Максим вытащил из кармана пачку «Мальборо», закурил, выдохнул дым в сторону печки-буржуйки и встретился глазами с сидящим напротив человеком. Несколько секунд они внимательно разглядывали друг друга. Первым не выдержал Денисов. Он отвел взгляд в сторону окна, за которым тяжелыми хлопьями падал на землю мокрый снег, стряхнул нагоревший пепел в пепельницу и сказал:
– Два года назад, недалеко от Усть-Луги, неизвестный подонок открыл огонь из автомата по посту ГАИ… – Взгляд Максима был направлен сквозь стекло, на тускло отсвечивающие под фонарем, убегающие в темную даль стальные рельсы, поэтому он не мог видеть, как после произнесенных им слов напряглось лицо Ворона, как непроизвольно сложились в узкую прямую линию губы. – Он так и не попал в ментов, но застрелил двух человек, сидевших в машине, остановленной для проверки документов… Его «тачку» потом нашли брошенной в нескольких километрах от поста. На руле остались отпечатки пальцев. Но так как по милицейским делам этот подонок еще не проходил, вычислить и взять его не смогли. Выходит, он до сих пор спокойно разгуливает на свободе… Не так давно моя фирма в добровольно-принудительном порядке перешла под «ментовскую крышу»… И пользуясь возможностью, я решил попросить одного высокопоставленного начальника с большими погонами еще раз поднять дело об обстреле поста ГАИ и проверить – не проходили ли за прошедший год отпечатки того убийцы по другим делам, не задерживался ли он органами… – Максим отвел глаза от унылого пейзажа за окном будки и посмотрел на Ворона. Когда он снова заговорил, голос его зазвучал металлом. – Мне ответили, что никаких новых фактов по делу об убийстве моих родителей до сих пор нет. И все же в голосе этого начальника была плохо скрываемая ложь, я сразу ее почувствовал!.. Вот почему через своего друга я обратился к журналисту Родникову и попросил его устроить встречу с вами. Я хочу знать правду и хочу отомстить подонку, убившему мою мать и моего отца! Если вы сможете мне помочь узнать его имя, я буду вам страшно благодарен… Можете назвать любую цену…
Ворон помолчал, внимательно глядя на Денисова.
– Для начала мне нужно знать звание и фамилию того человека, которому ты платишь за «крышу» и к которому обращался с просьбой, – чуть помедлив, сказал Ворон. – Это не любопытство, а необходимость.
– Полковник Кирилленко, Виктор Викторович. Вам что-нибудь говорит эта фамилия? – произнес Денисов, внимательно наблюдая за непроницаемым лицом Ворона, на котором, как ему показалось, после этого сообщения слегка дрогнула щека.
– Да… Я знаю его. А когда ты говорил об этом с Кирилленко?
– Три дня назад. А сегодня я заметил, что за мной следят двое на синей «Тойоте»… К счастью, мне удалось поменять машину и оторваться от них еще в центре города.
– Назови мне номер своего мобильного телефона, – сказал Ворон. – Как только я что-нибудь узнаю, сразу сообщу о времени и месте следующей встречи.
– Значит, вы беретесь за это дело? – воодушевился Денисов. Он уже было сунул в карман руку, чтобы достать бумажник, но Ворон отрицательно покачал головой.
– Я попытаюсь. Как только у меня будет точная информация по повторной дактилоскопической экспертизе отпечатков, взятых из дела твоих родителей, тогда и поговорим о вознаграждении… А сейчас… не вижу причины, по которой тебе стоит здесь задерживаться. – Ворон поднялся, давая понять, что разговор закончен.
Через пять минут «Таврия», перебравшись через железнодорожный переезд, скрылась за поворотом, направляясь сквозь темноту в сторону города.
Сергей Северов, лицо которого теперь не смог бы узнать никто, с кем он был знаком «при жизни», не спеша достал из кармана сигарету, прикурил и, медленно затянувшись, отсутствующим взглядом долго смотрел в мутное, давно не мытое ничем, кроме дождя и снега, маленькое окошко домика путевого дежурного. За ним было холодно, темно и слякотно, и лишь виднелись где-то далеко редкие огоньки. Вот как судьба свела! Надо же! Выходит, у них с Денисовым одна и та же цель. Один и тот же человек убил и его близких, и родителей Денисова. И у одного и у другого душа жаждет мести… Денисов прав, нужно по новой изучить старое дело, причем начать с Усть-Луги. Как можно было забыть об этих отпечатках на руле!
