Я сидела в моем укромном уголке, рассматривала его в ярком свете канделябров на каминной полке (он придвинул кресло к самому огню, будто все время мерз) и сравнивала его с мистером Рочестером. Я думаю (со всем уважением), что такого контраста нельзя было бы найти между откормленным гусем и смелым соколом, между кротким барашком и его стражем – лохматым остроглазым псом.
Он назвал мистера Рочестера старым другом. Какой же странной, несомненно, была эта дружба – замечательный пример старого присловья «противоположности сходятся».
Двое-трое джентльменов сели рядом с ним, и через комнату до меня иногда доносились обрывки их разговора. Вначале я ничего не понимала, так как Луиза Эштон и Мэри Ингрэм расположились неподалеку от меня и их болтовня заглушала голоса у камина. Они обсуждали приезжего, которого обе объявили красавцем. Луиза сказала, что он «прелесть» и она «обожает его», а Мэри признала, что его «хорошенький ротик и очаровательный нос» вполне отвечают ее идеалу мужской красоты.
– До чего у него милый лоб, не правда ли? – воскликнула Луиза. – Такой гладкий – ни единой складки, ни морщинки между бровями, чего я терпеть не могу. А какие безмятежные глаза и улыбка!
Но тут, к моему большому облегчению, мистер Генри Линн позвал их в другой конец гостиной обсудить отложенную прогулку на выгон с табором.
Теперь я могла сосредоточить внимание на обществе у камина и вскоре узнала имя незнакомца – мистер Мейсон, а затем выяснилось, что он только что прибыл в Англию из каких-то жарких краев, чем, без сомнения, объяснялся и желтоватый цвет его лица, и то, что он сидел у самого огня, оставшись в сюртуке. Вскоре названия «Ямайка», «Кингстон», «Спаниш-Таун» подсказали, что он живет в Вест-Индии, и, к моему большому удивлению, я вскоре поняла, что именно там он впервые увидел мистера Рочестера и познакомился с ним. Он рассказывал, как его друг ненавидел жгучую жару, ураганы и дождливые сезоны тех мест. Я знала, что мистер Рочестер много путешествовал: об этом говорила миссис Фэрфакс, но я полагала, что его путешествия ограничивались Европой – до этой минуты я не слышала ни единого намека на плавания к более дальним берегам.
Я все еще размышляла над этим, как вдруг довольно неожиданное происшествие отвлекло меня. Мистер Мейсон, когда кто-то открыл дверь, задрожал от озноба и попросил, чтобы в камин подсыпали угля. Огонь почти погас, хотя спекшаяся масса еще жарко рдела. Лакей принес уголь, но затем остановился возле мистера Эштона и что-то сказал ему вполголоса. Я разобрала лишь слова «старуха» и «ничего не желает слушать».
– Скажите ей, что ее посадят в колодки, если она не уберется, – ответил мировой судья.
– Нет, погодите! – перебил полковник Дент. – Не прогоняйте ее, Эштон. Почему бы не поразвлечься? Давайте посоветуемся с дамами. – И, повысив голос, он продолжал: – Сударыни, вы собирались посетить цыганский табор, а Сэм доложил, что сейчас в людской сидит гадалка и требует, чтобы ее допустили к «знатным особам» предсказать им их судьбу. Вы не желаете увидеть ее?
– Право, полковник! – вскричала леди Ингрэм. – Неужели вы хотите поощрить такую низкую обманщицу? Ее надо немедленно прогнать!
– Но я не сумел уговорить ее, чтобы она ушла, миледи, – сказал лакей. – Она никого не слушает. Сейчас с ней миссис Фэрфакс – просит, чтобы она ушла, а она села в угол у плиты и говорит, что ни за что не уйдет, пока ее не пустят сюда.
– Но чего она хочет? – спросила миссис Эштон.
– Погадать господам, так она говорит, сударыня, и клянется, что ей повелено предсказать им их судьбу и она это сделает.
– А как она выглядит? – спросили хором обе мисс Эштон.
– Пребезобразная старуха, мисс, черная, что твой чугунный котел.
– О, так, значит, она настоящая колдунья! – воскликнул Фредерик Линн. – Ее надо обязательно пригласить сюда!
– Всеконечно! – подхватил его брат. – Будет жаль упустить такой случай позабавиться.
– Милые мои, о чем вы говорите? – воскликнула леди Линн.
– Я никак не могу разрешить подобной легкомысленности! – вмешалась леди Ингрэм.
– Нет, маменька, можете и разрешите! – раздался надменный голос Бланш, повернувшейся на вращающемся табурете (она сидела у рояля и до этой минуты молча листала ноты). – Мне любопытно узнать мое будущее, а потому, Сэм, пусть старая карга поднимется сюда.
– Милая Бланш! Подумай!
