Отчитывая ногами ступени, Николай с каким-то благоговением читал эти надписи, нацарапанные острым предметом или написанные красками разных цветов. Короткие фразы, в которые умещались целые судьбы и жизни. Весь трагизм происшедшего много лет назад и призрачная, скупая надежда тех, кто это писал. Или ненависть. Николай бросал мимолетные взгляды и на дверные проемы квартир. У многих двери отсутствовали, или были распахнуты и трещали да поскрипывали, раскачиваясь от сквозняка. Васнецов старался не думать о людях, которые тут когда-то жили. Он знал, что эти мысли способны унести далеко от действительности, способны заставить забыть о таящихся вокруг опасностях и погрузить в безграничную боль за утраченную жизнь и безысходное будущее. Он знал об этом, ибо в детстве тайком выходил из своего подвала и часами бродил по заброшенным домам Надеждинска, не столько для того, чтобы найти там что-то стоящее, сколько ощутить это странное, ни с чем несравнимое чувство абсолютного одиночества, взирая на брошенные жилища и серое небо в окнах. В детстве такие ощущения будоражили разум, возбуждали фантазию, дарили неописуемую радость от возвращения в родной подвал к лицам знакомых людей. Но сейчас было все не так. Сейчас было страшно. По-настоящему страшно.
На четвертом этаже Николай, наконец, смог остановиться. Юрий Алексеев сидел на полу в прихожей полностью выгоревшей и лишенной двери квартиры. Он прикрыл глаза ладонью и, по вздрагиваниям его плеч можно было понять, что он плачет. У двери соседней квартиры стояли Сквернослов с Варягом и, молча смотрели, как внутри мечется в поисках неизвестно чего Андрей Макаров. В его квартире не было пожара. Там вообще ничего не было. Даже паркет и обои давно выдрали.
– Ольга!!! – заорал вдруг он отчаянно, – Ульяна!!! Ольга!!! Ульяна!!! – он вопил все сильнее и сильнее и, сжимая кулаки, в отчаянье бил себя ими по выбритой голове. – Оля!!! Оленька!!! Уля!!! Дочка!!!
– Андрей, – тихо проговорил Варяг, – Андрей! – повторил он громче, видя, что космонавт не обращает на него внимания. – Что вы ожидали тут увидеть? На что, извини, надеялись? Вы же сами говорили, что всюду так. Вы же полмира прошли и всюду так. Что вы хотели увидеть?
– Полмира! Полмира прошли! Ради этого!!! – Макаров упал на колени и стал в кровь разбивать свои кулаки об пол, – Ради этого!!! Полмира прошли!!! Ради вот этого!!! Оля!!! Ульяна!!! Девочки мои!!! Нет!!! Нееееееет!!! Ну почему!!! Почему-почему-почему!!!!!
Николай до боли прикусил губу, глядя на бившегося в страшной истерике Макарова и сдавливающего свои эмоции тихим плачем Алексеева. Двадцать лет они жили какой-то надеждой. Как их разум позволил этой надежде теплиться, после того, что они видели? Как в таких условиях можно было надеяться увидеть свои семьи? Да и вообще на что-то надеяться. И какая все-таки это страшная и беспощадная штука, надежда. Циничная и злая. А может надежда тут не причем? Может, надежда как раз помогла им выжить и пройти этот невероятный путь к дому? Но жестокая и циничная не она, а правда? Беспощадная действительность их мира?
Васнецов вздрогнул от собственного движения. Это было движения руки, приведшей флажок автомата в положение стрельбы короткими очередями и передернувшей затвор. Он сделал это машинально, как только до его слуха донесся звук медленных шагов. Кто-то неторопливо поднимался к ним.
Услышав щелчок, Варяг и Вячеслав уставились на Николая. Они вполне могли подумать, что ему взбрело в голову застрелить бившегося в агонии Макарова. Но это было бы полной дикостью, даже если такая идея могла прийти в голову из соображений милосердия. Поймав на себе взгляды товарищей, Николай, молча, указал пальцем вниз. Яхонтов и Сквернослов сразу все поняли и приготовили свое оружие. Варяг прикрыл металлическую дверь, чтоб хоть немного приглушить крики Макарова.
Шаги приближались раздражающе медленно. Кто-то совсем не торопился. Может это старый или уставший человек? Но зачем ему подниматься в разграбленный и пустующий дом? Секунды ожидания показались невероятно долгими, пока, наконец, Николай не увидел поднимающегося человека в серой, изъеденной молью шинели, кирзовых сапогах и серой форменной шапкой с вмятым следом от давно утерянной кокарды. Нижняя часть его лица была перемотана шерстяным шарфом и глаза спрятаны под круглыми сварочными очками, чьи черные стекла были подняты вверх. В скрытых шерстяными перчатками руках он держал АКСу с двумя, перемотанными белым пластырем рожками. Васнецов прицелился. Почувствовавший это человек остановился и медленно поднял голову. Теперь было видно, что из-под шарфа торчит седая неаккуратная борода старика. Он осторожно поднял одну руку, показывая жест дружелюбия, и оттянул ею шарф ото рта.
– Здрасьте, – хриплым и усталым голосом проговорил он, – Это ваша машина на улице?
– А ты кто? – Варяг спустился на пару ступенек и держал оружие наготове.
– Я? – незнакомец как-то по смешному пожал плечами и ответил, – Я милиционер.
– И что, ты нам штраф за неправильную парковку выписать решил? – Яхонтов усмехнулся.
– Ну, шутник, – незнакомец усмехнулся в ответ беззубой усмешкой, – Я говорю, чего вы ее без присмотра оставили?
– А что?
– Так это, украдут ведь. – Он снова пожал плечами.
– Кто? – поинтересовался Яхонтов.
– Да мало ли кто. Бандиты всякие. Но я там сынка оставил с парой овчарок. Они посторожат. Но вы это…
– А с чего ты взял, что мы не бандиты? – хмыкнул Вячеслав.
– Да брось. Какой уважающий себя бандит машину без присмотра оставит? Да и знают все, что в этих домах уже давно поживиться нечем. И, кстати, бандиты на луноходах не ездят.
Искатели с изумлением взглянули на незнакомца.
– Чего ты сказал? – переспросил Варяг.
– Я говорю, бандиты на луноходах не ездят.
– А с чего ты взял, что это луноход?
– Так это. Его по телику показывали незадолго до ядрены. Я помню. У меня на всякую технику память хорошая. Хобби это мое. Было. А, между прочим, в этом доме космонавты жили. Их аккурат перед войной в космос отправили. Так и болтаются, наверное, там, бедолаги.
– Что с их семьями стало? – из-за спины Сквернослова появился Юрий.
Незнакомец уставился на него, затем оттянул рукой очки и приладил их к козырьку шапки. Прищурившись, он еще раз внимательно посмотрел на лицо Алексеева и его скафандр.
– Чтоб я сдох! – воскликнул, наконец, он, и быстро стал подниматься по ступенькам к космонавту, которого видимо узнал.
– Это не обязательно, – усмехнулся Вячеслав, имея в виду последнюю фразу милиционера.
– Послушайте! Вы помните меня?! Я же участковый ваш! Дыбецкий Михаил! Старлей! – он схватил космонавта за руку и стал трясти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
