Теперь я все больше и больше ощущал одиночество. Мой первый выход в Астрал вспоминался мне, будто сон, и бывало, что я и не верил в этот выход! Я считал его нереальным, но и возражал на это каждый раз: ведь память, память астрального тела жила во мне, как откровение.
Учителю я еще не рассказывал об этом выходе. Я не то чтобы не решался, а, скорее, берег впечатления астрального тела, осознавал его молчаливое существование.
Мне казалось, а это потом и подтвердилось, что новое хорошо осваивается в два, в три приема. Напористость без передышки - путь в открытую, голую гору, а этапность - ступени в этой горе. С голой горы легко скатиться, а на любой из ступеней можно свободно и основательно передохнуть. Так я постигал тайну преодоления препятствий и продвижения.
Новое всегда лучше как бы забывать, а потом опять вернуться к нему, и происходит удивительное: новое становится хорошо освоенным старым! А все потому, что оно успело прийти в равновесие с прошлым опытом, можно сказать - улеглось...
И мое астральное тело тоже улеглось теперь во мне, и я был твердо уверен, что не так уж и далеко то время, когда память астрального тела, мой скромный астральный опыт, понадобится мне для совершенства.
Однако требовались консультации. Я боялся натворить чего-нибудь неисправимого, и потому, сегодня, решил, что обязательно позвоню Ивану.
Эта тишина, которая сформировалась вокруг меня в последнее время, честно сказать - нравилась мне. Нравилась своим спокойствием и беззаботностью человеческих отношений.
Но вскоре мне предстояло разочароваться в своем блаженстве, ибо, как я потом буду понимать, тишина, или затишье в жизни, это первый признак, что ты на неправильном пути! Это значит, что ты не мешаешь, что ты серенький, неопасный, тепленький! Что ты не зажигаешь спичек, не включаешь ночник души своей и не обнажаешь тем самым шевелящийся мрак чудовищных теней!
Постольку поскольку я занимался литературой, у меня и среда общения вычерчивалась своеобразная.
Однако в последние полгода я абсолютно перестал ходить на какие-либо литературные скопища нашего города. Только иногда меня навещал мой старый приятель, прозаик и поэт, - Павел Мечетов. Ему нравились эти занудливые, графоманские объединения и он приносил оттуда вести суетливой простоты.
Сегодня как раз был день одной из таких наших литературных аудиенций. Обычно мы встречались у меня дома: перетасовывали книги на моих книжных полках в поисках ответов на причудливые вопросы, возникающие у нас.
В этот раз мы встретились у меня в кинотеатре: сидели, пили чай, слушали тихую музыку, спорили по обыкновению, размышляли, обменивались чтением своих литературных опытов...
- Ты прав, конечно, Сергей, - рассуждал Паша. - Любовь, как говорил Бэкон, лучше отстранять, отличать от главных дел, основных в жизни занятий. - Паша всегда начинал с того, что соглашался со мной, а потом... - Да, - продолжал он, - любовь должна дополнять, а не доминировать!.. Но!.. Может ли любовь быть наполовину?.. Можно ли на какое-то расстояние отодвинуть свои чувства в сторону, а потом, по желанию, возвратить их обратно?.. Не кажется ли тебе, что чувства либо есть, либо их нет, а поскольку и любовь тоже - чувство, то, значит, она тоже: либо существует, либо нет!
По-моему, невозможно любовь где-то оставлять, забывать на какое-то время или отбрасывать ее; как бы не пришлось потом потратить времени больше на ее поиски или возвращение, нежели выиграть свободы от нее на сотворение больших дел? А? Как ты думаешь?
- Я полагаю, что ты прав, Паша, но прав - однобоко, искривленно как-то, - сказал я.
- Почему же? - возразил Паша.
- А вот почему: любовь - это состояние, ты согласен? - спросил я, ибо памятовал о том, что в разговоре с Мечетовым всегда необходимо иметь представление о его платформе, иначе можно было уйти в такие дебри, что и не отыщешь друг друга.
- Да, - согласился Мечетов, - любовь - это состояние, но состояние, сформированное из чувств, из комплекса чувств!
- Хорошо, - сказал я, - идем дальше... Зачем же смотреть на любовь так спектрально, я сказал бы - не по-литературному, Паша! Ведь, смотри: к чему же свою любовь привязывать, определять навек среду ее обитания?! Она ведь и так выродиться может, или привести к сумасшествию, или ограничить!.. Такая любовь - горе и невзгоды! Пожалуй, при такой любви из постели-то не выберешься, и от ее губ не оторвешься, молчать будешь, и дальше ее груди - ничего не увидишь! Мне кажется, Бэкон прав: надо научиться отодвигать любовь, а я уточнил бы по-своему! Любовь надо уметь переносить с объекта на объект.
- Ну, это оправдание для разврата, - возмутился Мечетов.
- Послушай, Паша: мы сейчас не будем с тобою, если ты не возражаешь, углубляться в подобные, я считаю, мелкие переносы любви. Это, я тебе скажу, кому как вздумается - заниматься развратом или еще чем... Давай-ка остановимся поближе к Бэкону! Согласен?
- Ну, давай! - согласился Мечетов.
- Бэкон имел в виду, - продолжал я, - отстранение любви от главных дел, а главное дело для человека, по большому счету, это все-таки путь к истине, не правда ли?
- Согласен, - сказал Мечетов.
- Так вот, - уверенно заговорил я дальше. - Я и определяю, что надо научить свою любовь переносить от конкретного, любимого человека и превращать эту любовь в устремленность к истине. Любовь - это энергия устремленности, ее очарование!
- Ну, хорошо! - вмешался Мечетов. - Ты отвел свою любовь от любимого человека, а он, этот человек - раз, и все, его нет, ушел, предположим, и навсегда!
- Я понимаю, что ты имеешь в виду, Паша, - сказал я - И сейчас постараюсь тебе объяснить, почему я так думаю...
Да, конечно же, я согласен, что если любимого человека, словно куклу, отвергать и привлекать по своему желанию, то это мало к чему хорошему приведет... Но здесь необходим бумеранговый такт! Запустил бумеранг, а пока он возвращается, мало того, что он успеет сделать что-то важное поразить необходимую цель, ты, ко всему прочему, имеешь полное ощущение, что этот бумеранг принадлежит лишь тебе, и он обязательно вернется, и ты даже знаешь когда, и все это радует тебя, но у тебя есть свободное от него время и восторг встречи - впереди!.. Ты меня понимаешь, Паша?
- Начинаю понимать, но как это будет выглядеть на практике, так сказать, в жизни?! Говорить-то хорошо и легко! У меня вон трое детей, и куда их и жену забумерангивать, и как?! - спросил Мечетов и, тяжело вздохнув, добавил, - писать не дают.
Мы немного помолчали. Я посматривал на Пашу, а он на меня.
Паша на два года был моложе меня, но, действительно, чудотворец, не иначе, - уже имел троих детей!
Выглядел он измученно, но был подвижен в жестах и мимике... Сам невысокого роста, но широкоплечий. Вечно в старых одеждах, еще бы, зарплата у него сто рублей, - охранник на заводе: работа - сутки на трое, "один к трем" - как любил шутить он.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
