ещё дней пять… ну может шесть, чтоб закрепить это знание, чтобы попробовали сами отрывать… — дед замялся, видимо сообразив, что чуть не ляпнул лишнего.
— Отлично, — кивнул Ситу. — Так вот, — это было уже мне, — если ты за это время докажешь Наставнику, что можешь собирать жемчуг так, как учит он; если потом поклянёшься… перед шаманом поклянёшься, что впредь не будешь мутить воду и…
Что «и», никто так и не узнал. Истошный женский, крик перекрыл голос Ситу!
Миг — народ просто оглядывался по сторонам. Второй — некоторые начали оборачиваться и тут же застывали соляными столбами. Третий — наконец и Ситу посмотрел куда-то за спины ребят.
А потом туда же посмотрел и я.
Фету приткнул нашу лодку совсем недалеко от южной оконечности рифа Учеников. С этой стороны его омывала лагуна, с противоположной — мелководный лягушатник. Со стороны острова берег рифа обрывался в протоку, что соединяла лагуну с океаном.
Там-то и приткнулась к берегу большая чёрная пирога с мачтой и двумя высокими в виде каких-то чудовищ украшениями на носу и корме. Набитая десятком молодых, крепких и разукрашенных татухами, в том числе на лице, мужиков. Незнакомых. Вооружённых. С ожерельями на шеях.
И к этой лодке пятились задом ещё четверо… чужих людей. Один держал наготове копьё. А трое других тащили упирающихся и пытающихся вырваться девчонок, затыкая им рты широкими ладонями.
Глава 21
Чужие люди
— Вы нарушаете священный закон! — загрохотал над островком голос Ситу. — Никто не смеет прикасаться к людям касты глубин!
Тот, который с копьём, — относительно молодой, наверное моложе Ману, здоровенный детина с какой-то сложной причёской, с весьма представительным ожерельем из ушей на шее азартно осклабился. Одно его собственное ухо было буквально разорвано надвое, лицо украшал шрам.
— А мы их и не трогаем! — прилетел к нам его весёлый крик.
Но своим он сделал знак, чтоб поторапливались.
Я уставился на Руйху. Со скрипом вращающиеся «шестеренки» мыслительной деятельности еле-еле начали ускорять свой бег.
Это моя девушка…
— Что значит не трогаете⁈ — голос Ситу гремел праведным гневом. — Вы их схватили! Это табу!
— А мы им вреда не причиняем, неизвестный Отец глубин, — пришлый разглядел, с кем разговаривает. — Мы просто забираем с собой этих дев, и всё! Нашему племени нужны женщины… Так почему бы не эти?
— Они люди касты глубин!
— Вообще-то Ученицы, — иронично поправил Ситу рваноухий. — У нас тоже есть ныряльщики. И им тоже нужны жёны… Это же очень хорошо: мы заполучим и трёх ныряльщиц, и трёх будущих матерей!
Руйха, впрочем, как и Айха, вырывались. Только Телуа, похоже, обмерла, как кролик перед удавом… точнее кролик в объятиях удава.
Я смотрел на умоляющие глаза подруги и думал: «Это моя девушка».
— Отец, останови их! — взвизгнул Кай. — Там же Айха!
В ответ пришлый с копьём лишь заржал, от избытка весёлости запрокинув голову. Его поддержали смехом на пироге.
Бум… Отозвался в висках первый удар пульса.
— И что он сделает, маленький Ученик? — сквозь хохот крикнул пришлый.
Действительно? Вот вам и неприкосновенные.
Бум, бум, бум.
— Эй, уродец! — крикнул я, прочищая горло. — Да ты тот, кто прячется за копьё перед невооружёнными людьми. А слабо́ сойтись, как мужчина с мужчиной? Давай! И я повешу твоё ухо себе на шею! Жаль, только держаться не будет.
Пришлый дёрнулся, на миг его лицо искорёжило, глаза, сверкнув яростью, обшарили толпу Учеников в поисках дерзнувшего. Наконец взгляд упёрся в меня.
— А-а-а, ещё один маленький Ученик? — крикнул он, продолжая улыбаться, хотя внутри у него, по всему, бушевал пожар. — Пользуешься тем, что я не могу спросить с тебя за слова? Что ты один из людей глубин?
Их группа тем временем допятилась до берега, с пироги потянулись руки, готовясь принять девушек на борт.
Бум, бум, бум долбил пульс. Подключились лёгкие, накачивая меня кислородом.
— А я больше не ныряльщик! — заорал я. Некоторые из ребят стали оборачиваться. — Я не прошёл испытание и меня сейчас выгнали из касты. Метки ещё содрать не успел!
Я смотрел на пришлых, но боковым зрением заметил, как поворачивается ко мне Ситу, как вытягивается лицо у обернувшегося Наставника.
