Для минимизации последствий от вступления в войну Болгарии Англия и Франция решили перебросить с Галлиполийского полуострова свои войска под Салоники и открыть там новый фронт. Одновременно было оказано сильное воздействие на Грецию, с тем, чтобы она в соответствии с греко-сербским союзным договором от 1913 года пришла на помощь своим братьям по вере. Греки сначала вроде бы согласились, но, поняв, что союзники не смогут перебросить под Салоники достаточное количество войск, король Константин внезапно уволил проантантски настроенного премьера Э. Венизелоса и подтвердил сохранение Грецией нейтралитета.
В ночь на 14 октября Болгария напала на Сербию. Одновременно с севера на Белград начали наступление объединенные германо-австро-венгерские войска. Это был «путь Сербии на Голгофу», закончившийся эвакуацией остатков сербской армии на греческий остров Корфу[172].
Компенсацией за вступление в войну Болгарии на стороне Центральных держав стало присоединение 28 августа 1916 года к Антанте Румынии. Дипломатическая борьба между великими державами за Румынию развивалась приблизительно по тому же сценарию, что и в других балканских государствах: правительство в Бухаресте страстно торговалось из-за новых территорий, которые могло бы получить в том или ином случае, и очень боялось продешевить[173].
Румыния еще с 1883 года состояла в союзе с Германией и Австро-Венгрией, но к началу Первой мировой войны этот договор так и не наполнился практическим содержанием и потерял всякое реальное значение — обстановка в мире изменилась коренным образом, а характерной чертой румынской внешней политики всегда была ориентация на более сильного. К тому же румынское население в венгерской Трансильвании составляло большинство, а в Банате — весьма существенный процент. Борьба румынского населения Австро-Венгрии за равноправие встречала сочувствие в Румынском королевстве, а потому отношения между Бухарестом и Веной отнюдь не были безоблачными.
Ровно за день до начала войны — 31 июля немцы предложили румынам Бессарабию в качестве платы за участие в их коалиции. Приз, конечно, устраивал Бухарест, но лишь в случае, если Россия будет полностью разбита и вынуждена уступить некоторые земли Австро-Венгрии. В противном случае Бессарабию румынам никогда бы удержать не удалось. И хотя немцы как могли успокаивали румын: дескать, после войны Россия будет расчленена и великая Румыния будет граничить с вассальной самостийной Украиной, — в Бухаресте прекрасно понимали, что все предложения Берлина и Вены, пока не падут Париж и Лондон, вилами на воде писаны, и не польстились даже на Одессу[174]. По той же причине румыны не согласились на предложение России, которое она делала дважды, о передаче им Трансильвании. Таким образом, Коронный совет Румынии принял 3 августа 1914 года решение о «вооруженном выжидании».
«Выжидание» Румынии на первом этапе войны носило явно прогерманский характер: румынское правительство беспрепятственно пропускало через свою территорию военные грузы Центральных держав в Болгарию и Турцию, а в Берлин и Вену слало телеграммы с поддержкой, давая понять, что в будущем они вполне могут рассчитывать на присоединение Бухареста к Четверному союзу.
Просчитав все последствия вступления Румынии в войну на стороне Антанты, российский МИД и Генеральный штаб пришли к выводу, что лучше иметь Румынию нейтральной, чем союзной, — страна обладала протяженной и трудно обороняемой границей, 700 км из нее приходилось на Карпаты, 500 км протянулись по Дунаю, а затем 200 км — по открытой местности в Добрудже. Напрашивалась мысль о том, что враг в самом узком месте (150 км) мог разрезать страну надвое и тогда весь запад Румынии оказался бы в огромном котле[175]. Кроме того, русский генералитет весьма скептически относился к военным возможностям плохо вооруженной румынской армии, а подготовка офицерского состава вообще не выдерживала никакой критики. Нейтральная же Румыния фактически прикрывала российскую границу от Карпат до Черного моря и позволяла избежать непосредственного соприкосновения с болгарской армией.