– Я подумала и знаю все, что вы намерены сказать, и хочу, чтобы мое желание было исполнено. Поторопитесь, Сэм.
– Да-да-да! – вскричала молодежь, джентльмены и барышни, хором. – Пусть придет! Будет так весело!
Однако лакей помедлил.
– Уж очень вид у нее страхолюдный.
– Иди же! – приказала мисс Ингрэм, и он вышел.
Все общество очень оживилось, посыпались шутки, начались поддразнивания, но тут вернулся Сэм.
– Она не хочет идти сюда, – сказал он. – Говорит, что не ей являться перед «суетной толпой» (ее собственные слова). Я должен проводить ее в какую-нибудь пустую комнату, а те, кто хочет посоветоваться с ней, пусть приходят туда по очереди.
– Вот видишь, моя царственная Бланш, – начала леди Ингрэм, – она становится все наглее. Послушай, мой ангел, и…
– Проводите ее в библиотеку! – перебил «ангел». – И не мне слушать ее перед суетной толпой. Я намерена говорить с ней наедине. Камин в библиотеке затоплен?
– Да, сударыня, да только она ведь цыганка…
– Перестань молоть вздор, болван! Делай что тебе говорят.
Вновь Сэм вышел, и вновь посыпались со всех сторон веселые предположения и догадки.
– Она готова, – доложил вернувшийся лакей. – И хочет знать, кто войдет к ней первым.
– Думаю, мне следует посмотреть на нее до того, как с ней начнут беседовать дамы, – заявил полковник Дент. – Скажите ей, Сэм, чтобы она ждала джентльмена.
Сэм вышел и незамедлительно вернулся.
– Она говорит, сэр, джентльменам гадать не будет. И пусть не затрудняются входить к ней. А также, – добавил он, с трудом подавив смешок, – и дамы тоже. Только барышни.
– Что же, во вкусе ей не откажешь! – воскликнул Генри Линн.
Мисс Ингрэм величественно встала.
– Я пойду первая! – произнесла она тоном, который посрамил бы офицера, бросающегося во главе своих солдат на последний отчаянный приступ.
– Ах, моя прелесть, ах, любовь моя, подумай! – вопияла маменька, но она проплыла мимо в величественном молчании и скрылась за дверью, которую распахнул перед ней полковник Дент. Мы услышали, как она вошла в библиотеку.
Наступила относительная тишина. Леди Ингрэм сочла это подходящей причиной для того, чтобы ломать руки, чем тут же и занялась. Мисс Мэри объявила, что она ни за что не решится пойти туда. Эми и Луиза Эштон захихикали, но вид у них был немного испуганный.
Минуты тянулись медленно-медленно. Их миновало пятнадцать, прежде чем дверь библиотеки вновь отворилась. Мисс Ингрэм вернулась к нам через арку.
Засмеется ли она? Объявит ли гадание шуткой? Все глаза обратились на нее с живейшим любопытством. Она ответила взглядом холодного высокомерия, на ее лице не отражалось ни волнение, ни веселость. Она прошествовала к своему креслу и опустилась в него, храня молчание.
– Так что же, Бланш? – осведомился лорд Ингрэм.
– Что она тебе сказала, сестрица? – спросила Мэри.
– Что ты подумала? Как тебе кажется? Она настоящая гадалка? – хором настаивали обе мисс Эштон.
– Тише, тише, добрые люди, – оборвала вопросы мисс Ингрэм. – Право, шишки удивления и доверчивости у вас весьма велики. Судя по важности, которую вы все – включая и мою почтенную матушку – придаете этому, вы как будто не сомневаетесь, что к нам явилась подлинная ведьма, состоящая в союзе с Нечистым. Я же увидела бродяжку-цыганку, якобы искусную в науке хиромантии. Она наговорила мне все то, что обычно говорят ей подобные. Свой каприз я удовлетворила, и, полагаю, мистер Эштон поступит правильно, если завтра утром посадит старуху в колодки, как намеревался.
Мисс Ингрэм взяла книгу и откинулась на спинку кресла, отказавшись, таким образом, добавить к своим словам еще что-нибудь. Я следила за ней почти полчаса, и за это время она ни разу не перевернула страницу, а ее лицо все больше темнело, становилось все более кислым от разочарования. Очевидно, она не услышала ничего ей приятного, и, судя по такой мрачности и молчаливости, вопреки притворному равнодушию, она придавала большое значение услышанному от цыганки.
Тем временем Мэри Ингрэм, Эми и Луиза Эштон объявили, что боятся идти в библиотеку поодиночке, но пойти им всем ужасно хотелось. Начались переговоры через Сэма в качестве полномочного посла, и после очень долгих хождений туда-сюда (не сомневаюсь, что ноги указанного Сэма должны были сильно заныть) у суровой сивиллы наконец было исторгнуто разрешение им трем войти к ней вместе.