Очнулся Ворон лишь тогда, когда добравшийся до фильтра сигареты горячий уголек обжег пальцы и упал на пол. Загасив его ногой, Сергей достал из кармана мобильный телефон и, набрав номер, стал ждать ответа, задумчиво разглядывая свой силуэт, отраженный в темном стекле…
– Все в порядке, – произнес Северов, услышав в трубке щелчок соединения. – Я буду через пять минут. Скажи Михалычу, что он может возвращаться…
– Вот это навряд ли, – с едва заметной усмешкой ответили с другого конца линии. – Ты же сам ему сказал, что будешь развлекаться с подружкой до самого утра. Вот он и расслабился слегка, одним махом выкушав без малого литр водочки. Везти его в домик? Или…
– Вези, вези, пусть лучше будет здесь. Хоть шлагбаум и автоматический, мало ли что. Дверь я оставлю открытой, ключ в замке с внутренней стороны. Встретимся… как обычно.
Глава 44
Заключив какой-нибудь очередной договор с командиром РУОПа, Пегас время от времени безо всякого сожаления «скармливал» ментам не только «мелкую рыбешку» – бритоголовых пацанов-пехотинцев, но и кое-кого из своих ближайших соратников – братанов-бригадиров. Ибо недостатка в кадрах его банда никогда не ощущала, и на освободившееся место сразу же находились желающие. С легкой руки Пегаса в насквозь прогнивших, но от того ставших еще безжалостнее жерновах правосудия перемалывались все, кто по каким-либо основаниям причинял «папе» беспокойство или просто не оправдывал возложенные на него надежды. В результате такого отбора братва, находящаяся под Пегасом, становилась сплоченней, послушней, крепче и профессиональней.
Полковник же Кирилленко, которого Пегас звал Диким, имел достаточно «материала» для полноценного отчета перед вышестоящим начальством, из которого было видно, что питерский РУОП, и особенно его командир, не зря едят свою пайку казенного хлеба. Словом, до последнего момента между милицией и бандитской шайкой Пегаса был негласный паритет, устраивающий обе стороны. При этом авторитет как одного, так и другого лидера только возрастал.
Решение Кирилленко начать самостоятельный отстрел бригады Бармаша довел вспыльчивого Пегаса буквально до белого каления, так же как и надменный тон высокопоставленного мента, желающего наглядно показать, кто в городе хозяин. Согласившись с доводами полковника на словах, на деле Пегас затаил на него страшную злобу.
Бармаш был одним из немногих, кого «папа» не без оснований считал человеком, преданным ему душой и телом. Пегас приметил его еще два года назад, на одной из кровавых разборок с «казанцами», где требовалось личное присутствие «папы». Бармаш – тогда еще ничем не отличившийся рядовой отморозок – спас Пегасу жизнь, метким выстрелом уложив уже нажимающего на автоматный курок пацана, затаившегося за темными стеклами одной из «тачек» «казанцев». Тогда, устроив настоящее побоище, они взяли верх над зарвавшимися казанскими беспредельщиками, потеряв убитыми всего двоих. Пегас не оставил без благодарности поступок Бармаша, повысив его в звании до бригадира. С тех пор Бармаш верой и правдой служил Пегасу. И Пегас еще неоднократно имел возможность убедиться в его фанатичной преданности. Некоторое время назад он с пацанами отловил барыгу, промышлявшего на перепродаже краденого антиквариата. Тот вздумал «кинуть» братву, впарив побрякушку за весьма солидные деньги, превышающие реальную стоимость в десятки раз. Бармаш со своими «быками» отловил почуявшего неладное барыгу уже на перроне Московского вокзала, отвез в подвал, вправил придурку мозги и, размазав его по стенке, добыл бумажку с шифром ячейки в камере хранения. В ячейке лежал кейс с полумиллионом баксов! Спрашивается: кто им мешал поделить «бабки» на троих?! Но Бармаш, даже видя явное недовольство пацанов, настоял на отчете о «проделанной работе» перед ним, «папой». В результате Пегас поимел ни с фига сумму в триста тысяч баксов. А сам Бармаш втрое меньшую, чем мог бы, утаи он этот факт… Такими преданными людьми не разбрасываются! Однако обстоятельства складывались не в пользу Пегаса, и, будучи человеком опытным, он это очень хорошо понимал. И все же сдавать Бармаша ему не хотелось.
У каждого даже самого отпетого подонка время от времени, в определенных жизненных ситуациях, просыпается то, что обычно люди называют совестью. Пегас не был исключением. Спустя сутки после разговора с полковником, в результате долгих колебаний, он решил, вопреки навязанной ему договоренности, дать Бармашу шанс на спасение. Желая отблагодарить своего бригадира за преданность, в сочувственном порыве он позвонил ему на сотовый, совершенно не подумав, что телефон Бармаша уже давно поставлен ментами на прослушку.
