Буша и что капитан корабля вовсе не хозяин себе, как это представляется ей. Но это было безнадежно. Он запинался, отводя глаза, и слабо сжимал руки. Он забыл все практические детали, которые продумывал в своих безумных грезах. Она взяла его за подбородок и повернула лицом к себе.
— Милый, — сказала она, — что тебя тревожит? Скажи мне, милый.
— Я женат. — Он избрал самый трусливый путь к отступлению.
— Я знаю. Неужто это помешает… нам?
— Кроме того… — начал он и вновь сжал руки в безуспешной попытке выразить обуревавшие его сомнения.
Леди Барбара еще немного поступилась своей гордостью.
— Геба будет молчать, — сказала она мягко. — Она меня боготворит. Геба не проболтается.
Она увидела выражение его лица и резко встала. Ее аристократическая гордость была уязвлена. Как ни завуалировано было ее предложение — она предложила и ее отвергли. Она чувствовала холодную ярость.
— Будьте любезны, капитан, — сказала она, — откройте мне дверь.
Леди Барбара вышла из каюты со всем достоинством графской дочери, и если и плакала в своей каюте, Хорнблауэр об этом не узнал. Он вышагивал по палубе, взад-вперед, взад-вперед, без конца. Его сладким грезам пришел конец. Вот как он показал себя человеком, для которого риск и опасность делают затею только более привлекательной. Тоже Дон Жуан нашелся, неукротимый жеребец. Он в приступе стыда ругал себя страшными словами. Он издевался над собой, вспоминая как в воображении готов был встретить гнев могущественных Уэлсли, а на деле испугался насмешки Джерарда.
Все еще могло кончиться хорошо. Если бы штиль постоял еще денька два-три, леди Барбара, возможно, позабыла свой гнев, а Хорнблауэр — свои сомнения. В великосветской жизни мог бы произойти шумный скандал. Но в полночь задул ветер — не иначе как его вызвал складной нож Кристела, — и Джерард явился к Хорнблауэру за приказами. И вновь Хорнблауэр не смог пренебречь общественным мнением. Он не вынес мысли о перешептываниях, которые вызвал бы приказ, несмотря на попутный ветер, развернуть корабль и двинуться прочь от острова Святой Елены.
XXIV
— Чертова уйма кораблей, — проговорил Буш, не отнимая от глаза подзорную трубу. Это было на заре, когда перед ними открылся рейд. — Чертова уйма. Военные корабли, сэр. Нет, индийцы. Военные корабли и индийцы, сэр. Вот трехпалубный! Да это же старина «Темерэр» под контр-адмиральским флагом, сэр, или я голландец. Видать, здесь место встречи идущих домой кораблей, сэр.
— Позовите мистера Марша, — сказал Хорнблауэр.
Надо будет дать салют, нанести визиты — Хорнблауэра захватил неумолимый поток флотской рутины. В ближайшие несколько часов он не успеет перемолвиться с леди Барбарой ни словом — даже если она согласилась бы с ним разговаривать. Он не знал, радоваться ему или печалиться.
«Лидия» подняла свои позывные, грохот салюта прокатился над заливом. Хорнблауэр был в поношенной парадной форме — выцветший синий сюртук с бронзовыми эполетами, рваные белые чулки с бесчисленными дорожками, которые Полвил кое-как стянул на нитку. На борт поднялся портовый офицер, принял сертификат об отсутствии на корабле заразных заболеваний. Спустя минуту загрохотал якорь. Хорнблауэр велел спустить тендер, чтобы отправиться к адмиралу. Он уже перелезал через борт, когда на палубу вышла леди Барбара. Он увидел ее на какую-то секунду — она с удовольствием смотрела на зеленые склоны и с любопытством — на тесно стоящие корабли. Он страстно желал поговорить с ней, и вновь его остановила боязнь уронить приличествующее капитану достоинство. Не мог он и взять ее с собой — неприлично капитану отправляться с официальным визитом в сопровождении женщины, пусть даже потом выяснится, что женщина эта — Уэлсли.
Тендер направился прямо к «Темерэру».
— «Лидия»! — прокричал рулевой в ответ на окрик с палубы и поднял четыре пальца. Это означало, что в шлюпке капитан, которого надо встречать соответственно его званию.
Сэр Джеймс Сомарес[19] принял Хорнблауэра на кормовой галерее. Был он высок, худощав и казался юношей, пока не снял шляпу, обнажив белоснежную шевелюру. Он любезно выслушал краткие объяснения Хорнблауэра. Сорок лет он провел в море, шестнадцать из них — военных, и легко мог домыслить подробности, опущенные Хорнблауэром в устном докладе. Смелые голубые глаза одобрительно блеснули, когда Хорнблауэр сказал, что «Лидия» потопила в одиночном бою двухпалубный пятидесятипушечный корабль.
— Вы будете сопровождать меня и конвой, — сказал наконец Сомарес. — У меня всего два линейных корабля и ни одного фрегата, а охранять надо весь вест-индский конвой. Казалось бы, с начала войны в девяносто третьем правительство могло бы сообразить, что нужны фрегаты, так ведь? Я пришлю вам письменные распоряжения на сей счет. А сейчас, сэр, быть может, вы доставите мне удовольствие, разделив нашу трапезу? Нынче утром я даю у себя на борту завтрак.
Хорнблауэр заметил, что должен нанести визит губернатору.
— Его превосходительство завтракает у меня, — сказал адмирал.
Хорнблауэр понимал, как неуместно на приглашение адмирала выдвигать одно возражение за другим, и тем не менее возразил снова.
— На борту «Лидии» есть леди, сэр, — сказал он.
Адмирал поднял брови.
Хорнблауэр поспешил объясниться.
Адмирал присвистнул.
— Уэлсли! — сказал он. — И вы везли ее вокруг мыса Горн? Надо сказать об этом леди Манингтри.
Уже не церемонясь, он повел Хорнблауэра в адмиральскую каюту. Здесь на длинном, застланном ослепительно-белой скатертью столе блестело серебро и хрусталь. За столом оживленно беседовали нарядно разодетые мужчины и женщины. Адмирал поспешил представить: «Его превосходительство губернатор, ее превосходительство, граф и графиня Манингтри, сэр Чарльз и леди Уилер».
Леди Манингтри была маленькая крепкая старушка. Каждая ее черточка лучилась добродушием. В ней не было и тени высокопарной сдержанности, какую можно было бы ожидать от супруги экс-генерал-губернатора, возвращающегося домой по окончании срока службы.
— Капитан Хорнблауэр привез из Дарьена леди Барбару Уэлсли, — сказал сэр Джеймс и поспешно разъяснил обстоятельства.
Леди Манингтри слушала в полном ужасе.
— И вы оставили ее там? На этом маленьком корабле? Бедная овечка! Она не задержится там и на секунду! Я немедленно отправляюсь за ней! Сэр Джеймс, вы должны меня извинить. Я не успокоюсь, пока не устрою ее в соседней со мной каюте на «Замке Хэнбери». Сэр Джеймс, не будете ли вы так любезны приказать, чтобы спустили шлюпку?
Она вылетела из каюты, трепеща юбками и рассыпаясь в извинениях, объяснениях и упреках — последние адресовались главным образом Хорнблауэру.
— Когда за дело берутся женщины, — философски заметил сэр Джеймс, — мужчинам лучше не попадаться на дороге. Прошу садиться, капитан.
Как ни странно, Хорнблауэр почти не мог есть, хотя завтрак был превосходный. Подали божественные бараньи котлеты. Кофе с молоком. Свежеиспеченный хлеб. Масло, фрукты, овощи —
