и киснуть.
– Саш, ты все еще в реанимации находишься! – возмущалась родительница.
– Дорогая Екатерина Юрьевна, я вам торжественно обещаю во всем слушаться докторов, честно-честно, – состроил через боль умоляющие глаза, – но мне очень нужен мой телефон.
– Ты последнее время словно задался своей целью сделать мать совершенно седой.
– Мама, это невозможно, твои стилисты не допустят подобной катастрофы.
Родительница засмеялась. Потом ласково, легонько, чтобы не причинить боли, приобняла меня и поцеловала в голову.
– Саш, ты самый лучший сын….
– Екатерина Юрьевна, вы ведь еще секунду назад утверждали, что ваш неблагодарный сын задался своей целью обеспечить вас благородной сединой… А еще он редко звонит и не посвящает в свою жизнь, – напомнил я обычное материнские претензии.
– Да, Саш, ты совершенно невозможный тип. Но еще мой сын, заботливый, сильный, умный, благородный, добрый, щедрый, ответственный, смелый.
– И красавчик к тому же, – поддакнул я.
Впрочем, насчет «умный» Екатерина Юрьевна явно мне польстила, как и по поводу многих других качеств. Умного мужика не обвела бы вокруг пальца малолетняя шлюха-наркоманка. Доверчивый дундук, вот кто я такой.
– Жаль, что это видишь только ты, мама.
– Уверена, в скором времени найдется та, которая оценит эти качества.
Мама опять ласково поцеловала меня в голову.
– Сашунь, там Мила к тебе рвется, да и не только она, еще приходила виновница твоей аварии.
Таня?! Танюшка была здесь… значит, все-таки переживает за меня, даже несмотря на то, что в ее прекрасных глазах мне никогда не стать достойным мужиком. Или просто дань вежливости?!
– Плакала, благодарила тебя, сказала, что ты спас ей жизнь. Я все думала, как мог такой опытный водитель, бывший гонщик, ведь ты с десяти лет за рулем, так необъяснимо вылететь из трассы и врезаться в столб, а ты, оказывается, человека спасал. Сынок, ты просто герой! И знаешь, девушка такая приятная, Машей зовут, хотя она, конечно, курица, слов нет… до пешеходного перехода ей, видите ли, было лень пройтись.
«Машей»?! Губы невольно разочарованно скривились, по телу прокатилась волна уныния… Дундук, глупый воображала, дундук.
Не было никакой Тани Лазаревой, она просто тебе везде мерещится. Конечно, только идиот мог размышлять о ее вновь вспыхнувших чувствах, тем более после увиденной на ступеньках офиса Елены Сергеевны идиллической картинки взаимного счастья. Таня Лазарева во всем папина дочка, остается верной себе, не умеет прощать ни свои, ни чужие ошибки. Каменное застывшее изваяние, непоколебимая в своем мнении чёртова Джейн Эйр. Как я вообще мог любить такую холодную женщину?!
– Ей пришлось выслушать от меня нотации, – продолжала говорить мама, – как представлю, что столб мог по другой траектории упасть, так оторопь берет... – мама опять всхлипнула. – Да и так тебе по полной досталось, еще неизвестно, сколько времени уйдет на восстановление. Курица, слов нет. Но девушка приятная… Грозилась ущерб выплатить и моральный, и материальный.
– Мама, если быть объективным, тут не только она виновата, во-первых, я ехал с большим превышением скорости и не пристегнутым, а во-вторых…
Заткнулся, потому что я хороший сын и не хочу лишний раз беспокоить свою самую родную женщину, однако машина вела себе более чем странно.
– А во-вторых, мама… мне очень нужен мой телефон, надо сделать парочку звонков. Еще, мамуль, позови все-таки медсестру, пусть она сделает этот чертов обезболивающий укольчик…
Совершенно расстроенная вышла из больницы… Екатерина Юрьевна с Милой были целиком поглощены разговором с виновницей аварии, я здесь совершенно лишняя, никому не нужная, более того, нежеланная… Только вот каждый шаг, отделяющий меня от Алекса, давался с трудом и вызывал физическую боль в мыщцах. Не могу, не хочу… мне нужно на него посмотреть, убедиться, что с Сашкой все хорошо, на секундочку вдохнуть его запах, почувствовать кожей, губами теплоту его тела. Все это время я жила с оглядкой на своего неправильного принца, да и не жила в общем-то, так, корчилась, играла перед ним роль то заботливой сестры, то мстительной обманутой женщины, то счастливой невесты другого человека… Сама мучилась, Сашку мучила, Мишку за нос водила, сплошное душевное садо-мазо, от которого я, наверное, немного торчала, раз зачем-то приехала на свадьбу Шувалова с моей сестрой, да и вообще вернулась в родной город. «Мыши плакали, кололись, но продолжали есть кактус», – это про меня. Тихие слезы бежали из глаз все время… пока я ехала домой в маршрутке. «Таня, ну что ты нюни распустила, – раздраженно шипела феминистка, – нельзя плакать на людях. Давай домой приедем, тогда реви, сколько твоей душе угодно». Сердобольная попутчица даже стала спрашивать, что у меня случилось, кто обидел такую красавицу? Случилось то, что я совершенно запуталась, и рада бы выпутаться, да не знаю как. Я все время пыталась поступать правильно, согласно моим представлениям о том, что хорошо и плохо, а в итого получилась непонятная карикатура на хорошо, потому что никому, блин, не хорошо. Никому!..
Мамы и папы дома не оказалось, только три часа дня, они еще не вернулись с работы, это я, не в силах усидеть в офисе, отпросилась у Елены Сергеевны, чтобы попытаться узнать хоть какую-то информацию о здоровье Шувалова. Сегодня мне совершенно не до цифр. Закрыла дверь и тихонько сползла по коридорной стенке на пол, ноги почему-то не держали. Вспомнилось, как я ревела тут, узнав, что мой принц, оказывается, любит не только меня одну, но еще и периодически мою родную сестру. Сейчас я тоже плакала… Дома можно, феминистка разрешила рыдать. Кажется, сегодня мне даже тяжелее, чем в тот памятный день. Ведь тогда, несмотря на острую душевную боль, я точно знала, что следует делать, была полна решимости оборвать все нити, наказать, забыть. А сейчас?! Какого черта мне делать сейчас?!
Зазвонил телефон… Мишка.
– Алло, – тихонько, словно испуганная мышь, прошептала я в трубку.
– Танюш, приветик! – звенел в трубке радостный голос бравого военного. – Все, мы забронировали номера, заселяемся в субботу в двенадцать часов. Решили сначала быстренько приготовить сосиски на гриле и, пока солнце не село, покататься на лыжах, а потом уже вечером будем жарить шашлыки, варить шурпу, ну и конечно, немного пьянствовать. Поскольку я единственный не женатый в компании, мне поручили купить выпивку. Кстати, Танюш, что ты предпочитаешь из алкоголя?
Какая выпивка? Боже, как же я все запустила?! В груди безбожно давит и жжет. Сделала судорожный вздох.
– Миш, п-прости, пожалуйста, но я не смогу с
