Вошел Доцент. Мы поздоровались, и он сел рядом со мной. Хорошо хоть не спрашивает про зубы. А может, просто еще не слышал?
Предпоследним в собственный кабинет продефилировал серьезный Морган с мокрыми после душа волосами. Он сел на свое место и принялся перебирать бумаги на столе.
Замыкающим, без которого, собственно, и не решались начинать, стал капитан Зимин.
Здоровенный кряжистый мужик с грацией бурлака, тягающего по реке крупнотоннажные баржи, и с блистательными мозгами. Выходец с Елизаветы, предпочитающий водку всем алкогольным напиткам, чай – безалкогольным и сибирские пельмени – всем изыскам современной кухни. Копну его огненно-рыжих волос без малейшего намека на седину, несмотря на возраст в сто двадцать шесть стандартных лет, покрывала форменная фуражка. Я вообще никогда не видел его без мундира и считал достоверными циркулировавшие по Штаб-квартире слухи, что, даже парясь в бане, он не снимает кобуры.
Он курил трубку, но не такой раритет, как у Полковника, а пластиковый ширпотреб. Полагаю, что на это ему было просто наплевать. Его ядреный «самосад» не мог курить никто из известных мне людей.
Смотрел Зимин нетерпеливо, видно, Мартин отвлек его от какого-то дела. Но и мы тут не в бирюльки играем, надеюсь.
– Все в сборе? – спросил он зычным командирским тоном и, получив утвердительный ответ, кивнул. – Начинайте.
– Начинаем, – сказал Мартин. – Я созвал вас всех сюда по просьбе сержанта Соболевского, включенного в нашу группу личным распоряжением Полковника, – не мог он удержаться от того, чтобы не напомнить, что в группу напросился я сам. – Он... Словом, ему кажется, что он может сообщить нам нечто очень важное.
Не самое воодушевляющее начало, однако я все же поднялся с места. Но тут меня вдруг перебил хозяин кабинета.
– Не юродствуй, Мартин, – мрачно сказал Джек. – Макс, извини. Мы только что получили последние результаты исследований, без которых не считали возможным продолжать работу. (Так вот чем объяснялся их перерыв! Они просто ждали результатов!) Теперь я могу сделать соответствующие выводы. Капитан, я очень рад, что вы пришли сюда, потому что я все равно собирался сразу же поставить вас в известность... Словом, с пятидесятипроцентной долей вероятности мы знаем, что или, точнее, кто находился в капсуле статис-поля. (В комнате повисла тишина.) Это была взрослая особь Магистра.
Черт побери, нет справедливости в этом мире! Работаешь, работаешь, можно сказать, ночей не спишь, и тут вылазит какой-нибудь умный супермальчик и мочит всю твою работу на корню! Ну и как называется это свинство?
Морган только что украл главную роль на бенефисе сержанта Соболевского! Последнюю фразу должен был произнести я, хотя точно знал, что за нею последуют возгласы типа: «Положите ему холодный компресс на голову!», «Ты уверен, что полностью оправился от удара по голове?» и «Уберите отсюда этого дебила!».
Однако, к моему великому изумлению, после заявления Джека повисла могильная тишина, которую нарушил только хлесткий приказ капитана:
– Аргументы.
– Техническая сторона вопроса нам пока не ясна, – сказал Джек, и судя по молчанию его коллег, эту версию они уже отрабатывали. Что ж, с моей стороны глупо было считать себя умнее целого аналитического отдела. – Однако психологическая реконструкция событий позволяет нам утверждать, что бойню сотворило разумное существо.
– Я об этом не слышал, – признал Зимин. – Остановитесь на этом подробнее. Что заставило вас сделать такие выводы?
– Уровень агрессии, – ответил Морган. – Проявление ярости. Если абстрагироваться от записи произошедшего и внимательнее вглядеться непосредственно в тела убитых людей, в позы, в которых они были найдены, в характер нанесенных им ранений, то можно предположить, что резню учинил маньяк. Я показывал запись разным людям, специально прерывая ее в момент отключения аппаратуры и пуская снова, словно в пленке существовал разрыв. Именно такова была первая реакция всех людей, которым я показывал запись, прежде чем они узнавали, что разрыва в ней нет.
Вот сволочь! Сказал, что нуждается в моей помощи, а на самом деле обращался со мной, как с подопытной морской свинкой.
– Все говорили, что такое мог сотворить только маньяк. Маньяк очень злобный, очень сильный, очень агрессивный, очень разгневанный. Вглядитесь в раны, они очень разные. Имеют место колющие, режущие и рубящие повреждения, раны с неровными краями, словно кто-то рвал плоть на части. Такое впечатление, что наш гипотетический маньяк подходил к каждой жертве как художник и тщательно оценивал, каким образом может нанести ей максимальный ущерб. Трупы расчленены. Трупы обезображены. Трупы выпотрошены. Из всех шестнадцати нет и двух одинаково искалеченных тел. Убийства, если вы позволите мне такое выражение, нефункциональны, потому что любая из нанесенных ран стала бы для человека смертельной, а этих ран слишком много. Как такое могло получиться? – спросил присутствующих Джек. – Если бы мы имели дело с газом, как предполагал один из наших коллег, то характер ранений просто обязан был быть одинаковым, и не стоит разводить теории о индивидуальном воздействии. Если бы это была боевая машина, то после двух или трех смертей она бы выбрала наиболее практичное решение проблемы и в дальнейшем придерживалась бы только его. Даже хищные животные не убивают так жестоко.
– В десять раз меньше затраченных усилий привели бы к такому же результату, – согласился Зимин. – Вы это хотите сказать?
– Совершенно верно, – сказал Джек. – Для того чтобы оборвать человеческую жизнь, совершенно необязательно отрубать человеку голову, отрывать руки и ноги и выпускать на землю кишки. Поэтому мы считаем, что здесь была проявлена ярость, немыслимая, звериная, боюсь, что нечеловеческая.Для того чтобы так убивать, надо эту ярость холить и лелеять, взращивать годами, удобрять многочисленными обидами. Машины ярости не проявляют. Излучения ярости не проявляют. Только разумные существа. Люди. Птавры. Или Магистры.
– Но если это Магистр, то почему он начал убивать? – поинтересовался Доцент.
На данном этапе спорить с версией Моргана никто не собирался.
– Откуда эта ярость по отношению к нам? – подхватил Дампье. – Ведь, по идее, они должны были желать сохранить... ну, не знаю, гениального ученого или видного общественного деятеля или... Кого угодно, кто мог бы положить начало возрождению расы...
– Или солдата, – сказал я. – Это был бы посмертный шанс выиграть войну.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
