— А чем вам Родриго стал поперек дороги?— не унимался Мондейл, вспомнив симпатичного испанца, и чувствуя, что в нем закипает злость, заглушая чувство самосохранения, которому он отдался вначале.
— Родриго? Кто это?— спросил Макс, посмотрев в упор на Крока.
— Испанец, мистер Макс, тот, которого мы наняли на сегодня. Он имел беседу с Мондейлом, хотя не должен был этого делать.
Родриго чуть не спутал нам все карты, а Мондейл, соответственно, чуть не улизнул в Мадрид.
— Забудьте такие мелочи, Мондейл: был Родриго и не стало Родриго. В масштабе всего человечества это даже не пылинка, а вообще нечто неуловимое. О таких не сожалеют. У нас с вами серьезный разговор о позиции сильных людей, на карту будет поставлено много, и в том числе ваша жизнь. А вы о каком-то нищем испанце... Вы хотите жить, Мондейл?
— Без сомнения, но мне не безразлично, какой ценой я заплачу за эту возможность.
— Правильно. Цену всегда нужно оговаривать заранее,— усмехнулся Макс.— Цена для каждого будет установлена соответствующая, в зависимости от целей. Нам нужно одно, вам — другое. Вы получите жизнь, деньги и возможность жить, как вам заблагорассудится. Но с вашими прежними делами покончено раз и навсегда. Вот они — ваши дела,— и Макс похлопал рукой по нескольким переплетенным в кожу томам,— это все полицейские протоколы, иными словами — ваше досье. Здесь и фотографии, и показания потерпевших, которым вы продавали несуществующие земли и дома, фотографии пустых сейфов. Но нам до этого дела нет. Этим пусть занимаются полицейские, у них обязанность такая, нас же ваша прежняя жизнь не смущает, даже наоборот — служит в определенной степени гарантией вашего благоразумного поведения в будущем.
— Что я должен сделать?
— Сейчас вы увидите. Крок, включите аппарат!
Крок потушил верхний свет, нажал потайную кнопку и на противоположной стене раскрылся небольшой экран, потом раздался мерный стрекот киноустановки. Мондейл с любопытством ждал. На экране мелькали кадры какого-то делового совещания, потом все привстали, приветствуя высокого, хорошо одетого человека, с седоватыми волосами и волевым загорелым лицом, видимо, их босса. Мондейл вгляделся в этого человека и, вдруг, выдержка, которой он так гордился, изменила ему, и он приподнялся с кресла: человек на экране был точной копией самого Мондейла. В полутемной комнате прозвучало бульканье — это смеялся Макс...
4. МАКС
— Вы удивлены или даже поражены?— произнес Макс.— Признаться, я и сам удивился вашему сходству с тем достойным джентельменом. Но мы искали двойника и нашли его! Конечно, кое-где вас придется подправить, форма ушей не совсем идентична, чуть-чуть нос, ну а мимику вам придется уж самому отрабатывать.
— Вы говорите со мной так, будто я дал согласие, тем более, что я вообще еще не в курсе дела.
— Ну, в курсе всего этого дела вам сегодня быть не обязательно, а в общих чертах я его изложу немедленно.
Человек, которого вы увидели на экране — Грэг Роуз, нефтяной магнат из Далласа, помимо этого, он прибрал к рукам сталелитейные компании и в последние годы перекупил крупные заказы Пентагона на производство оружия. У этого Роуза не менее пятидесяти миллиардов. Нам нужен был человек, являющийся как бы копией Роуза. И поверьте, мы искали его не один год, пока месяца два назад не наткнулись на вас. Правда, мы искали двойника не одному Роузу, но вы наиболее подходящая кандидатура. На эту роль требуется не только физическое сходство, но и недюжинные актерские способности, выдержка, умение ориентироваться в любой обстановке, хладнокровие, умение блефовать, только не с нами, конечно. Всего этого у вас в избытке.
— Значит, вам, мистер Макс, нужны денежки Роуза? Я правильно понял?
— Не совсем, Мондейл, не совсем так. Деньги нужны и нам, и вам, и всем остальным. Но вам они нужны, чтоб удовлетворять свои прихоти и слабости, вкусно есть и сладко спать. Других запросов у вас... Ну, ну, не обижайтесь, я знаю, что вы человек образованный и охотно прибавлю к вашим запросам театры, книги, любовь к утонченному. Нам же деньги нужны для идеи.