— Так что давай, — набрав нового воздуха, продолжил рвать голосовые связки я, — ты в праве! Давай посмотрим, кто кого!
Меж тем Телуа уже погрузили, сейчас с рук на руки передавали на чужую пирогу Айху. Она вывернулась, укусила одного из воинов за руку, вызвав на борту весёлый смех.
— Отец! Отец! — завопила она.
Бац! Звонкая оплеуха прервала её крик.
Рваноухий нахмурившись оглянулся на происходящее, что-то крикнул своим, отдавая распоряжения, затем обернулся вновь ко мне.
— Ну что ж… — обнажил он в улыбке все свои тридцать два зуба.
В груди затеплилась надежда… И тут же сдохла: те, кто был в лодке, вдруг закричали, указывая своему главарю куда-то в сторону нашего острова.
Я дёрнул головой, позволив лишь мельком оценить обстановку. От далёкого пляжа рядом с рыбацкой деревней отваливала большая пирога. Лодка наших воинов.
«Чужой» тоже заметил, недовольно дёрнул головой.
— Что ж, щенок, похоже, тебе повезло… В другой раз!
— В этот! — заорал я, сатанея.
— Извини, — ухмыльнулся он. И вдруг словно поинтересовался. — А ты чего так разгорячился-то?
— Это! Моя! Женщина! — чуть ли не срывая связки, крикнул я, указывая рукой на Руйху.
— Вот как? — оглянулся мужик на мою подругу, что уже тоже была на борту. — Ну прости, — издеваясь, он развел руками и даже изобразил какой-то намёк на поклон, — теперь это уже моя женщина!
— Сто-о-ой! — забываясь от ярости, заорал я.
Пришлый шагнул в лодку, обернулся. Его гребцы уже отталкивали лодку от берега.
— А ты догони! — новая ухмылка перекосила его лицо.
Бум-бум-бум-бум.
Я кулём осел на борту лодки. Плечи безвольно обвисли, расслабленные руки упали на колени, голова свесилась на грудь.
Вдо-ох-выдох-х. Вдо-о-ох. Вы-ы-дох-х-х… По телу прошлась волна расслабления.
— Ну, сука, — еле слышно, почти что себе под нос пробормотал я, — ты сам напросился…
И соскользнул в воду.
* * *
Тренированный пловец в ластах делает около четырнадцати километров в час. Тренированный. В хороших, современных ластах. На короткой дистанции.
Я не назвал бы себя нынешнего мегапловцом, да и ласты у меня не карбон и не пластик с анатомической калошей — два пальмовых листа, укреплённые планочками из бамбука с верёвочным креплениями. И дистанция не пара бассейнов.
Но пирога аборигенов вряд ли давала километров семь в час.
Пока меня скрывал риф, шёл классическим кролем в ластах, вдыхая на каждый гребок — мне надо было насытить усталое тело кислородом. Мышцы ног уже жгло — не прошла даром сегодняшняя нырялка: вроде и чуть-чуть работал ластами, но зато весь день.
Гребок-гребок, гребок-гребок. Вдох-выдох, вдох-выдох.
Сознание прочистилось, адреналин словно смыл всю ржавчину с «мозговых шестерёнок».
По идее, «чужие» сейчас должны были только-только отвалить от берега… Куда им торопиться? Гребцы в местных пирогах стоят на колене лицом по ходу движения — уключин здесь не знают -и гребут однолопастным гребком. То есть большинство смотрит вперёд… Блин, будет хоть кто-нибудь оборачиваться?
Выплыл из-за рифа в протоку, короткий взгляд вперёд.
Ура! Пирога с чужими была совсем недалеко, видимо, долго отчаливали, разворачивались, разбирали вёсла — у них ведь теперь неполный экипаж, знатно их проредили наши… Тем более трое в гребле не участвовали — двое пытались как-то обуздать всё ещё вырывающихся девушек, а ещё один — мой рваноухий оппонент — стоял на корме, держась за высокую кормовую фигуру чудища и из-под ладони смотрел в сторону уже гребущей на всех парах пироги наших воинов.
Не видит? Объяснимо — в его мозгу просто не укладывается, что кто-то может догнать их вплавь! Плюс я для него градусов на сорок левее, а он сейчас напряжённо всматривается. Эффект тоннельного зрения.
Дистанция сокращалась, не так уж и быстро они плывут. На взгляд, до «чужих» метров сорок, не больше. Теперь я бросал взгляд вперёд каждый второй гребок, скорость, конечно, чуть упала, но сейчас наблюдение важнее.
Тридцать пять метров… Ну, ещё чуть-чуть…
Тридцать…
Было меньше тридцати метров между мной и кормой пироги чужих, когда рваноухий, видимо, заметив краем глаза какие-то подозрительные всплески на периферии, наконец повернулся в мою сторону. Я как раз в этот момент
