его непросто. Но войдя в гостиную коменданта крепости, молодой человек поначалу решил, что спятил.
Карл Греве, старый друг по Морскому училищу, лихой марсофлот, отставной офицер, лишившийся руки в бою с британским фрегатом; владелец пароходной компании и обладатель прелестной супруги – здесь, среди гостей дона Гальвеса? Среди всех этих чилийских офицеров, смуглых черноволосых дам и напыщенных местных аристократов, которые все как один с испанскими корнями? Морок? Видение? Вроде и не пил почти…
– Ну, здравствуй, майн либер фройнд![23] – Барон уже двигался ему навстречу, раскинув руки для дружеских объятий. Окружающие торопливо давали ему дорогу. – Что, совсем дар речи потерял? Да не смотри ты на меня, как монах на Вельзевула! Право же, того гляди и крестное знамение сотворишь… Я это, я, и дымом истаивать не собираюсь!
– Кх-х-х… – Сережа откашлялся и поспешно отдернул руку, взлетевшую было к правому плечу. – Барон? Гревочка? Какими, черт подери, судьбами?..
– Как можно-с?.. – укоризненно ответствовал барон. – Поминать нечистого за… – он бросил взгляд на высокие, в виде готической башенки, часы, – …за четверть часа до светлого праздника Рождества? А впрочем, я забыл: вам, православным, Рождество только предстоит праздновать…
Сам барон был лютеранином, как и большинство уроженцев Эстляндии.
– …но не забывай, что и гости, и хозяева этого богоспасаемого дома – все как один добрые католики и к подобным вещам относятся трепетно. Впрочем, – тут барон ухмыльнулся, – если тебе так уж приспичило, чертыхайся. Все одно по-русски они ни пса не разумеют.
Барон самозабвенно балагурил, а Сережа переводил взгляд с него на его супругу и никак не мог поверить в реальность происходящего. Барон, невыносимо элегантный, в черной фрачной паре и кипенно-белой сорочке; рядом с ним дама лет тридцати, стройная, ослепительно красивая, в бальном платье цвета морской волны. На обнаженных плечах – ожерелье драгоценного черного жемчуга, в волосах, уложенных какой-то замысловатой конструкцией, сияют капельки бриллиантов. Она как магнитом притягивала взгляды гостей – восхищенные мужские и завистливо-неприязненные женские.
Греве наконец опомнился.
– Прости, Серж, я совсем забыл о правилах приличия. Позволь представить мою жену, баронессу Камиллу Греве.
– Премного наслышан, мадам… – Сережа церемонно раскланялся. – В особенности о романтических обстоятельствах вашего знакомства.
– Да уж, были дела… – хохотнул Греве. – Дорогая, это мой старинный друг и однокашник старший лейтенант Сергей Ильич Казанков, прошу любить и жаловать! Ты ведь старлей, я ничего не напутал?
Дама послала Сереже ослепительную улыбку и присела в реверансе.
– Уже нет. Я вышел в отставку, сейчас служу в перуанском флоте в чине капитан-де-фрагата. Это капитан второго ранга, если по-нашему.
Знакомая тема помогла справиться с потрясением.
– Так ты объяснишь, наконец, откуда?..
– Я вам не помешал, сеньоры?
Сережа поспешно обернулся. Дон Гальвес собственной персоной. Комендант поклонился Камилле и ее супругу.
– Вижу, дорогой барон, вы уже успели познакомиться с моим гостем?
– С пленником, сеньор комендант, с пленником, – отозвался Сережа. – Давайте называть вещи своими именами.
Комендант укоризненно покачал головой.
– Ну-ну, сеньор Серхио, к чему такая горечь? Хотя бы в эту святую ночь не будем вспоминать печальные обстоятельства, сделавшие возможным наше знакомство. Война рано или поздно закончится, и мы оба, я уверен, сохраним в памяти только самое лучшее!
