Хранитель Власти по-своему истолковал румянец на его щеках.
— Нет, не стану тебе ничего говорить, — снова рассмеялся он, — иначе пропадет весь эффект. Скоро ты сам услышишь, как ее зовут, из ее собственных, гм… прелестных, так сказать, уст. — Суровость на его лице уступила место иронии, и Хранитель Власти расслабленно опустился на кушетку. — Не уверен, обрадует ли это тебя, Кейд, но могу признаться, что с этой минуты мое уважение к тебе и твоим способностям сильно возросло, равно как и связываемые с тобой надежды. Оказывается, ты отлично умеешь держать язык за зубами, а это очень полезная черта характера. Значит, она все-таки «выбралась в народ»? Вот бы никогда не подумал! Но это лишь доказывает, что самый простой ответ, как правило, и самый верный. Три недели весь двор об этом шушукается, а я все никак не могу поверить в простое совпадение!
Кейд попытался сконцентрироваться и понять, хотя бы частично, о чем идет речь.
— Весь двор, вы сказали, сэр? — неуверенно переспросил он. — Выходит, вы знали о ней еще три недели назад? И все во дворце тоже знали?
Странно. Для чего тогда вся эта таинственность? И почему его держат взаперти? Как-то не вяжется это дело со вчерашним поведением Хранителя Власти.
— Разумеется! Но все считали, что ее ночным кавалером был Кейд-самозванец, и только я один знал, что ты настоящий, невинный и целомудренный канонир. То есть это я полагал тебя невинным и целомудренным. Что ж, и на старуху бывает проруха. Те, кто слышал звон, истолковали все правильно, я же, обладая достоверной информацией, сделал неверные выводы. Но и ты хорош! Как ты вчера здорово корчил рожи, когда я разглагольствовал о всяких щекотливых материях! Честное слово, Кейд, ты мне нравишься. Очень рад видеть у себя на службе такого способного молодого человека. — Он внезапно громко хмыкнул и подмигнул канониру. — Признайся, малыш, как она выглядела в наряде потаскушки? Наверное, невообразимое было зрелище. Ты ведь знаешь, какая она…
— Красивая? — простодушно закончил Кейд. Хранитель Власти с изумлением покосился на него.
— Лучше бы тебе не медлить с отлетом на Марс, — проворчал он и глянул на бумагу, которую держал в руке. — Она сказала, что узнала тебя во время аудиенции, но не стала «выдавать». А сейчас, когда я тебя «арестовал», ей захотелось повидаться с тобой перед казнью. — Напускное панибратство слетело с вельможи, как осенняя листва с дерева. Голос его сделался надменным и угрожающим. — Вот что я тебе скажу, Кейд. Я не изверг и готов простить твое вчерашнее умолчание, полагая его направленным на защиту чести и доброго имени твоей новой подружки. В конце концов, ты еще недостаточно искушен в любовных делах. Но если я узнаю, что за этим скрывается нечто большее, ее визит действительно может оказаться последним в твоей жизни, запомни это!
Дверь за ним неслышно закрылась. Кейд рухнул в кресло и спрятал лицо в ладонях. Кто-то определенно сошел с ума! Либо он, либо весь окружающий мир.
— А ну посмотри на меня, предатель! Мне говорили, что ты солгал, но я не верила до сей минуты. Смотри в глаза мне, негодяй, если хватит смелости!
Кейд аж подскочил от неожиданности. Он не заметил, как отворилась дверь, а из задумчивости его вывел неестественный, с глухим подвыванием, голос, странно контрастирующий с высокопарностью фраз. Он поднял голову и посмотрел. Сердце в груди провалилось в черную бездну отчаяния. Над ним снова сыграли злую, жестокую шутку. Это была леди Жасмина, которую вчера он чуть не принял за… Стоп! Но ведь об этом не мог знать никто, кроме него самого!
— Смотри в лицо мне, подлый трус, и думай, — заунывно вещала принцесса, о том, как низко поступил ты с бедной и легковерной девушкой-простолюдинкой. В лицо смотри, кому я говорю!
Канонир снова посмотрел… и едва не лишился чувств от потрясения. На его глазах свершалось небывалое чудо. Куда-то подевалась сутулость, втянулся уродливо выпяченный живот, и фигура девушки приобрела безукоризненную стройность и изящество. Удивленно склоненная набок голова выправилась, вытянутая, как у журавля, шея распрямилась, пропал подслеповатый, близорукий прищур, и блеснули достоинством и озорным юмором бездонные зрачки глаз. На принцессе все еще было надето апельсинового цвета платье, по-прежнему никак не сочетающееся с ее безвкусной прической, но все это уже не имело значения: Кейд узнал в ней ту, кого так долго искал.
— Скажи хоть что-нибудь, презренный, в оправданье. Я жду, — напомнила сварливо гостья. Голос ее не изменился, являя собой лишь карикатурное подобие настоящего.
— Приношу тысячу извинений, благородная госпожа, — хрипло заговорил Кейд, сердце которого готово было выскочить из груди. — О, если бы я только знал, если бы вы хоть словечком намекнули на ваш высокий статус, леди Жасмина, я никогда бы не посмел солгать!
«Вот бы послушал меня сейчас бедняга Фледвик!» — мелькнула шальная мысль. Принцесса одобрительно подмигнула: продолжай, мол.
— Неужто ваше сердце не смягчится и не простит невольную ошибку, когда скажу, что ваша красота одна была причиной преступленья! — Сам себе удивляясь, канонир заговорил тем же высокопарным слогом, которым изъяснялась принцесса. Из отрывочных обмолвок Хранителя Власти он уяснил, что леди Жасмина, служившая при дворе неизменным объектом насмешек и издевательств, решилась наконец-то выбраться в народ и была арестована за непристойное поведение, что дало сплетникам пищу для зубоскальства и злословия на целых три недели. И теперь она делала вид, что пришла навестить приговоренного к казни за нанесенное ей оскорбление, выразившееся в том, что злополучный канонир осмелился поступить с принцессой крови как с обыкновенной «ночной бабочкой». Кейд не знал пока, зачем ей это нужно, но с удовольствием подыгрывал.
— Простить тебе готова я, несчастный, — заговорила Жасмина, нарочито громко вздыхая, — но что мое прощенье пред Законом? В моем лице ты оскорбил престол, за что обязан жизнью расплатиться. Теперь ты видишь, злая не держу, но и помочь могу лишь утешеньем. Пришла я скрасить твой последний час. Не стой столбом, подай мне кресло, живо! А сам садись у ног моих и слушай.
Кейд поспешил выполнить приказание. Принцесса опустилась в кресло, а он встал рядом на колени. Она вынула из оттопыривающегося кармана своего мешковатого одеяния объемистую рукопись и стала перебирать листы.
— Я окажу тебе честь, познакомив с некоторыми из моих сочинений, сказала леди Жасмина и принялась за чтение. Насколько Кейд мог судить, это была одна из ее «поэм», о которых упоминал в Зале Аудиенций тот крикливо одетый тип, жаловавшийся на соседей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
