Корь. От кори дети, бывает, что и умирают. Она не может потерять Софию. Разумные мысли вылетели у нее из головы, а каждый нерв сосредоточился на одном — когда же они, наконец, приедут. Ничто не могло пробиться сквозь туман панического страха, окутавшего Люсинду. Минуты или часы прошли, прежде чем они подъехали к коттеджу Энни на другом конце деревни?
Лошади остановились. Люсинда спрыгнула на землю. Хьюго подхватил ее.
— Успокойтесь, — сказал он. — Если вы сломаете себе шею, это мало чем поможет делу. Я привезу врача.
Люсинда кивнула и бросилась к входной двери.
* * *
— Хьюго гнал лошадей обратно к коттеджу Даннингов как можно скорее, угрюмо сознавая, что врач вцепился в борта коляски одной рукой, а другой придерживает шляпу на голове. Он был в отчаянии. Быть может, если бы она переехала в Грейндж, как он предлагал, этого не случилось бы, или по крайней мере он не чувствовал бы себя таким беспомощным.
— Вам повезло, что вы застали меня дома, милорд, — сказал врач. — Еще десять минут — и я уехал бы к сквайру Доусону.
— Я ценю, что вы изменили ваши планы, доктор. И конечно, отвезу вас в Холл после того, как вы осмотрите ребенка.
— Если вы и дальше будете ехать вот так, милорд, я смогу прибыть туда даже раньше моей жены.
Хьюго усмехнулся:
— Счет пришлете мне.
— Это как? Черт побери.
— Миссис Грэм — мой друг. Я просто случайно оказался рядом, когда ей сообщили о болезни ее дочери.
— Хмм…
Хьюго не интересовало, что подумал врач, лишь бы он помог девочке.
Они проехали мимо «Красного льва», окна в котором, на этот раз были темные, потому что Педдл зашибал деньгу на празднике. Наконец Хьюго остановил лошадей у коттеджа Даннингов. Приехали, слава Богу.
Врач, слишком грузный для своих пятидесяти лет, отдувался, сходя с коляски.
— Проклятые новомодные, штучки, — пробормотал он, поставив ногу на terra firma.[1]
Наверное, их приезда ждали, потому что из входной двери пролился свет прямо на улицу, и продолжалось это достаточно долго, чтобы пропустить какую-то невысокую фигуру. Если волнуется даже спокойная мать троих детей, это не предвещает ничего хорошего для Софии. Хьюго стиснул зубы и спрыгнул на землю, стараясь не показать при этом, как тяжело дышит он сам. Танцы и то, что последовало за ними, не пошли на пользу его ноге. Бедро у него горело.
Мир, казалось, перевернулся с тошнотворной скоростью. То, что днем было прекрасным, вечером превратилось в кошмар. Сначала он утратил самообладание, а теперь еще и это. Ему хотелось прибить кого-нибудь или сбежать в горы, как презренному трусу. Вечно он убегает. Он убежал от отца, потом убежал в ту ночь, когда по его вине умерла его жена Хуанита. Сегодня он находится там, где ему положено находиться. Он не покинет Люсинду в беде, как покинул свою мать и свою жену.
Он подошел к лошадям, напряжение у него в спине было почти невыносимым, жаркое дыхание лошадей обдавало ему лицо. Запах лошадей, и кожи в теплом ночном воздухе напомнил ему о ночах в Испании. О кошмарах. Господи, ведь с тех пор, как он встретил Люсинду, его перестали мучить кошмары, но сейчас он жил как в кошмарном сне.
На мгновение свет из открывшейся двери ослепил его.
— Лорд Уонстед? Это Люсинда.
— Я здесь. — Хьюго обошел лошадей. — Как малышка?
— Врач отослал меня. Я задаю слишком много вопросов. — В голосе ее слышались слезы, Хьюго показалось, будто ему вонзили нож в сердце.
— Он вообще-то что-нибудь сказал?
— У нее жар. Он выслушал ее грудь, но сказал, что ничего не слышит, кроме моего голоса. Я не могла сидеть молча и вышла сюда.
Хьюго не знал, как ее утешить.
— Энни говорит, что это может быть все, что угодно. — Люсинда провела рукой по лицу. — София для меня — главное в жизни. Если с ней что-нибудь случится.
— Все будет хорошо. — Да услышит его Господь. Дети ведь такие хрупкие существа. Как и их матери. Если ребенок умрет… Он отогнал эту мысль. — Я пошлю сообщение вашей семье, если это поможет.
Она отпрянула.
— Моей семье? Нет. Он шагнул к ней.
— Они, конечно же, захотят помочь, узнав, что случилось.
— Я отдалилась от своей семьи. Я не могу… не хочу просить их о помощи.
Хьюго в растерянности забарабанил пальцами по бортику коляски и выбранился.
Она вздрогнула и попятилась.
— Простите меня. Я на вас не сержусь. Но я терпеть не могу сидеть, сложа руки.
— Ваше присутствие здесь значит для меня больше, чем я могу выразить, — прошептала Люсинда.
Он обнял ее и прижался губами к ее волосам.
Люсинда с трудом сдерживала слезы. Еще немного — и она разрыдается. Нужно ее отвлечь. Такой маневр всегда действовал на его подчиненных.
— Я еще раньше хотел вам сказать, что завтра уезжаю в Лондон.
Он погладил ее по плечу.
— Я послал записку, в которой просил врача меня осмотреть.
— Это насчет вашей ноги? Он кивнул.
— Я рада. Надеюсь, вам там помогут.
Она могла подумать о нем в своем теперешнем положении, и это поколебало все стены, которые он выстроил вокруг своего сердца. Он слегка сжал ее плечо.
Сообщив ей о своих намерениях, он связал себя обязательством. Он отогнал от себя мысли о ланцетах и криках.
— Я не уеду, пока не удостоверюсь, что с Софией все в порядке.
— Благодарю вас, но в этом, право же, нет необходимости.
Уж не хочет ли она сказать, что у нее нет необходимости в нем? Никогда он еще не чувствовал себя так неуверенно с женщиной.
Снова распахнулась входная дверь. Люсинда отпрянула от него, его рука показалась ему пустой и ненужной. Но он ничего не сказал. Он не намерен удерживать ее вдали от ее дочки, но при этом не имеет права разделять при посторонних ее страдания. Пока не имеет.
— Миссис Грэм! — позвала Энни.
— Я здесь. — Люсинда поспешила в дом, даже не оглянувшись.
Хьюго уставился на дверь. С таким же успехом это могли быть стены Буссако. Он не мог пробиться сквозь эту дверь. Томился на ничейной земле — своем постоянном местопребывании. Проклятие.
Только тот, кто может предложить свою любовь, будет допущен в этот внутренний круг.
Любовь. У этого слова был зловещий отголосок. Ему нужно дружеское общение и телесный комфорт. Но любовь? Не это ли чувство наполняет сердце до разрыва, хотя он и думал, что заморозил его до состояния небытия? Или это просто сочувствие?
Хьюго ждал. С ребенком все будет в порядке. Маленькая София поправится. Он не желал думать о плохом.
Хьюго повернул коляску в обратном направлении. Когда он остановил лошадей, дверь снова открылась, на этот раз появился врач. За ним шла Энни.
