепив это демонстрацией силы вроде той, что устроил Шэнь Юшенг восемнадцать лет назад. Он не может не понимать, что после этого клан уничтожит его. Чисто гипотетически.
Последнее она явно повторила намеренно.
— Однако так как твой вопрос явно с подвохом, я могу рассмотреть и иной вариант. Возможно, он настолько уверен в своих силах, что не нуждается в их демонстрации. Говорят, что слабость кричит, а сила молчит. В этом случае это по-настоящему опасный человек.
Фен Сюин кивнула:
— Поэтому я и предложила бы выждать и понаблюдать. Чисто гипотетически.
Под небесами множество чудес, скрытых от глаз обычного человека. Даже не сомневаясь в их существовании, обычный крестьянин или горожанин едва ли мог бы помыслить о том, чтобы встретить однажды девятихвостую лису хули-цзин, или царя зверей цилиня, а уж прыгающего упыря цзяньши — и вовсе только в кошмарных снах.
Однако если бы кто-то смог заглянуть в ту ночь в дворцовую усыпальницу, он несомненно признал бы и хули-цзин, и цилиня, и цзяньши явлениями совершенно обычными и ничем не примечательными, в сравнении с тем, что он увидел бы здесь.
По суровому, будто выкованному из металла лицу Лунь Танзина стекали слезы. Тихо, беззвучно, один из опаснейших людей королевства Шэнь — плакал.
Он стоял на коленях перед поминальной табличкой королевской супруги Лунь, и ритуальные дары сгорали в жаровне перед ним. Танзин не отрываясь смотрел на портрет, — портрет, художник которого был столь искусен, что смог передать неуловимое чувство постоянного движения, всегда исходившее от его сестры.
Из-за чего даже нарисованная, она, казалось, вот-вот оживет.
Жаль, что это впечатление лишь кажущееся.
— Сегодня шестой год с твоей смерти, Сянцзян, — негромко произнес Танзин, — Ровно шесть лет, как ты покинула этот мир. И никто из них не пришел почтить твою память. Ни твой муж. Ни твои сыновья. Никто, кроме меня.
На пару секунд он прикрыл глаза, что было для него сильнейшим выражением гнева.
— Они все так заняты борьбой за власть. Как будто кроме нее на свете больше ничего не имеет значение. Когда-то Юшенг казался мне другим. Ты ведь тоже считала так, разве нет? Потому ты и просила меня помочь тебе победить в Отборе, что полюбила его еще до того. Полюбила того, кем он казался.
Танзин перевел дух.
— Я виноват перед тобой, сестренка. Я так виноват перед тобой. Если бы я тогда не стал действовать... Не помог тебе победить... Не возвел его на престол...
Он опустил голову, стараясь не смотреть на портрет. Видеть её было невыносимо.
— ...если бы не все это, ты была бы жива.
На портрете Лунь Сянцзян слегка улыбалась — хитрой, лукавой улыбкой, передавшейся её среднему и младшему сыновьям.
Сыновьям, которые в конечном счете забыли завет матери.
Сыновьям, которых постигло проклятие клана Шэнь.
— Все было бесполезно с самого начала. Сянцзян... Ты говорила, что твои сыновья смогут разорвать порочный круг. Но они не смогли. Они лишь вышли на новый виток. И принцы Шэнь сражаются ради власти, как делали это их отец и дяди. А до них все поколения клана Шэнь.
Лунь Танзин заставил себя посмотреть в голубые глаза сестры.
— Ты ошиблась. Твоя надежда обернулась прахом. Поэтому я начал действовать так, как я сам считаю правильным... Даже если это будет значить, что там, за Гранью, ты отвернешься от меня в отвращении. Даже если это будет значить, что мне суждено лежать в проклятой могиле, я не прощу никого из тех, кто повинен в твоей смерти.