– В самом деле, не стоит о грустном! – поддержала коменданта Камилла, и Сережа отметил, что она недурно владеет испанским. – Сеньор комендант, пусть эти двое побеседуют, а вы пока представьте меня своей племяннице. Это ведь она у рояля перебирает ноты?..
И, подхватив хозяина дома под руку, увлекла его в сторону от Греве и Казанкова. Сережа проводил ее удивленным взглядом.
– Слушай, ты нарочно попросил супругу познакомиться с Ачи… с комендантской племянницей? Но откуда ты узнал, что она мне предложила?
– Узнал? – Барон недоуменно нахмурился. – Да я о ней сейчас только и услышал. А что она тебе предложила, если не секрет?
– От тебя какие секреты? – Сереже вдруг стало легко и просто, словно все его проблемы разом отступили на третий план. – Но уговор: в обмен на твои ответы. Баронесса права, нам действительно есть о чем поговорить…
– …смотри, брат, не потеряй голову, а то как бы не вышло из тебя второго командора Резанова с его прекрасной Кончитой!
Барона откровенно позабавила история влюбленной племянницы коменданта. Сережа нахмурился: ему вдруг стало обидно за девушку.
– Ерунду говоришь, Гревочка! Во-первых, никакая не Кончита, а Ачива. Во-вторых, она, если ты помнишь, собралась сбежать не просто так, а к жениху! А ты развел жеребячество, словно гардемарин! Стыдно, право же…
– Ну-ну… – Греве поднял ладони в примирительном жесте. – Я же пошутил, не всерьез. А ежели всерьез, то поступим так: соглашайся на ее условия, но только чтобы она устроила побег как можно быстрее, лучше всего завтра, пока половина города празднует. Пусть только выведет тебя из крепости, а там мы с Остелецким вас встретим и проводим на «Луизу-Марию».
– Так Веня, значит, тоже здесь? – удивился Казанков.
– Я разве не сказал? Здесь, майн либер фройнд, здесь, и не один, а с такими лихими архаровцами, что могут вынуть тебя из крепости и без помощи сеньориты Кончи… то есть Ачивы. Хотя с ней, конечно, сподручнее.
– Погоди… – Сережа пресек излияния барона. – Ты подумал, куда мы ее потом денем? Она, к твоему сведению, уже все спланировала: раздобыть лодку и вдоль побережья в Перу…
– Доберемся до «Луизы-Марии» и сдадим баронессе, она о ней позаботится.
Сережа поискал глазами супругу барона. Камилла беседовала с девушкой – листала ноты, кивала, отвечала по-испански. Потом открыла крышку рояля, села и пробежала пальцами по клавишам.
– Вот видишь! Воркуют, словно давние подруги. Да не переживай ты так, все обойдется…
Раздался хрустальный звон – дон Гальвес, желая привлечь внимание гостей, постучал вилкой по краю бокала. Камилла перестала играть, и тут же все заглушили сначала скрипы и шипение, а потом густой бронзовый гул. Звуки исходили от высоких часов в виде готической башенки с крестом на шпиле и резными фигурками католических святых по фронтону.
– Дзан-н-нг!.. Дзан-н-нг!..
– Кстати, о молодцах… – шепнул Сережа. – Сообщу Ачиве, что согласен на побег, только если она поможет вытащить моих людей.
– Дзан-н-нг!.. Дзан-н-нг!..
– А их много?
– Трое. Старшина Дырьев, еще минер, тоже наш, русский, и перуанец Хуанито. Они были со мной на миноноске. Остальные погибли.
– Дзан-н-нг!.. Дзан-н-нг!.. Дзан-н-нг!..
– С Рождеством, сеньоры!
Звон бокалов, шипучие пузырьки вскипают в хрустале, отсветы свечей играют в бледно-янтарном нектаре. За окном слитно рявкают крепостные орудия, отчего разом дребезжат стекла по всей крепости.
– Делай, как считаешь нужным, – прошипел Греве. – В миле от крепости, у поворота дороги, есть кривое дерево. Начиная с десяти пополуночи
