— Том, я думаю, Бодж сказал тебе, что я нашла в утренней газете?
— И ты серьезно считаешь, что я отрезал себе палец, отвез его к тебе, завернул в газету и был таков? — спросил он, повышая голос. — Даже если ты считаешь меня до такой степени невменяемым — как чисто практически я мог это сделать?
— Я не знаю. Мне было страшно. И произошло это после нашего с тобой разговора. И после того, как мы с тобой провели у меня вечер, кто-то проник ко мне в дом, наполнил бокал соком и пролил его на скатерть.
— И ты решила, что это я? Но почему? Разве за обедом я намекнул на что-нибудь в этом роде? Что заставило тебя подозревать меня в том, что я намереваюсь запугать тебя? Для чего мне надо было это делать?
— Я не знаю, — повторила я, качая головой. — К тому же эти ужасы в прошлом…
— Это была моя ошибка, Джеки. Я рассказал тебе все, чтобы быть перед тобой чистым. Может быть, чего-то мне не следовало говорить, но я думал, что наши отношения будут продолжаться и дальше и не хотел, чтобы между нами возникли какие-то неясности. Но честность не принесла мне пользы. Ты по-прежнему ищешь, что бы такое еще обернуть против меня?
— Я не хотела ничего оборачивать против тебя. Я только хотела чувствовать себя в безопасности.
— То же самое ты говорила, когда мы танцевали с тобой. И, кроме того, ты сказала, что не могла позволить мне охранять тебя, когда я пытался предложить тебе это. Знаешь, Джеки, я не такой уж покладистый. Но я пытался вникать и прислушиваться к чужому мнению. Ты меня вылечила. Пройдет немало времени прежде, чем я смогу отнестись к кому-то с вниманием.
— Бодж сказал мне, что ты собираешься уехать.
— Да, я поеду во Флориду, — сказал Том нетерпеливо. — Там потеплее, да и обстановку надо сменить.
— А как же твои любимцы? — спросила я. Он посмотрел на меня так, словно не понимал, о чем я говорю. — Лошади… Пэт и Санни?
— Предлагаешь приезжать и задавать им корма? Не волнуйся, о них позаботятся. Лошади будут на конюшне, а собак я отдам.
Я наклонила голову. Не могла я доверять ни одному его слову. Я даже не верила, что собаки принадлежат ему, что у него есть свои лошади. Еще одна ложь, не больше.
— Видишь ли, сказала я. — Я не думаю, что Бодж будет придавать особенное значение тому, что случилось с тобой в Лос-Анджелесе. Ты напугал меня, твое поведение на танцах было таким враждебным.
— Оно не было враждебным, Джеки. Просто я растерялся. Все было так неожиданно. Ты стала меня избегать, сказала, что не собираешься идти на праздник, а потом вдруг появилась там с незнакомым мужчиной. Согласись, у меня не было причин для особенной радости. Я чувствовал себя обманутым, но враждебности во мне не было.
— Том, у меня были подозрения относительно тебя и я не могла не поделиться ими. Пойми, ведь я адвокат.
Он издал звук, одновременно напоминающий стон и горький смех.
— Само по себе меня не очень беспокоило, что ты наводила обо мне справки. И то, что ты пересказала всю мою чертову историю Боджу Скалли — мне на это наплевать. Но сколько же можно к этому возвращаться? Ведь они все равно мне не верят.
Я наклонила голову — у него в глазах стояли слезы.
— Я убил свою жену, я задушил свою четырехлетнюю дочку и уложил ее в одну постель с матерью — так? Боже, ты знаешь, я первым увидел это и мне никогда не забыть этой ужасной картины.
Теперь уже я заморгала, чтобы удержать навернувшуюся слезу. Я была в морге, чтобы опознать своего сына. Никто лучше меня не мог понять его.
— Мне очень жаль, — сказала я искренне.
— Но ты понимаешь, сколь мучительно считаться виновным лишь по той причине, что больше некого подозревать? Моя собственная семья до сих пор не убеждена в моей невиновности.
— Мне жаль, что с тобой случилось такое.
— Я был удивлен, что им не удалось упечь меня. Ведь ты понимаешь, что это не так уж трудно. Но они исковеркали мне жизнь. Каждому, кто заинтересуется этим делом, они скажут, что подозревают меня. Но я здесь ни при чем! Ведь есть доказательства, черт возьми! Есть доказательства, что этот тип… — он осекся, но я знала, что он имел в виду. Если Девэлиан смог выбраться из больницы, чтобы устроить пожар, он мог проделать то же, чтобы совершить убийство. Но ни тогда, ни теперь этот аргумент не имел силы. — Забудь обо всем, — сказал он. — Я говорю сам с собой…
— Я только хотела объясниться. Не знаю, что еще сказать.
— Может быть, ты хочешь сказать, что тебе очень жаль? — спросил он, прищурившись.
— Да, хочу. Мне очень жаль, что настроила тебя против себя. Жаль, что ты получил такое увечье. Но то, что я сделала, я сделала потому, что сама была до смерти напугана. И если что-то подобное будет продолжаться, я опять буду держать Боджа в курсе. Так будет лучше.
Он засмеялся и покачал головой:
— Я тебе не верю. И лучше от этого не будет. Знаешь, на что это похоже, когда человек, которому ты нравишься и который тебе доверяет, вдруг начинает считать тебя убийцей? И не обычным, если так можно выразиться, убийцей, а таким сукиным сыном, который способен убить свою жену и своего ребенка.
— Том…
— Я вернулся домой в четыре утра и нашел жену и дочь мертвыми! Дверь была открыта, а жена и дочь мертвы! Но это еще не все. Мало того, что я потерял самых близких людей, а убийца шпионил за мной. Нет, все вдобавок обернулось против меня же, потому что этим чертовым полицейским некого было больше подозревать — только меня! И чтобы я никогда уже не знал покоя, они до сих пор не закрыли дело!..
А ты, Джеки, мне еще что-то объясняешь! Ты хоть на минуту задумалась, почему я старался держать это про себя? Понимаешь ли ты, что это такое, когда никто не доверяет тебе? На что это похоже, когда человек, с которым ты ложишься в постель и надеешься быть счастливым, присоединяется к тем силам, которые превращают твою жизнь в ад?
— Пойдем, Джек, — сказал Майк. — Довольно.
Я повернулась, чтобы уйти. Надо было предполагать, что этим все кончится. Нечего было рассчитывать, что нам удастся поговорить спокойно.
— Держись от меня подальше, понятно? Держись от меня подальше и занимайся тем, что касается только тебя!
Майк должен был забросить меня домой, а потом взять курс на Денвер, откуда ему предстояло лететь в Лос-Анджелес. Прошло минут пять-десять прежде, чем он заговорил.
— Как ты себя чувствуешь, Джек?
— Ужасно. А ты?
— Я? У меня, конечно, есть кое-какие сомнения, но ведь так и должно быть.
— Что за сомнения?
— Ты не понимаешь? Плохи твои дела…
— Я понимаю, — сказала я. — Ты имеешь в виду ту игру, в которую мы с ним играли? Сначала он сказал, что откровенничал со мной, потому что считал, что нас связывают тесные отношения, потом пришел в ярость от того, что я пыталась что-то разузнать сама, потом он раскаялся в этом и просил прощения, рассказал еще много нового, а потом совершенно спятил.
