— Контактные линзы, — сказал он. — Черные и светло-коричневые. Ножницы, они всегда могут пригодиться. Краска для волос.
Красить волосы я отказалась наотрез. Во-первых, это займет слишком много времени, во-вторых, если это та же пакость, которой Шмидт красил усы, краска может потечь.
— Дорожные чеки, — продолжал Шмидт. — И деньги. Возьмите, они могут вам понадобиться. Я попозже обменяю еще несколько дорожных чеков. И возьмите вот это.
Я положила деньги в карман. Другим предметом, предложенным Шмидтом, оказался нож.
— Где вы это взяли? — спросила я. Все остальное он мог привезти с собой и из Мюнхена, но нож никогда не пропустили бы на таможне. У ножа была истертая деревянная рукоять и лезвие длиной дюймов восемь. Края лезвия блестели.
— У таксиста, — спокойно ответил Шмидт. — Пистолета у него не оказалось, а вот...
— Спасибо. — Я была не в том состоянии, чтобы рассыпаться в благодарностях. Пожалела лишь, что таксист не запасся автоматом «узи».
Новая красивая сумка не понадобится. Я набила в карманы столько предметов, сколько они смогли вместить, и заколола их для надежности английскими булавками. Шмидт продолжал говорить — что-то о Каире, но я прервала его:
— Пошли!
Свой маскарадный костюм я надевала в такси. Водитель наблюдал за этим процессом в зеркало заднего вида с таким интересом, что чуть не сбил велосипедиста и двух шведских туристов. Шмидт сочинил ему какую-то историю — полагаю, неприличную, потому что шофер зашелся от смеха, а сам Шмидт покраснел, когда я спросила, что же он такое рассказал.
Он высадил меня из машины, я помахала ему на прощание рукой, и такси, развернувшись, поехало обратно по набережной. Приготовления отняли больше времени, чем хотелось бы. Солнце садилось за скалы на западном берегу, и в реке отражался густо-красный закат. Вероятно, разумнее было бы дождаться темноты, но я об этом и думать не желала, заглушив голос разума.
С хозяйственной сумкой в руке я зашаркала вдоль разбитого тротуара своими кожаными шлепанцами без задников. На этот раз я благодарила Бога за то, что ноги у меня большие, как у мужчины. Женские шлепанцы здесь делают разноцветными, с загнутыми носами и золотой окантовкой. Через какую-нибудь сотню ярдов моя обувь стала пыльной и исцарапанной, как у всех остальных прохожих.
То, что я увидела у входа в Институт, заставило меня немедленно нырнуть в одну из улиц, отходящих в сторону от набережной. Я ожидала присутствия стражников, но не ожидала, что они будут в черной форме. Наши со Шмидтом опасения подтверждались самым мрачным образом. Видимо, Лэрри убедил полицию в том, что его дом нуждается в усиленной охране. Если ее выставили по всему периметру стены, дела мои плохи.
К тому времени, когда я оказалась у задней части усадьбы, начали сгущаться синие тени и нервы мои готовы были лопнуть. Парень в форме, с винтовкой отогнал меня от стены, а через улицу напротив стоял лишь многоквартирный дом — спрятаться было негде. Но в конце концов я нашла место, где прямо у стены начинался пустырь, поросший сорной травой и заваленный битыми кирпичами. Основание стены уже погрузилось в густую тень, штукатурка на нем осыпалась, обнажив расщелины между каменными блоками. Вокруг ни души. Теперь или никогда, подумала я. К тому времени состояние мое накалилось до такой степени, что я была готова выхватить пистолет и застрелить любого, кто попытался бы мне помешать. Конечно, в том случае, если в пистолете остались патроны. Я не помнила, сколько выстрелов сделала. Несколько.
Никогда и никуда я не взбиралась так быстро, как на эту стену. Каждую секунду я ожидала услышать окрик или звук выстрела. Зацепившись пальцами ног и одной рукой, я достала из хозяйственной сумки, висевшей у меня на плече, подушку, которую прихватила с кровати Шмидта. Она немного помогла, но колючая проволока порвалатаки подол моей галабеи, когда я закидывала ногу, чтобы перелезть через стену. Голени моей тоже не поздоровилось. Карабкаться вниз я даже не пыталась, а просто упала.
Падение с высоты в десять футов вышибло из меня способность дышать, а в кустарнике, куда я рухнула, оказалось полно шипов. Тем не менее это был старый густой кустарник, и я благословила садовника-декоратора Лэрри за то, что он посадил его здесь, чтобы замаскировать уродливую стену.
