— Нет! Если выиграем войну, может, остановимся на обратном пути… Да?
Появившийся чин доложил, что у капитана такого-то разошлась обшивка и он просит разрешения вернуться на базу.
— О господи! — простонал Барнвельт. — Уже четвертая или пятая часть откололась! Вначале у нас действительно был небольшой перевес, но нас совершенно подкосил Ростамб, и при таком раскладе нам вскоре придется иметь дело с превосходящими силами противника!
— В Дамованге мы все проверяли, — напомнил Тангалоа.
— Конечно! Я сильно подозреваю обыкновенный саботаж со стороны кое-какой публики, которой совсем не улыбается лезть в драку. Пойду сам посмотрю на эту обшивку.
Барнвельт произвел осмотр, велел капитану заткнуть течь парусиной и вернулся на «Джунсар», Как только они вышли на просторы моря Ваандао, он направил пару порожних грузовых лайб в Малайер с заданием загрузиться продовольствием и водой, а потом присоединиться к основному флоту у Сунгара. После этого он вновь занял прежнюю позицию, упершись локтями в поручень и угрюмо разглядывая море.
— Ты чего такой мрачный? — поинтересовался Тангалоа. — В прошлый раз ты и то смотрелся веселей, а ведь риску было куда больше.
— Никакой я не мрачный. И риск тут вообще ни при чем.
— А что тогда?
— Все чудесно, все прекрасно.
— Я знаю: ты влюбился!
— Угу, — неохотно согласился Барнвельт.
— Чего тогда тосковать? Лично я всегда это, наоборот, находил забавным.
— Я сказал ей «прощай навсегда».
— С какой это стати?
— Она вбила себе в голову, что из меня выйдет хороший консорт. А… Барнвельт выразительно чиркнул ребром ладони по горлу.
— Да, такой момент я как-то упустил из виду. Это следовало бы как-то устроить.
— Это уже устроено! Но этого-то мне совсем не надо!
— Нет-нет, погоди. Я хочу сказать, что если ты с толком возьмешься за дело, то свергнешь к бесу весь матриархат и навсегда покончишь с этим обычаем. Такая форма государственного устройства, как у них в Квирибе, не должна отличаться стабильностью.
— Ты имеешь в виду, потому что мужчины сильнее женщин, как у нас?
— Не совсем, хотя и это не стоит сбрасывать со счетов. Кхе-гм. Я имел в виду, что рассматриваемое общество с женской доминацией не развилось естественным путем. Изменения в культурной модели произошли скачкообразно, в результате ряда неких исторических инцидентов. Базовые же представления людей остались теми же, что и в окружающих кришнянских государствах, где такая модель предусматривает приблизительное равенство полов.
— Ясно. Хоть неприметной в лютне трещинка была, на нет она всю музыку свела.[22]
— Вот именно. Вот в той же Ньямадзю, насколько я понимаю…
— А разве не могли эти, как их — базовые культурные модели перемениться с тех пор, как королева Деджаная ввела матриархат?
— Нет. На это потребовались бы столетия. Понимаешь, большинство людей получает основные культурные представления еще до достижения школьного возраста и, как правило, потом их не меняет. Именно поэтому на Земле еще кое-где прослеживаются остатки расовых предубеждений и дискриминации, несмотря на все законодательные меры и пропаганду последних веков. И, скорее всего, подобный подход к рассмотрению динамики культурных моделей можно в равной мере проецировать и на Кришну. Так что если ты испытываешь желание разрушить означенную модель базилофагной гинеократии, пока та не успела окрепнуть…
— Модель чего? — опешил Барнвельт.
— Пардон, старина, я и забыл, что тут не собрание антропологической ассоциации. Так вот, подобная модель монархопожирательного бабского правления, как мне следовало сразу выразиться, вполне может быть разрушена одним-единственным решительным человеком, к чему у тебя все данные: доступ к вершинам власти, геройская репутация…
Барнвельт помотал головой:
— По натуре я довольно тихий малый и не испытываю желания свет летучий пролить на престолы, чтоб черное стало черней.[23]
— Да ладно тебе, Дирк! Ты у нас любишь быть первым. Я за тобой давно наблюдаю.
— По крайней мере, я не собираюсь совать голову в петлю, пока королева Альванди не рассталась с привычкой травить своих подданных духами — как их там, «Разнузданная похоть»? — чтобы держать под каблуком. А потом, остаются мои обязательства перед фирмой.
— Точно — я и забыл про «Игорь Штайн Лимитед». Слушай, а почему бы шейле не сменить работу? Тогда тебе не придется становиться консортом.
