Никакого Гусева в пустой комнате, конечно, не было. Сергей зло вскочил со стула: как трудно управлять даже собственной мыслью. Обязательно кто-то вспомнится и испортит все дело.
– Рэсси, ко мне! – диким голосом завопил Сыроежкин, так что в шкафу зазвенела посуда.
Посуде откликнулся дверной звонок, и Сергей бросился в коридор. Электроник!
– Нашелся? – тяжело дыша, спросил Сергей. – Рэсси нашелся?
Электроник покачал головой:
– Я пришел, потому что услышал новость. По телевидению объявили, что сейчас будет выступать мой учитель. Я думаю, что он скажет и про Рэсси.
– Конечно, он скажет! – обрадовался Сыроежкин. – Как я раньше не догадался… Мы тут мучаемся, вызываем Рэсси… А он скажет одно лишь слово, и Рэсси сразу отзовется. Профессор! Голова!.. Давай, Электроша, смотреть вместе!
Лицо Геля Ивановича Громова в овальной рамке телевизора было серьезным.
«Мы, люди Земли, – говорил Громов, – всей своей многомиллионной историей запрограммированы для чистого воздуха и солнечного света, прозрачной воды и тихого леса. И когда мы варварски обращаемся со своими богатствами, мы обедняем не только себя, но и последующие поколения. Вот почему Совет охраны животных решительно вмешался в тотальную охоту сон ных стрелков».
Гель Иванович рассказал о гибели антилоп в Африке, о погоне подлодки за синим китом, о зебрах и дельфинах, носящих в себе радиопули. И хотя он ни словом не упомянул о себе и о своих помощниках, ребята почувствовали себя героями. Они подсказывали профессору знакомые имена, но Гель Иванович находился далеко от них, в телевизионной студии, и, конечно, не слышал никаких подсказок.
– Мы ехали на Замбе, Гель Иванович, – скрипуче говорил Электроник.
– Скажите, что это Нектон, – требовал Сыроежкин, дыша в стекло экрана. – Все сразу узнают его.
– Сейчас он говорит о тебе.
– А теперь о тебе…
– О Рэсси! – произнесли они вместе и умолкли.
Приятели пока не понимали, что раз профессор Громов решил выступить перед телекамерой, значит, он хочет сказать людям очень важные слова. Те, которые он продумывал много лет, те, которые проверил в формулах, те, которые Электроник воплотил в Рэсси…
Электроник слушал очень внимательно, запоминая каждое слово профессора.
«Человек или группа людей, – продолжал Громов, – решили управлять животным миром, держа палец на кнопке. Они забыли, что число животных в мире сокращается. Они даже не подумали, что могут вызвать в природе страшную цепную реакцию, наподобие ядерной, которую невозможно было бы остановить». Профессор спокойно смотрел в глаза миллионам зрителей планеты, включивших телевизоры в своих квартирах.
– Белобочка не станет подчиняться какой-то кнопке, – убежденно сказал Сергей. – Он гордый: скорее утонет, чем примет рабство…
– Рабство? – спросил Электроник. – Это что-то очень древнее, из книг. Мои схемы почти не реагируют на слово «рабство».
«… Последствия „дрессированного“, электрифицированного мира животных, который навязывали нам фирма „Пеликан“ и ее представитель доктор фон Круг, опасны для человечества. В будущем никто уже не сможет восстановить исчезнувшее…»
«Конечно, нет в мире второго Нектона, – подумал Сыроежкин, – нет другого белого тигра. Живого тигра не соберешь из деталей, как машину…»
«Меня могут спросить: какую же вы предлагаете систему охраны животных и общения с ними, чтоб редкие виды не исчезли с лица планеты, чтоб дети и впредь любовались жирафой и катались на спине дельфинов? Отвечу: сегодня нам наконец известна система комплекса сигналов, которыми пользуются животные. Теперь человек сможет управлять животным царством моря, земли и воздуха на языке их обитателей. Это – язык запахов, форм, звуков, жестов, красок, света, образов. Можно „говорить“ с тигром и ланью, воронами и саранчой, акулами и тунцами, „говорить“ на их сложном языке. Такую систему разрабатывали по частям многие ученые, но впервые ее применило одно забавное существо по имени Рэсси…»
Мальчишки так и подскочили на стульях. Рэсси! Сейчас он услышал свое имя, сейчас он отзовется радостным лаем!..
А Громов рассказывал, как пространствовал Рэсси в пустыне, джунглях, в океане, в небе, как управлял он животными, как птицы, рыбы и звери признали в нем своего вожака. Профессор очень просто говорил о Рэсси, и его с улыбкой слушала вся планета. Многие зрители, наверно, поглядывали на своих верных собак, сравнивали их с Рэсси и пытались представить – какой же он?
Профессор вспоминал, как Рэсси охранял животных от сонных стрелков.
