Он помолчал, о чем-то размышляя, потом снова посмотрел на Реутова.
- Я после войны, - сказал он. - Попробовал выяснить, что за человек был тот штатский, что приезжал с генералом Уваровым. Ничего определенного, разумеется, узнать мне не удалось. Но в Главсанначупре мне назвали одну фамилию. Людов. И звали этого Людова, вроде бы, как раз Петром Григорьевичем. Может быть, это он? Людов был из 3-го Главного Управления Императорской Канцелярии, и занимался там чем-то, связанным с медициной, поэтому и контактировал с военными медиками. И еще одно ... - Стеймацкий поморщился, как будто разговор на эту тему был ему крайне неприятен. - В сороковых годах, в Пскове, у 3-го управления был институт медико-биологических исследований. Называли его почему-то "Шарашкой", и был он страшно секретный, но слухи о том, что там творилось, ходили самые невероятные. Начальствовал над институтом генерал-майор Духов, но, на самом деле, главным там являлся не он, а некто Нестеров. Фамилия, скорее всего, вымышленная, поскольку называли его профессором, но о профессоре Нестерове никто в медицинских кругах никогда не слышал. Вот, собственно, и все, что приходит мне в голову. Может быть, ерунда, а, может быть, и нет. И вот еще что, - старый профессор тщательно затушил папиросу в пепельнице и поднял взгляд на Реутова. - В Петрове живет мой старый знакомый, Пауль Леонардович Эккерт. Приходилось слышать это имя?
- Это тот Эккерт, который написал учебник латинского языка для медицинских факультетов? - Спросил Реутов, лихорадочно пытавшийся сейчас переварить сказанное Стеймацким.
- Тот самый, - кивнул старик. - Но он не латинист, на самом деле, а историк науки.
И тут Вадим вспомнил, что видел - и не однократно - статьи Эккерта в "Вестнике естественных наук", в "Следопыте" и других журналах, хотя сам их, вроде бы, никогда не читал.
- Вот к нему я бы вам и рекомендовал обратиться, - продолжил между тем свою мысль Стеймацкий. - Если кто-то и сможет вам что-нибудь рассказать про "Шарашку" и прочие связанные с медициной истории, так только он.
6.
Реутов вышел из дома профессора в состоянии легкой прострации, вызванной двойственностью ощущений от состоявшегося там разговора. С одной стороны, как это ни странно, учитывая возраст собеседника, визит к Стеймацкому оказался совсем не бесполезен. Старик пребывал, что называется, в здравом уме и твердой памяти. И как бы не оценивать то, что рассказал ему Николай Евграфович, слова его однозначно подтверждали то, что Вадим успел узнать о своей несостоявшейся на самом деле смерти. Однако, с другой стороны, конец разговора со всей определенностью уводил Реутова туда, куда он идти вовсе не желал. И дело было даже не в грязных тайнах прошлого царствования, копаться в которых Вадим, как человек интеллигентный, не желал из вполне понятной брезгливости. Дело было в другом. В том, что гипотеза - если, конечно, предположение, сделанное Стеймацким, вообще можно было назвать гипотезой - прямиком вела в такое болото антинаучных и, следовательно, противных самому духу науки, "теорий", а, попросту говоря, околонаучных мифов, что Вадиму даже думать об этом было противно. Но и не думать об этом он не мог тоже.
Реутов прошел по улице Кроми и по памяти свернул налево. На глаза попалась табличка с названием улицы. "Розена". Латышское слово ему ничего не говорило, но, опускаясь, его взгляд упал на витрину аптеки, и Вадим увидел в зеркале, на фоне которого были выставлены какие-то баночки с кремами, отражение улицы за своей спиной. Увидел, и его неожиданно обдало холодной знобкой волной, потому что он узнал лицо мужчины в застегнутом на все пуговицы темном плаще, неторопливо шедшего по улице Кроми. Это лицо он уже видел сегодня утром, когда искал дом профессора.
"Он сидел в кафе ..."
Так все, на самом деле, и было. Когда Реутов нашел, полагаясь только на зрительную память, эту улицу, он хотел, было, зайти в единственное открытое в этот ранний час кафе и спросить, не знают ли здесь проживающего поблизости старого профессора ...
Вадим свернул на улицу Розена, прошел, не ускоряя шаг - торопиться ему теперь было просто нельзя - до Дома, затем свернул направо, на улицу Скупу, и снова увидел мужчину со стриженными коротким ежиком русыми волосами и сухим - каким-то никаким - лицом. Ошибки быть не могло. Человек совершенно очевидным образом шел за ним.
