— А если серьезно, то не твое дело.
— О, как давно не звучала эта фраза! — Рита улыбнулась, перебирая рисунки на столе. — А я-то уж начала тревожиться.
— Ну, крохотную мечту могу тебе сказать, — он откинулся на спинку дивана и зевнул, воровато прикрыв рот ладонью. — В виде аванса. Ты женщина, поэтому она тебе понравится. Я никогда не видел, как цветет айва. Хотелось бы посмотреть, говорят — красиво.
Она удивленно повернулась.
— Но почему именно айва?
— Не знаю. Хочется — и все. Здесь она не растет — слишком холодно. Занятно — мне неоднократно доводилось бывать в городах, где айва растет чуть ли не на каждой улице, но я никогда не попадал в пору цветения. А ехать специально некогда было… да и глупо.
— А я видела, — медленно произнесла Рита, держа ворох рисунков, и отвернулась, зашелестев листами. — И это вправду красиво. Но желание, все же странное, хоть и…
Она резко замолчала, словно ей зажали рот, и Роману, пристально наблюдавшему за ней, показалось, что Рита как-то сгорбилась и словно стала меньше, подломившись в коленях. Послышался мягкий шлепок — это упали на столешницу рисунки. Рита медленно и как-то механически повернулась, свесив руки вдоль бедер и бессмысленно глядя куда-то в угол. Ее глаза были настолько пустыми, что Роману показалось — к нему обернулся зомби. Лицо было мертвенно белым, и по нему стремительно растекался холодный ужас.
— Ты что?! — он вскочил, и порез на боку возмущенно отреагировал на столь резкое движение вспышкой боли, вызвав у него невольную гримасу. Ужас мгновенно исчез с ее лица, и за ним сомкнулось дрожащее отчуждение, словно ветви густых кустов за испуганным зверьком, всполошено кинувшимся прочь в чащу.
— Н-ничего, — хрипловато произнесла Рита и быстро пошла через комнату к дверному проему. — Все в порядке. Мне нужно идти. Мне… — она остановилась, глядя на него. — Уже поздно, я и так засиделась, а тебе нужно… Кстати у тебя завтра выходной… нет, не только завтра… вообще приходи, когда тебе станет лучше. Я поговорю… я улажу… только проведи эти дни дома — ладно? Не ходи… оставайся дома.
— Что случилось? — Роман пристально смотрел на нее, и она съежилась, водя глазами по сторонам, стараясь избежать его взгляда. — Что ты увидела, Рита?
— Ничего, — удивленно ответила Рита, нервно потирая ладони. — Мне действительно пора домой. Мы мило поболтали, но, думаю, на этом стоит закончить. Не провожай меня.
Роман медленно опустился на диван, глядя, как Рита идет в прихожую. Но, переступив порог, она вдруг развернулась, стремительно подбежала к дивану и плюхнулась на него. Вздернула голову и, глядя Савицкому в переносицу, четко и как-то торжественно произнесла:
— Ты мне не нравишься! Мне не нравится твоя внешность, мне не нравится твой голос, мне не нравится твой характер — мне абсолютно все в тебе беспредельно не нравится!
— Ну, ничего нового ты мне не сказала, — отозвался он ровно, заметив, как подпрыгивают на диванной обивке ее тонкие пальцы. Рита устало опустила голову, отчего золотистые пряди ссыпались ей на лицо, потом резко тряхнула ею и прямо-таки вцепилась взглядом в его взгляд — отчаянно, как утопающий цепляется за протянутую руку.
— И я тебе тоже дико не нравлюсь! Верно?
— Верно.
— Слава богу, — прошептала Рита облегченно, и, прежде чем Роман успел сообразить, что к чему, подалась к нему и прижалась губами к его губам. Он ответил на поцелуй с машинальным удивлением, но почти сразу же ощутил ее ладони на затылке, на спине и притянул девушку к себе, и в этом уже не было ничего машинального. Роман чувствовал, что девушку прямо-таки колотит, но Рита не прерывала поцелуя, ее губы становились все более жадными, она тонко постанывала, ее пальцы скользили среди его волос, соскальзывали на щеки, на затылок, и во всем этом не чувствовалось ни малейшего неприятия.
А потом вдруг все кончилось, и Рита отпрянула, опуская руки и задыхающеся бормоча:
— Нет… нельзя… будет еще хуже, еще хуже…
— Хуже быть не может, может быть только лучше, — Роман потянул ее обратно, и она подчинилась, безвольная, как кукла, запрокинув лицо и глядя на него отрешенными глазами, и хотя ее губы снова на мгновение скользнули по его губам, он уже понял, что продолжения не будет. Все ушло так же стремительно, как и появилось — рядом теперь было лишь испуганное существо, хотевшее только одного — сбежать. Он отпустил ее, и Рита тотчас вскочила, всполошено одергивая свитер и краснея, как школьница.
— Я… извини, я просто… это… а-а, короче! — она как-то злобно махнула рукой и пулей вылетела в прихожую. Роман, шумно выдохнув, откинулся на спинку дивана, крепко стукнувшись затылком о стену, выругался про себя словами, которые предназначаются только женщинам и только в таких ситуациях, потом встал и, проведя ладонью по взъерошенным волосам, неспешно вышел в прихожую, где Рита отчаянно крутила ручку замка. Роман протянул руку, и Рита, отшатнувшись, прижалась к двери спиной, глядя на него так, будто он собирался запереть ее здесь и использовать для удовлетворения самых мрачных и извращенных сексуальных фантазий. Не выдержав, он усмехнулся и отпер замок, потом дернул дверь, приоткрывая. Лицо Риты стало отчаянно виноватым, но она почти сразу же выпрямилась и придала себе царственно-надменный вид, явно решив превратить бегство в благородное и своевременное отступление.
— Ну… выздоравливай, — обронила она. — До свидания.
— Ага, — ответил Роман беззаботно, что далось ему непросто. — Веди машину осторожней, а то разобьешься или собьешь кого-нибудь, что, конечно, хуже гораздо.
В ее глазах полыхнуло, и она, отвернувшись, шагнула на площадку. И, когда он уже потянул назад дверь, вдруг произнесла знакомо взрослым голосом, не оборачиваясь:
— Знаешь, твой Хазнет Фируан, конечно, великолепен, но за этим фасадом, которым ты так восхищаешься, — всего лишь голая неинтересная пещера. Там ничего нет. Мой тебе совет — если ты попадешь к нему, не заходи внутрь. На это лучше смотреть только снаружи. Мне казалось, что я нашла свой Хазнет Фируан, но когда я зашла внутрь, я не увидела там ничего хорошего.
Рита перекинула через плечо ремешок сумочки и припустила вниз по ступенькам. Несколько секунд Роман слушал, как стучат подошвы ее кроссовок, потом захлопнул дверь, вернулся в комнату, налил себе полную рюмку коньяку и залпом выпил. Подошел к столу и задумчиво обозрел его.
— Что же ты увидела? — пробормотал он и провел пальцами по груде рисунков — наброски зданий, законченные и только начатые. Ничто в этом не могло напугать. Роман разворошил их, разбросав по всему столу, и невольно вздрогнул, когда из-за листа с недорисованным полукруглым зданием выглянули вдруг знакомые глаза, в которых были хитринка и осознанная взрослость, — глаза, оживленные на бумаге его собственной рукой вчера ночью. Савицкий вытянул рисунок целиком и застыл, пристально глядя на улыбающееся и удивительно жестокое в своей беззаботности лицо Дениса Лозинского.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
