- Камберэ или Люкан. Учтите, Кейн, все это включается в счет. Что вы намерены предпринять?
- Основательно рискнуть и, если повезет, выиграть по-крупному. Ах да... я отправил парочку посетителей навестить вас. Позаботьтесь о них до моего возвращения, хорошо?
- Черт бы вас побрал, Кейн, я ведь только живу в отеле, а отнюдь не являюсь его управляющим.
- Одна из них довольно симпатичная. В трубке послышалось потрескивание, должно быть, означавшее старческий смех.
- Ладно, Кейн. Через десять минут, считая с... - он помедлил, очевидно, взглянув на часы, - с этой минуты.
- Идет, - отозвался я и тоже посмотрел на часы. Вообще-то я не ожидал такой скрупулезной точности, но по крайней мере это позволяло мне рассчитать во времени план предстоящей операции.
Я бросил трубку и выбежал из кафе.
* * *
Четыре минуты спустя я уже рассказывал сержанту полиции, что моя проблема представляет чрезвычайную важность, носит в высшей степени конфиденциальный характер, необычайно деликатна и не терпит никакого отлагательства. Это было воспринято должным образом: не наплети я чего-нибудь в этом роде, и он в два счета прогнал бы меня, сочтя шутником.
Тем не менее передо мной по-прежнему стояла проблема - необходимо было в течение ближайших четырех минут попасть внутрь, чтобы повидаться с инспектором Люканом, - а как я узнал, дежурил именно он. Последние две минуты мне понадобятся, чтобы обработать его, прежде чем позвонит генерал.
Но по крайней мере я знал, что если Люкан занят, то не иначе как делом Маганхарда. Ибо Монтрё в эту пору переживает период затишья - нечто вроде пересменки между наплывом лыжников и летних курортников, когда не происходит никаких транспортных происшествий и, поскольку отсутствуют туристы, которым необходимо предоставлять крышу над головой, - нет, соответственно, ни жуликов, ни воров, которые во время туристского сезона обрабатывают отели.
Сержант вздохнул, снял телефонную трубку и спросил, как меня зовут.
- Robert Griflet. - c готовностью ответил я. - Surete Nationale (Робер Грифле. Сюрте (фр.).).
Люкан оказался худым опрятным мужчиной с ухоженными усами, темными прилизанными волосами и живыми глазами-бусинками. Вообще-то он был шустрым и подозрительным человеком, но изо всех сил старался казаться таким, каким, по его мнению, следует быть инспектору полиции в Монтрё: медлительным, обходительным и непроницаемым.
Этот дутый имидж мне больше пришелся по вкусу. Отнесись он к Роберу Грифле с должной живостью и подозрением, и мне едва ли предоставилась бы возможность выбора относительно того, как провести ближайшие семь лет.
Я вручил ему свое письмо, в котором высказывалось пожелание оказывать всяческое посильное содействие предъявителю оного, а вслед за письмом ринулся в атаку со всей своей конницей, пехотой и артиллерией. Мне хотелось поставить его в оборонительную позицию, в надежде, что он забудет спросить у меня удостоверение личности. Конечно, фотография Грифле была довольно старой и не особенно походила на него теперешнего, однако на меня она походила еще меньше.
Насколько я понимаю, он арестовал Маганхарда? Замечательно! Смог бы он подыскать парочку обвинений, дабы подержать его здесь, пока мои боссы в Сюрте принимают решение о требовании его экстрадиции? Я уверен, что в конечном итоге они примут такое решение.
Что ж, возможно. Нахмурившись, он подозрительно воззрился на меня, но тотчас поспешно придал своему лицу прежнее, непроницаемое выражение, а затем поинтересовался насчет обвинения в изнасиловании. Не вызывает никаких сомнений...
Я покачал головой с утомленно-отчаявшимся видом. Мы пытались найти женщину, выдвинувшую это обвинение, однако она, по-видимому, скрылась. Это наводит на подозрения, что, возможно... к тому же следует проявлять особую осторожность при аресте мультимиллионеров, не так ли?
Он улыбнулся, но лишь одними губами. Ему было прекрасно известно, сколь бережно следует обращаться с мультимиллионерами - как, впрочем, и любому блюстителю закона в Монтрё. И, вполне возможно, в течение последних тридцати минут он выслушивал ту же самую песню от Маганхарда.
Он спросил, так чего же я от него хочу?
Я украдкой глянул на часы: если генерал будет пунктуален, у меня осталось около пятидесяти секунд. Я объяснил, что всего лишь хочу, чтобы Маганхарда пару дней подержали в тюрьме, сочинив какое-нибудь правдоподобное обвинение. Как насчет нелегального проникновения в Швейцарию? Готов поспорить, что у Маганхарда в паспорте не проставлена въездная виза.
Он холодно напомнил мне, что ни один суд в Европе не сочтет это доказательством: слишком многие пограничные посты вообще не утруждают себя штемпелеванием паспортов. Кроме того, по закону Маганхард является жителем Швейцарии, что только усложняло положение.
Я начал выходить из себя. Что ж, пусть придумывает собственные обвинений. Черт, возьми, в конце концов арест произвел он, а не я. Полагаю, какие-то основания у него для этого все же были...
Зазвонил телефон.
Ов взглянул на него, затем на меня и снял трубку. - Lucan... Ah, bonjour, mon General...( Люкан... А, здравствуйте, генерал... (фр-))
Я вернулся в своем кресле и притворился, что делаю вид, что не слушаю.
Поначалу реплики Люкана ограничивались категоричным "поп", осторожным "oui", а также "C'est possible"("Нет"; "да"; "Возможно" (фр.).), но потом он поинтересовался, кто сообщил генералу об аресте Маганхарда.
Я отбросил все свое притворство и прошипел, что он никому не должен сообщать, что арестовал Маганхарда, - адвокаты Маганхарда ни в коем случае не должны об этом знать, иначе он погубит нас обоих...
Он махнул рукой, чтобы я замолчал, но, кажется, несколько побледнел. Закончил разговор он решительным заявлением, что официально ничего сообщить не может. Я в душе понадеялся, что генерал в ответ заявил о своем намерении тотчас сделать эту новость достоянием гласности.
Я потребовал объяснении и в ответ выслушал краткое изложение истории генерала, а также оценку его положения в обществе. От всего этого я лишь пренебрежительно отмахнулся: совершенно очевидно, что ему следует немедленно арестовать и генерала тоже. Только так можно избежать огласки.
Он расхохотался мне в лицо.
Тут я позволил Роберу Грифле выйти из себя и разыграл мой пятый туз: он, Люкан, сделает все как я сказал, в противном же случае я, Грифле, призову на его голову весь гнев Французской республики и раздавлю его как постельного клопа. Пора бы уже легавым в Монтрё вставать по стойке смирно, когда с ними разговаривает настоящий полицейский из-за границы, или же, ей-богу...
Как раз этого-то настоящий Грифле никогда не стал бы делать: швейцарские чиновники автоматически взрываются, стоит только их могущественным соседям сказать: "а не то...". Через три минуты после того, как меня вышвырнули вон, следом за мной вышвырнули и Маганхарда. Испугался ли Люкан того, что совершил ошибку, которая может дорого ему обойтись, либо же поступил так, чтобы досадить мне, - этим я не поинтересовался и гадать не стал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