Чувствуя спиной чужой взгляд, Реутов прошел по Скупу и снова свернул направо, - на улицу Тригони, которая по ощущениям должна была опять вывести его на Кроми, и почти сразу увидел темную арку подворотни, ведущей куда-то в глубину массива тесно сгрудившихся старинных домов. Он задержался на минуту, неспешно закуривая очередную папиросу, и позволяя тем самым шедшему за ним "шпику" - а то, что это именно "хвост", Вадим уже не сомневался - увидеть, куда он пойдет дальше, и вошел в подворотню. Все дальнейшее произошло, как в плохом кино - или, наоборот, хорошем - и даже ощущения Реутова были вполне "киношными". Сознание его как бы раздвоилось, и одна его часть, погруженная в холодное спокойствие боевого транса, совершала "на глазах" у другой части, которая с каким-то удивительным равнодушием наблюдала за происходящим как бы из "зрительного зала", вполне ожидаемые от героя триллера действия.
Реутов быстро прошел по погруженной в полумрак узкой кишке подворотни, миновал маленький двор-колодец, свернул направо в очередной открывшийся перед ним проход и, миновав его, затаился за углом в еще одном крошечном дворике. Остальное было делом техники. "Хвост" оказался плохо подготовленным или слишком самонадеянным, что сути дела не меняло, потому что Реутов в свое время не просто набил руку на бесшумном взятии языков, а буквально собаку съел на этом деле. К слову, и собак съедено было в этих рейдах тоже не мало. Так что неизвестный даже охнуть не успел, как оказался лежащим на спине в положении, исключающем не только возможность к сопротивлению, но даже и возможность дышать по собственному усмотрению.
- Отвечать быстро и только правду, - сказал Реутов, наклонившись к самому лицу лежащего на земле человека. - Но если ты готов принять смерть ради идеи, не таись, скажи. Я не злой, чик, и ты уже там.
- Готов? - Спросил он через секунду и, увидев в ответ утвердительное моргание, чуть ослабил хватку на горле беспомощного пленника.
- Имя, фамилия, воинское звание, часть? - Перечислил он автоматически, ощущая себя не здесь и сейчас, а там и тогда.
- Юрис Ирбе, поручик, губернское жандармское управление, отдел контрразведки, - задыхающимся голосом произнес мужчина, в серых глазах которого появилось выражение страха, если не ужаса. Еще бы, он ведь был жандармом мирного времени, и его, наверняка, не предупредили, чем может кончиться это "простенькое" задание.
- Кто приказал за мной следить? - Спросил Вадим, одновременно чуть нажимая на болевую точку под ухом, являющуюся проекцией тройничного нерва. Не то, чтобы он собирался мучить этого Ирбе, но и дать понять, что церемониться не будет, тоже следовало.
- Полковник Имант Лаготкис, - слабо охнув от боли, прошептал несчастный поручик.
- Кто он?
- Заместитель начальника отдела.
- Задание официальное? - Спросил Вадим.
- Секретное, - выдохнул Ирбе, дышать которому в полную силу, Реутов по-прежнему не позволял.
- Что значит, секретное? - Вадим попытался скрыть свое удивление, надеясь, впрочем, что поручику Ирбе не до того.
- Это операция Центрального Штаба.
- Откуда это известно?
- Господин ... - Ирбе поперхнулся. - Господин полковник сказал.
- Суть задания.
- Следить за домом профессора Стеймацкого.
- И? - Реутов снова, но уже чуть сильнее нажал под ухом.
- Не надо! - Взмолился жандарм. - Проследить за объектом разработки, если таковой появится.
- Кто этот объект? - Спросил Вадим, обдумывая услышанное.
Их предположение, кто бы ни были эти они, что он появится у дома Стеймацкого, косвенно подтверждало правильность направления его собственных поисков. Над этим стоило подумать, но, разумеется, не сейчас.
- Вы. У меня в кармане ваша фотография.
- Сообщить успел?
- Нет.
- Есть второй?
- Нет, - снова сказал поручик и поспешил объяснить. - Из-за секретности ... Лаготкис не хотел привлекать лишних людей.
- Вокзал? Порт? Аэропорт? - Спросил Вадим, решив, что убивать этого контрразведчика не будет. Не потому что пожалел, а потому что понял, что не сможет. В бою другое дело, а так ... Не фронт, не война ...
- Я думаю, что, как обычно, - сразу же ответил Ирбе. - Аэропорт, дороги ... Но вряд ли большими силами.
- Я тоже так думаю, - кивнул Вадим, отправляя поручика в "объятия Морфея", часа, как минимум, на три.
- Приятных сновидений, - добавил он, начиная обыскивать бесчувственное тело.
Глава 7. На ловца и зверь ...