— Нельзя ли яснее?
— Можно,— согласился Макс, закуривая тонкую душистую сигару и предлагая такую же Мондейлу.— Мы — это люди, которые пришли к выводу, что мир надо оздоровить. Наша планета превратилась в грязный ночлежный дом, где скопилось много лишних, случайных людей. Люди — это применительно к ночлежному дому, если же перенести эту образность на планету, то лишними окажутся целые народы, которые неполноценны по своему происхождению и историческому развитию. Наряду с этим есть народы и громадные территориальные регионы, зараженные преступными идеями уничтожения частной собственности и предпринимательства. Я имею ввиду в основном славян.
— Ну, это не ново. Гитлер был такого же мнения. Значит, вы — фашисты?
— Не совсем так. Идеи Гитлера, в основном, приемлемы для нас, но знаете, время диктует новые требования. Мы должны исключить ошибки Гитлера в претворении его идей.
— Ошибки?— возразил Мондейл, затягиваясь сигарой,— по мнению нацистов у него не было ошибок, они боготворили своего идола, а в это время миллионы людей вылетали в трубы газовых печей. Разве это не так?
— Это тоже ошибка фюрера. Не надо было этого делать так явно. Но самая главная ошибка — его нетерпение. Надо уметь выжидать, лавировать, отступать, если хотите. Он почти добился цели и потерял все, даже более того, пол-Европы после его поражения стало коммунистической. Этого мы не сможем простить ему никогда!
Макс сгорбился и на какое-то мгновение предался своим мыслям или воспоминаниям, потом, прийдя в себя, продолжал:
— У нас есть выдержка. Мы будем внедряться в государственный аппарат, в частные компании, в профсоюзы, банки тихо, незаметно, пока не приберем к рукам финансы и власть. Тогда мы перейдем к делу и опять же-таки не сразу. Людей нельзя отпугивать от себя грандиозными проектами, они не должны видеть сразу все здание будущего, а только отдельные его части. Их надо приучать к новым формам жизни. Вы, надеюсь, не коммунист? Меня удивило ваше замечание на счет газовых печей.
— Коммунист? С моей биографией? Нет. Но об этих печах знают все, и я почти не встречал людей, которых бы это не возмущало.
— От непонимания, Мондейл. Горели неполноценные и те кого нельзя было перевоспитать. Но хватит об этом. Вернемся к делу. В будущем я вам обещаю — так не будет. Все случится гораздо изящнее, если так можно выразиться,— и Макс усмехнулся. Мондейлу от этой усмешки стало не по себе. Захотелось скорее вырваться отсюда, но подавив в себе это желание, он выразил готовность услышать о деле. Мондейлу хотелось жить, жить! Неужели он вырвался из тюрьмы для того, чтобы умереть от рук неофашистов? И кoгда ? В последней четверти двадцатого века! Мондейл был всегда далек от политики и сейчас только догадывался о том, что ему предложат; он уже в душе согласился, предполагая в дальнейшем найти способ скрыться от этой страшной по своему существу группы, задумавшей совершить то, что не удалось фюреру.
— Мондейл, очнитесь от ваших грез, убежать вам не удастся ни теперь, ни в дальнейшем. Забудьте об этом. От вас необходимо одно: внедриться к Роузу в качестве секретаря (устроить вас туда в наших силах) и за год или два освоить все его привычки, полный круг его знакомств, интонации голоса, почерк, я особенно подчеркиваю — почерк. Конечно, в качестве секретаря у вас будет иная внешность, об этом мы позаботимся — парик, очки и прочие атрибуты. У вас будет надежная связь с нами. Ежедневно, ежечасно вы должны вживаться внутренне в Роуза, знать шифры его сейфов, код, по которому он связывается со своими филиалами в других странах, присутствовать на всех совещаниях — секретарю положено. Когда вам удастся это, Роуз исчезнет, а вы займете его место и таким образом мы овладеем его концерном. Это станет стартовой площадкой для нашего возрождения. Вы согласны?
— А где его теперешний секретарь?— неожиданно для себя самого спросил Мондейл.
— Он через три-четыре дня уедет отдыхать на Канарские острова, а там сейчас неспокойный океан, тем более — он любитель плавать. Да и акулы...