— Честно говоря, она уже это пообещала. Она даже готова лететь со мной на Землю.
— Господи, да что ж тебе еще надо? — переполошился Тангалоа. — С этакой-то цыпочкой! Да я бы на твоем месте…
— Она же кришнянка, дурень!
— Ну и что? Отношения-то все равно возможны… или во «Второзаконии»[24] что-нибудь против этого сказано?
— Да не в том дело. Мы несовместимы. Понял, в каком смысле?
— Тем лучше! Можно не волноваться насчет…
— Но я так не хочу!
— В смысле, ты хочешь, чтоб вокруг бегала куча маленьких Дирков? Как будто одного мало?
— Ох! — простонал Барнвельт.
— Возвышенные помыслы о бессмертии рода?
— Да причем тут это? Просто я сторонник стабильной семейной жизни, а один голый секс никогда тебе этого не даст.
— Ха-ха, — молвил Тангалоа. — Чего это ты там цитировал Куштаньозо насчет отвергания светлого бесчестья любви? Ты все еще повязан массой иррациональных табу, мой мальчик. Вот у нас в Полинезии давно…
— Знаю. Может, тебе система прогрессивной полигамии в самый раз, но я-то иначе устроен. Так что никакие яйцекладущие принцессы в мою жизнь не вписываются.
— Чрезвычайно нетерпимые расовые предрассудки.
— Да мне плевать, это мои воззрения. Очень хорошо, что подвернулась эта экспедиция и мы расстались, иначе у меня никогда не хватило бы пороху ее бросить.
— Ну ладно, это твое дело, — заявил Тангалоа и вытер лоб. — А тут пожарче, чем на северных территориях Австралии в январе!
— Южный ветер, — отозвался Барнвельт. — До самого Сунгара париться будем.
— Надо брать пример с этих чуваков из Дарьи. Как только мы отвалили от причала в Дамованге, они переоделись в национальные костюмы — намазались жиром, а теперь они и жир стерли.
Наконец в туманной дымке на горизонте показались очертания Сунгара. Барнвельт, у которого уже возникло ощущение, будто он знает местные воды как свои пять пальцев, проложил курс к северо-западному побережью плавучего острова, где располагался вход в поселение пиратов. Планер вернулся на «Куманишт» с сообщением, переданным на «Джунсар» флажными сигналами, что навстречу им движется какой-то корабль. Едва только сообщение разобрали, как появился и сам корабль. Приблизившись, он убрал паруса и на веслах направился прямиком к «Джунсару». Оба судна замедлили ход, пока не замерли друг против друга, почти касаясь носами. На грот-мачте пирата реял зеленый вымпел перемирия.
— Кто вы такие и чего вы тут делаете? — спрошено было с носа сунгарского корабля дребезжащим голосом на квирибском диалекте.
Барнвельт сказал герольду с рупором, который стоял рядом с ним:
— Ответь, что мы — объединенные военно-морские силы моря Садабао, пришли очистить Сунгар от мерзавцев,
— Очистить от нас?! — донесся в ответ возмущенный вопль. — Да мы вас… — тут сунгарский парламентер чуть ли не со слышимым усилием взял себя в руки. — Собираетесь ли выставить вы условия некие, покуда потасовка не началась?
— Ежели сдадитесь вы нам на милость, гарантируем мы вам жизнь, но ничего больше — ни свободы, ни имущества!
— Какие добряки, ха-ха! Ухожу я, дабы донести обещанье ваше щедрое до начальства!
Прежде чем развернуться, сунгарская галера довольно долго пятилась задним ходом — очевидно, капитан ее предпочел не подставлять свой уязвимый борт под неприятельский таран на близкой дистанции, перемирие там, или не перемирие. Потом послышался неистовый стук и плеск пиратских весел, и корабль помчался в сторону прохода в водорослях.
«Джунсар» двинулся вслед за ним, лениво перебирая веслами, чтобы дать сунгарцам возможность рассмотреть ультиматум. Вдруг суматошный перестук весел донесся до Барнвельта: «Доурия Деджаная» королевы Альванди вся в пене понеслась вдогонку за пиратами.
— Эй, вы там! — гаркнул Барнвельт через воду. — А ну назад в строй!
Назад прилетел хриплый лай королевы:
— Герольдом у них Гизил-Шорник! Потоплю я корабль его, и…
— Какой еще Гизил-Шорник?
— Дерзкий бродяга квирибский и известный разжигатель недовольства средь мужчин наших! Велели мы повесить мерзавца, Да, про приказ сей прослышав, спасся он бегством. На сей раз не уйти ему!
— Вернитесь в строй, — повторил Барнвельт.
