— А вы знаете, что говорите сейчас как ревнивый любовник? — тихо спросила Кристабель. — Вы сами-то себя слышите?
Берн на мгновение замер.
— Не болтайте ерунду. — Он опять нервно провел рукой по волосам. — Никогда в жизни я не ревновал ни одну женщину.
— Ну, значит, я ошиблась, — огрызнулась Кристабель. — А теперь, когда это установлено, могу я вернуться в свою комнату?
Кристабель успела даже открыть дверь, но Берн опять с силой захлопнул ее.
— Вы никуда не пойдете. Вы останетесь здесь, чтобы я мог присматривать за вами.
— С какой стати? — возмутилась Кристабель. — Назовите хоть одну причину, по которой я должна остаться.
— Потому что я хочу, чтобы вы остались.
— Это не…
Берн закрыл ей рот поцелуем, навалился всем телом, прижал к двери, не давая возможности вырваться. Но на сей раз Кристабель не ответила ему. На этот раз она хотела большего.
Он беспокоится и ревнует, что бы он там ни говорил, а это значит, что она небезразлична ему. Но сумеет ли она заставить Берна признаться, что его влечет к ней не только чувственность?
Почему-то Кристабель было очень важно услышать это. Понять, действительно ли за наружностью холодного и расчетливого циника скрывается обычный человек, способный чувствовать и страдать. Человек, у которого есть душа.
Словно почувствовав сдержанность Кристабель, Берн усилил свой натиск, пробежал губами по ее подбородку и шее, нашел застежку платья.
— Останься сегодня со мной, моя милая. — Языком он обвел контур ее уха, заставив Кристабель задрожать. — Останься здесь. Хватит этого дурацкого воздержания.
Его рука скользнула внутрь платья, пальцы нашли сосок, и все тело Кристабель устремилось ему навстречу, желая большего. Она с трудом подавила сладкий стон.
— Признайтесь, что ревновали сегодня, когда застали меня с лордом Стокли. Признайтесь, и я останусь.
Берн замер на мгновение, затем продолжил:
— Я не могу признаться в том, чего не было.
Его другая рука наконец справилась с застежкой, и платье соскользнуло с плеч Кристабель.
— Почему не можете? Вы можете солгать, а я об этом даже не догадаюсь. Попробуйте солгите мне.
—Я не собираюсь выдумывать никаких глупостей, — жестко ответил Берн, быстро спустил бретельку сорочки, обнажив грудь, и схватил ее ртом так жадно, что сжигающий его огонь перекинулся на Кристабель.
— Вы… не собираетесь… выдумывать, — задыхаясь, проговорила она, — потому что… сами знаете… что это… правда.
— Думайте что хотите.
Берн торопливо развернул Кристабель, для того чтобы расшнуровать корсет, и вскоре отбросил его в сторону. Кристабель опять повернулась к нему лицом. Гэвин пожирал ее взглядом, голодным и повелительным одновременно.
— Признайтесь, Берн, признайтесь, что…
Гэвин поцелуем снова заставил Кристабель замолчать, вероятно, для того, чтобы она не мешала ему расправиться с сорочкой и панталонами. Потом принялся бесстыдно ласкать обнажившийся живот и грудь, пробираясь рукой к заветному месту между бедер.
Кристабель остановила его руку.
— Произнесите эти слова: «Я ревновал». Всего два слова. Глаза Берна казались почти черными в полутемной комнате.
— Скажу, если пообещаете проводить со мной все ночи. И отправляться на поиски тоже только со мной.
— Вы знаете, что я не могу пообещать этого.
— А все-таки придется, моя милая, — хриплым голосом проговорил Берн. — Я позабочусь об этом.
Он подхватил Кристабель на руки и понес к кровати. Когда, опустив ее на покрывало, он стал лихорадочно стягивать с себя одежду, она на мгновение задумалась, не попробовать ли сбежать, пока это еще возможно, но сразу же отказалась от этой мысли. Она еще не собиралась сдаваться. Сегодня на минуту ей удалось увидеть настоящего Берна — необузданного, раздираемого на части гневом и ревностью.
Гэвин быстро раздевался, не сводя с Кристабель взгляда, от которого у нее заострились и заболели соски. Она и не пыталась бороться со страстным желанием, охватившим ее. Она лежала и упивалась зрелищем обнажающихся перед ней мускулистых рук, сильных ног и широко развернутых плеч.
Кристабель слишком долго боялась, что, овладев ее телом, Берн получит власть и над ней и воспользуется этим, для того чтобы украсть ее тайну. И только сейчас она вдруг подумала, что и сама может добиться того же. Разве, пойдя навстречу желанию Берна, она не сможет получить власть над ним? И тогда попытается убедить его, что, помогая ей, он поступит благороднее, чем стараясь использовать ее тайну.
А может, у нее и сейчас есть такая власть?
— Признайтесь, что ревновали, — Кристабель сделала еще одну попытку добиться от Берна признания, — что вам больно было увидеть меня с лордом Стокли.
— Пообещайте, что не станете заниматься поисками в одиночку, — потребовал Берн в ответ. Избавившись от одежды, он лег рядом, перевернулся на бок и принялся ласкать грудь Кристабель. — Пообещайте, детка.
— Сначала признайтесь, что ревновали. — Кристабель тоже повернулась на бок и, медленно проводя мизинцем по узкой полоске волос на животе Берна, дотронулась до его возбужденной плоти. Обхватив ее пальцами, она еще раз прошептала: — Признайтесь, Берн.
Кристабель не успела даже пошевелить пальцами, как Гэвин схватил ее за руку:
— О нет! В эти игры мы больше играть не будем, маленькая лиса.
Перевернув Кристабель на спину, он одной рукой сжал оба ее запястья над головой, потом, опустив голову, стал поочередно брать в рот и ласкать языком то один заострившийся сосок, то другой. Тем временем другая его рука нашла дорогу к чувствительной точке между ее бедер и принялась дразнить ее легкими ласкающими прикосновениями, которые, не давая удовлетворения, лишь сильнее разжигали огонь внутри Кристабель.
— Обещай мне… — повторял Берн снова и снова, лишь на секунду отрывая губы от ее груди.
Возбуждение Кристабель все нарастало. Ей хотелось немедленного удовлетворения. Она стонала и извивалась под Гэвином, поднимала бедра навстречу ему.
— Признайтесь… признайтесь… и… я… пообещаю… все… что хотите… — прерывистым шепотом проговорила она.
— Черт вас возьми! — воскликнул Берн, нависая над ней всем телом. — Черт вас возьми, упрямая кошка!
Кристабель потянулась к нему губами, и Берн впился в них жадным поцелуем. Коленом он попытался раздвинуть ей бедра. Кристабель сама раскрыла их ему навстречу. Теперь он устроился над ней так, что его возбужденная, твердая плоть скользила вверх и вниз по той самой нежной точке, которая больше всего жаждала этих прикосновений.
— Пообещай мне, детка, — шептал Берн прямо в губы Кристабель, — пообещай…