Но торг союзников по Антанте с Румынией не прекращался — Англия и Франция были буквально заворожены цифрой в полмиллиона штыков, которые обещала поставить Румыния в случае удовлетворения ее претензий. Как уже отмечалось, сначала румыны потребовали в качестве платы за свой нейтралитет Бессарабию, но Россия категорически отказалась от подобной сделки, и союзники предложили Бухаресту лишь населенную румынами территорию Венгрии от Тисы и до Прута. События на фронтах вынудили самого последовательного противника присоединения Румынии к Антанте российского министра иностранных дел Сазонова изменить позицию. Поражения русской армии в Карпатах в 1915 году и сдача Варшавы свели на нет размышления о преимуществах нейтралитета Бухареста. России требовалась немедленная и конкретная помощь. 21 июля 1915 года Сазонов дал согласие на привлечение Румынии.
Нелегкие переговоры между Антантой и Румынией были застопорены в связи с поражением русских войск в кампании 1915 года, но шансы Антанты вновь поднялись после Вердена и Брусиловского прорыва. Эффект от победы русских войск в Карпатах в 1916 году в Бухаресте был огромен. После Брусиловского прорыва румынская верхушка окончательно поверила в неизбежность победы Антанты над странами Четверного союза, теперь румыны сами выступили инициаторами переговоров с Антантой.
17 августа 1916 года в Бухаресте в глубокой тайне были подписаны политическая и военные конвенции, документально оформившие присоединение Румынии к Антанте. В конечном итоге румынам были обещаны Трансильвания, большая часть Буковины и Банат. Румыния, в свою очередь, обещала союзникам не вести сепаратных переговоров, но при этом заявила, что объявит войну одной Австро-Венгрии, в призрачной надежде, что войны с Германией и Болгарией удастся избежать.
Этим надеждам осуществиться было не дано. После того как 27 августа 1916 года румынский посланник в Вене вручил декларации об объявлении своей страной войны империи Габсбургов, последовали ответные декларации со стороны Германии, Болгарии и Турции.
Как и предсказывали российские военные стратеги, дипломатическая победа Антанты, связанная с вступлением Румынии в войну, оказалась пирровой. Румынская армия ничего не смогла противопоставить своим противникам, позорно бежав с поля боя. В результате, чтобы спасти страну от неминуемого разгрома, в Румынию были введены русские войска, после чего Восточный фронт растянулся более чем на 500 км. Силы русской армии, и без того испытывавшей нехватку вооружения, с тех пор стали чрезмерно распылены.
К 1917 году вне войны, таким образом, оставалось одно большое государство, крупнейшая к этому времени в экономическом отношении держава мира — Соединенные Штаты Америки. В начале прошлого столетия вопросы мировой политики, в том числе и разгадывание ребусов европейской дипломатии, не очень волновали Белый дом, предпочитавший руководствоваться принципами изоляционизма. Краеугольным камнем внешней политики США продолжала оставаться так называемая доктрина Монро, суть которой сводилась в двух словах к лозунгу «Америка для американцев». Это означало, что американское правительство полностью отказывается от участия в решении каких-либо проблем за пределами своего континента, но сохраняет за собой как на севере Америки, так и на юге вплоть до мыса Горн решающую роль. Одновременно вмешательство в дела американских стран со стороны европейских держав рассматривалось как недружественный акт. Эта политика отказа от какого-либо вмешательства в европейские дела встречала полную поддержку со стороны подавляющего большинства американского населения.
Однако после 1912 года и прихода к власти президента В. Вильсона европейские проблемы начали играть все более важную роль в американской внешней политике. Чем острее становилась ситуация в Европе, тем больше правящие круги США стали задумываться о том, как бы усилить роль Соединенных Штатов в мировой политике.
Когда же за океаном стало очевидным, что в Европе вспыхнул пожар невиданной войны, Вильсон поспешил выступить с декларацией о нейтралитете, в которой призвал Соединенные Штаты быть «нейтральными на словах и на деле… беспристрастными в мыслях, так же как и в поступках, избегать поведения, которое может быть истолковано как поддержка одной стороны в ее борьбе против другой»[176]. Однако на самом деле политика американского президента не была столь однозначной.
На первых порах мировая война не задевала жизненных интересов Соединенных Штатов — в то время страна находилась, по сути, на периферии мировой политики и не имела серьезного влияния на Европу. С одной стороны, это, а также доминирующие в США пацифистские настроения исключали прямое вовлечение страны в мировой конфликт на первом его этапе. С другой стороны, к началу прошлого столетия США были связаны тесными экономическими, политическими и культурными узами с великими европейскими державами.