Сумку с Нефертити я оставила у Шмидта, а под галабеей на мне была моя собственная одежда. Собрав мелочи, выпавшие из карманов, я посмотрела сквозь кусты, чтобы сориентироваться. Помог бассейн, вернее, окружавший его забор. Я пришпилила к волосам платок и направилась в дом, крадучись, где можно, в кустах и опрометью пускаясь через открытые пространства, когда спрятаться было негде. Скоро стемнеет, но если носильщики и упаковщики на сегодня еще не закончили... Вот садовники, очевидно, как раз заканчивали работу. Я увидела, как двое из них направились к сараю с граблями и лопатами на плечах. Кое-кого из моих знакомых, тех, с кем мне особенно не хотелось встречаться, должно быть, не было дома. Они отправились не в другое убежище, как пытался внушить мне Макс, а охотиться за мной, несчастной. Я была им нужна. Но не сама по себе, конечно, а как средство заставить Джона выполнить свою часть работы.
А мне был нужен Джон. Тоже не сам по себе, вернее, не только, но еще и для того, чтобы получить ответы на некоторые существенные вопросы. Насколько широко распространилась коррупция в полиции? Сколько человек участвуют в этом деле? Одной из причин, по которым я не хотела обращаться в полицию и спецслужбы, было то, что я подозревала некоторых знакомых в причастности к афере. Человек, с которым я разговаривала в кабинете Бленкайрона и который настаивал, чтобы его называли явно вымышленным именем Ахмет, наверняка был подкуплен Лэрри. Теперь мне стало ясно, зачем он встречался со мной: им нужно было устранить меня, убедив больше ни с кем не вступать в контакт.
Не опознав Макса, я не была уверена, что Лэрри во всем этом замешан. Преступники могли действовать и без его ведома, хоть это оказалось бы затруднительно. Но Лэрри солгал, сказав, что Макс работает у него уже два года. На самом деле Макс еще год назад сидел в шведской тюрьме. Лэрри дергает за ниточки, а сам, когда придет время, легко выйдет сухим из воды. Кошмар! Какую же все-таки силу имеют деньги! Влияние и богатство Лэрри сделали гораздо более легким осуществление всех сложных аспектов плана. Вероятно, он был владельцем «Царицы Нила», вместе с ее командой, капитаном и инженером, исполнительно разрушившим холодильную систему на теплоходе. И Жан Луи с Фейсалом тоже были его людьми. Это несправедливо. Все оказывались на стороне Лэрри. Кроме Джона, который, как всегда, был на своей собственной стороне. Впрочем, не совсем, уже не только на своей. Я не смела думать о том, что заставило его бросить вызов остальным и какую цену ему, вероятно, придется за это заплатить. О многом я не смела думать, чтобы не рухнули защитные стены, которые я годами возводила вокруг себя, — сейчас нельзя было позволить себе подобной слабости.
Приблизившись к боковому входу, я услышала голоса. Носильщики все еще работали, несмотря на поздний час, но даже беглый осмотр позволил мне убедиться в том, что второй раз идея смешаться с ними, чтобы проникнуть в дом, не пройдет. Человек, стоявший у двери и внимательно следивший за тем, как они входят и выходят, был в европейском костюме. Хотя полная темнота еще не наступила, прожекторы уже освещали вход, что позволяло ему хорошо видеть лица шныряющих туда-сюда рабочих. Мне же это позволило рассмотреть самого человека в европейском платье — я знала его под именем Брайт, хотя уже давно подозревала, что это не настоящее его имя.
Прожекторы оказались полезны еще и потому, что отчасти слепили его, мешая видеть то, что происходило в неосвещенной зоне. Я проскользнула через кусты к террасе. Когда под сомнительным прикрытием низенькой стены я на четвереньках ползла по земле, один из шлепанцев свалился с ноги. Вместо того чтобы подобрать его, я сбросила и второй: в доме босиком двигаться тише и быстрее, чем в этой шлепающей обуви.
Я готовилась при необходимости выдавить стекло, у меня был навязанный Шмидтом рулон пластыря, который в этом случае мог бы очень пригодиться. Однако французские двери оказались незаперты. В вестибюле горел свет, но там никого не было. Закрыв за собой дверь, я немного расслабилась, хотя понимала, что считать, будто теперь я в большей безопасности, — значит выдавать желаемое за действительное. Здесь было где спрятаться — за шторами, за мебелью, хотя кое-какие предметы, которые я видела раньше, уже унесли. Очевидно, их погрузили в один из фургонов.
Хотелось бы получше знать план дома. Я чувствовала, что где-то должны быть комнаты, недоступные постороннему взгляду, а также хорошо бы знать, где находятся кухня и служебные помещения. Но если тайники скрыты, как положено, под землей и оснащены всеми возможными средствами охранной сигнализации, добраться до них будет нелегко. Для начала я решила обследовать спальни. Мой платок размотался, а руки слишком дрожали, чтобы справиться с проклятым маскировочным головным убором, поэтому я просто повязала его вокруг шеи аккуратным галстучком, как у девочки-скаута, и неслышным шагом направилась к парадной лестнице.