Сергей не выдержал и, раскинув в стороны руки, закружил по комнате.
– Я пространствую в колючих кустах! – радостно объявил он. – За мной гонится сонный стрелок в «лягушке». Он поднимает ружье. Ну командуй же, Электроник, командуй!
– Включи «глаз мухи»! – приказал Электроник. – Берегись! Планируй, Рэсси!
И Рэсси на двух длинных ногах, взмахнув крыльями, перепрыгнул стул и шлепнулся на пол.
– Стрелок промахнулся! – торжествовал Рэсси. – Мой друг муха спасла меня… Но я уже пространствую в глубине. – Сыроежкин ползком залез под тахту. – Какая здесь темнота, я почти ничего не вижу… Даже разряжая электрических скатов, – добавил он, уколов спину о торчащий гвоздь. – Вот из мрачного ущелья выползает какое-то чудовище. Оно извивается всем телом! Кто же это?
– Включи «глаз мечехвоста», – подсказывает Электроник. – Он четко различает все контуры.
– Вижу. Это морской дракон, огромная змея.
Сергей замолчал: в океанскую глубину проникли печальные слова Громова:
«Рэсси пропал. Его не загрыз тигр, не расплющил слон, не сломала горилла. Однажды ночью его похитил неизвестный эмптометр…»
Сыроежкин, лежа на полу, рассуждал:
– Убийство оленя, змеи, даже лягушонка – это все равно убийство…
– Согласен, – подтвердил Электроник.
– Я только сейчас понял, – продолжал Сергей, – что такое пространствовать.
– Что?
– Это увидеть вовремя врага. Увидеть врага и предупредить друга!.. Не отвечает Рэсси?
– Не отвечает, – хрипло сказал Электроник.
«…Разумно управляя миром животных, мы не только сохраним все ценности природы, мы станем богаче, – заканчивал свою речь Громов. – Природа – великий художник, и человек, заимствуя ее изобретения, построит новые машины и приборы, опустится в недоступные пока глубины океана и космоса…»
– Я – Рэсси, – объявил восьмиклассник, вышагивая на длинных ногах. – Я, машина-шагоход, иду по сыпучим пескам Марса…
Он плюхнулся на стул и, обхватив сиденье руками, запрыгал на деревянных ногах по комнате.
– Я чувствую, – возбужденно говорил он, – каждую свою шагающую ногу. Как она увязает в песке и идет снова.
– Подожди, – спокойно предупредил Электроник. – Это блестящая идея, но ты ничего не понял. Можно придумать любую машину – для песков, гор, ледовых торосов… Но сейчас, как сказал мой учитель, важно совсем другое: спасти все живое, чтоб потом делать открытия.
– Эх, ты, – упрекнул Сыроежкин, – не смог оценить изобретение. А я-то всего-навсего хотел сказать: «Долой все колеса!» – И печально вздохнул: – Что, не отзывается Рэсси?
Электроник покачал головой.
– Алло, Астронавт, я только что проверил подводные маршруты в Атлантике. Сегодня у диспетчеров жаркий денек: новое расписание, капитаны нервничают. Но все в порядке, пока перерыв. Какие новости над нашей планетой, Аст? Прием.
– Привет, Командор. Давно ждал тебя. Тут ребята с Плутона, Юпитера и других станций бомбардируют, чтоб я узнал поточнее: что за любопытную пыльцу нашли на Земле? Прием.
– Пыльцу, Аст? Впервые слышу. Прием.
– Ха-ха, ну и заработался ты! Неужели страж лунных камней знает больше, чем землянин? Слушай же, Командор: где-то в горах откопали несколько сот атомов какого-то растения. Его нет ни в одном электронном каталоге. Что ты на это скажешь, землянин? Прием.
– Обижаешь, Аст. Я не простой землянин, я – глубинник. Новости к нам приходят иногда позже, чем к тебе. Прием.
– Вижу тебя, глубинник, извини за такую шутку. Вижу в иллюминаторе туманно-голубой шар. Вон синее пятно – твой океан, Командор. Неужели ты на самом дне? Конечно, тебе среди подлодок, городов, грузопроводов не до пыльцы. Но это забавная история, Командор. Прием.
– Может, ты занес со своей Луны, Аст? Прием.
– Пока что не видел здесь никаких пальм – одни мертвые скалы. Да и на Земле я не был уже три отпуска. Исключено, Командор. Выдвини какую-нибудь гипотезу поостроумнее, а я передам по команде ребятам. А то воют от космической скуки, как волки. Прием.
– Ладно, узнаю у аэродиспетчеров про твое марсианское растение и растолкую тебе, что если занес его на Землю не ты, то все равно какой-нибудь ваш брат космонавт. Да, я давно хотел спросить тебя, Аст: ты слышал выступление профессора Громова? Прием.
– И видел, и слышал. А что, есть новая информация? Прием.
